Сила действия равна…

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Сила действия равна…

— А ну попробуй обзови меня еще раз козой! — потребовала с порога Ираида. — Обзови, ну!

Степан внимательно посмотрел на нее и отложил газету.

Встал. Обогнув жену, вышел в коридор — проверить, не привела ли свидетелей. В коридоре было пусто, и Степан тем же маршрутом вернулся к дивану. Лег. Отгородился газетой.

— Коза и есть!..

Газета разорвалась сверху вниз на две половинки.

Степан отложил обрывки и снова встал. Ираида не попятилась.

— Выбрали, что ль, куда? — хмуро спросил Степан.

— А-а! — торжествующе сказала Ираида. — Испугался? Вот запульну в Каракумы — узнаешь тогда козу!

— Куда хоть выбрали-то? — еще мрачнее спросил он.

— А никуда! — с вызовом бросила Ираида и села, держа позвоночник параллельно спинке стула. Глаза — надменные. — Телекинетик я!

— Килети… — попытался повторить за ней Степан и не смог.

— На весь город — четыре телекинетика! — в упоении объявила Ираида. — А я из них — самая способная! К нам сегодня на работу ученые приходили: всех проверяли, даже уборщицу! Ни у кого больше не получается — только у меня! С обеда в лабораторию забрали, упражнения показали… развивающие… Вы, говорят, можете оперировать десятками килограммов… Как раз хватит, чтоб тебя приподнять да опустить!

— Это как? — начиная тревожиться, спросил Степан.

— А так! — И Ираида, раздув ноздри, страстно уставилась на лежащую посреди стола вскрытую пачку «Родопи». Пачка шевельнулась. Из нее сама собой выползла сигарета, вспорхнула и направилась по воздуху к остолбеневшему Степану. Он машинально открыл рот, но сигарета ловко сманеврировала и вставилась ему фильтром в ноздрю.

— Вот так! — ликующе повторила Ираида.

Степан закрыл рот, вынул из носа сигарету и швырнул об пол. Двинулся, набычась, к жене, но был остановлен мыслью о десятках килограммов, которыми она теперь может оперировать…

В лаборатории Степану не понравилось — там, например, стоял бильярдный стол, на котором тускло блестел один-единственный шар. Еще на столе лежала стопка машинописных листов, а над ними склонялась чья-то лысина — вся в синяках, как от медицинских банок.

— Так это вы тут людей фокусам учите? — спросил Степан.

— Минутку… — отозвался лысый и, отчеркнув ногтем строчку, вскинул голову.

— Вы глубоко ошибаетесь, — важно проговорил он, выходя из-за бильярда. — Телекинез — это отнюдь не фокусы. Это, выражаясь популярно, способность перемещать предметы, не прикасаясь к ним.

— Знаю, — сказал Степан. — Видел. Тут у вас сегодня жена моя была, Ираида…

Лысый так и подскочил.

— Вы — Щекатуров? Степан… э-э-э…

— Тимофеевич, — сказал Степан. — Я насчет Ираиды…

— Вы теперь, Степан Тимофеевич, берегите свою жену! — с чувством перебил его лысый и схватил за руки. — Феномен она у вас! Вы не поверите: вот этот самый бильярдный шар — покатила с первой попытки! И это что! Она его еще потом приподняла!..

— И опустила? — мрачно осведомился Степан, косясь на испятнанную синяками лысину.

— Что? Ну разумеется!.. А вы, простите, где работаете?

Степан сказал.

— А-а… — понимающе покивал лысый. — До вашего предприятия мы еще не добрались. Но раз уж вы сами пришли, давайте я вас проверю. Чем черт не шутит — вдруг и у вас тоже способности к телекинезу!

— А что же! — оживился Степан. — Можно.

Проверка заняла минут десять. Никаких способностей к телекинезу у Степана не обнаружилось.

— Как и следовало ожидать, — ничуть не расстроившись, объявил лысый. — Телекинез, Степан Тимофеевич, величайшая редкость!

— Слушай, доктор, — озабоченно сказал Степан, — а выключить ее теперь никак нельзя?

— Кого?

— Ираиду.

Лысый опешил.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, я не знаю, по голове ее, что ли, стукнуть… Несильно, конечно… Может, пройдет, а?

— Вы с ума сошли! — отступая, пролепетал лысый. И так, бедняга, побледнел, что синяки на темени черными стали.

— Сходи за картошкой, — сказала Ираида.

Степан поднял на нее отяжелевший взгляд.

— Сдурела? — с угрозой осведомился он.

— Я тебе сейчас покажу "сдурела"! — закричала она. — Ты у меня поговоришь! А ну вставай! Разлегся! Тюлень!

— А ты… — начал было он по привычке.

— Кто? — немедленно ухватилась Ираида. — Кто я? Говори, раз начал! Кто?

В гневе она скосила глаза в сторону серванта. Сервант накренился и, истерически задребезжав посудой, тяжело оторвался от пола. Степан, бледнея, смотрел. Потом — по стеночке, по стеночке — выбрался из-под нависшего над ним деревянно-оловянно-стеклянного чудовища и, выскочив в кухню, сорвал с гвоздя авоську…

— …у-у, к-коза! — затравленно проклокотал он, стремительно шагая в сторону овощного магазина.

— Знаешь, ты, доктор, кто? — уперев тяжкие кулаки в бильярдный стол, сказал Степан. — Ты преступник! Ты семьи рушишь.

Лысый всполошился.

— Что случилось, Степан Тимофеевич?

На голове его среди изрядно пожелтевших синяков красовались несколько свежих — видимо, сегодняшние.

— Вот ты по городу ходишь! — возвысил голос Степан. — Людей проверяешь!.. Не так ты их проверяешь. Ты их, прежде чем телетехнезу своему учить, — узнай! Мало ли кто к чему способный!.. Ты вон Ираиду научил, а она теперь чуть что — мебель в воздух подымает! В Каракумы запульнуть грозится — это как?

— В Каракумы? — ужаснулся лысый.

Сердце у Степана екнуло.

— А что… может?

Приоткрыв рот, лысый смотрел на него круглыми испуганными глазами.

— Да почему же именно в Каракумы, Степан Тимофеевич? — потрясение выдохнул он.

— Не знаю, — глухо сказал Степан. — Ее спроси.

Лысый тихонько застонал.

— Да что же вы делаете! — чуть не плача, проговорил он. — Степан Тимофеевич, милый! Да купите вы Ираиде Петровне цветы, в кино сводите — и не будет она больше… про Каракумы!.. Учили же в школе, должны помнить: сила действия всегда равна силе противодействия. Вы к ней по-хорошему — она к вам по-хорошему. Это же универсальный закон! Даже в телекинезе… Вот видите эти два кресла на колесиках? Вчера мы посадили в одно из них Ираиду Петровну, а другое загрузили балластом. И представьте, когда Ираида Петровна начала мысленно отталкивать балласт, оба кресла покатились в разные стороны! Вы понимаете? Даже здесь!..

— И тяжелый балласт? — тревожно спросил Степан.

— Что? Ах, балласт… Да нет, на этот раз — пустяки, не больше центнера.

— Так… — Степан помолчал, вздохнул и направился к двери. С порога обернулся.

— Слушай, доктор, — прямо спросил он. — Почему у тебя синяки на тыковке? Жена бьет?

— Что вы! — смутился лысый. — Это от присосок. Понимаете, датчики прикрепляются присосками, ну и…

— А-а… — Степан покивал. — Я думал — жена…

Купить букет — полдела, с ним еще надо уметь обращаться. Степан не умел. То есть умел когда-то, но разучился. Так и не вспомнив, как положено нести эту штуку — цветами вверх или цветами вниз, он воровато сунул ее под мышку и — дворами, дворами — заторопился к дому.

Ираида сидела перед зеркалом и наводила зеленую тень на левое веко. Правое уже зеленело вовсю. Давненько не заставал Степан жену за таким занятием.

— Ирочка…

Она изумленно оглянулась на голос и вдруг вскочила. Муж подбирался к ней с кривой неискренней улыбкой, ДЕРЖА ЗА СПИНОЙ КАКОЙ-ТО ПРЕДМЕТ.

— Не подходи! — взвизгнула она, и Степан остановился, недоумевая.

Но тут, к несчастью, Ираида Петровна вспомнила, что она как-никак первый телекинетик города. Степана резко приподняло и весьма чувствительно опустило. Сознания он не терял, но опрокинувшаяся комната еще несколько секунд стремительно убегала куда-то вправо.

Он лежал на полу, а над ним стояла на коленях Ираида, струящая горючие слезы из-под разнозеленых век.

— Мне?… — всхлипывала она, прижимая к груди растрепанный букет. — Это ты — мне?… Степушка!..

Степушка тяжело поднялся с пола и, подойдя к дивану, сел. Взгляд его, устремленный в противоположную стену, был неподвижен и нехорош.

— Степушка! — Голос Ираиды прервался.

— Букет нес… — глухо, с паузами заговорил Степан. — А ты меня — об пол?…

Ираида заломила руки.

— Степушка!

Вскочив, она подбежала к нему и робко погладила по голове. Словно гранитный валун погладила. Степан, затвердев от обиды, смотрел в стену.

— Ой, дура я, дура! — заголосила тогда Ираида. — Да что ж я, дура, наделала!

"Не прощу! — исполненный мужской гордости, мрачно подумал Степан. — А если и прощу, то не сразу…"

Через каких-нибудь полчаса супруги сидели рядышком на диване, и Степан — вполне уже ручной — позволял и гладить себя, и обнимать. Приведенный в порядок букет стоял посреди стола в хрустальном кувшинчике.

— Ты не думай, — проникновенно говорил Степан. — Я не потому цветы купил, что телетехнеза твоего испугался. Просто, дай, думаю, куплю… Давно ведь не покупал…

— Правда? — счастливо переспрашивала Ираида, заглядывая ему в глаза. — Золотце ты мое…

— Я, если хочешь знать, плевать хотел на твой телетехнез, — развивал свою мысль Степан. — Подумаешь, страсть!..

— Да-а? — лукаво мурлыкала Ираида, ласкаясь к мужу. — А кто это у нас недавно на коврике растянулся, а?

— Ну, это я от неожиданности, — незлобиво возразил Степан. — Не ожидал просто… А так меня никаким телетехнезом не сшибешь. Подошел бы, дал бы в ухо — и весь телетехнез!

Ираида вдруг отстранилась и встала.

"Ой! — спохватился Степан. — А что это я такое говорю?" Поздно он спохватился.

Ираида сидела перед зеркалом и, раздувая ноздри, яростно докрашивала левое веко. За спиной ее, прижав ладони к груди, стоял Степан.

— Ирочка… — говорил он. — Я ж для примера… К слову пришлось… А хочешь — в кино сегодня пойдем… Сила-то действия, сама знаешь, чему равна… Я к тебе по-хорошему — ты ко мне по-хорошему…

— Мое свободное время принадлежит науке! — отчеканила она по-книжному.

— Лысой! — мгновенно рассвирепев, добавил Степан. — Кто ему синяки набил? Для него, что ли, мажешься?

Ираида метнула на него гневный взгляд из зеркала.

— Глаза б мои тебя не видели! — процедила она. — Вот попробуй еще только — прилезь с букетиком!..

— И что будет? — спросил Степан. — В Каракумы запульнешь?

— А хоть бы и в Каракумы!

Степан замолчал, огляделся.

— Через стенку, что ли? — недоверчиво сказал он.

— А хоть бы и через стенку!

— Ну и под суд пойдешь.

— Не пойду!

— Это почему же?

— А потому, — Ираида обернулась, лихорадочно подыскивая ответ. — Потому что ты сам туда сбежал! От семьи! Вот!

Степан даже отступил на шаг.

— Ах ты… — угрожающе начал он.

— Кто? — Ираида прищурилась.

— Коза! — рявкнул Степан и почувствовал, что подошвы его отрываются от пола. Далее память сохранила ощущение страшного и в то же время мягкого удара, нанесенного как бы сразу отовсюду и сильнее всего — по пяткам.

Что-то жгло щеку. Степан открыл глаза. Он лежал на боку, под щекой был песок, а прямо перед глазами подрагивали два невиданных растения, напоминающих желто-зеленую колючую проволоку.

Он уперся ладонями в раскаленный бархан и, взвыв, вскочил на ноги.

— Коза!!! — потрясая кулаками, закричал он в темный от зноя зенит. — Коза и есть! Коза была — козой останешься!..

Минуты через две он выдохся и принялся озираться. Слева в голубоватом мареве смутно просматривались какие-то горы. Справа не просматривалось ничего. Песок.

Да, пожалуй, это были Каракумы.

Грузовик затормозил, когда Степану оставалось до шоссе шагов двадцать. Хлопнула дверца, и на обочину выбежал смуглый шофер в тюбетейке.

— Геолог, да? — крикнул он приближающемуся Степану. — Заблудился, да?

Степан брел, цепляясь штанами за кусты верблюжьей колючки.

— Друг… — со слезой проговорил он, выбираясь на дорогу. — Спасибо, друг…

Шофера это тронуло до глубины души.

— Садись, да? — сказал он, указывая на кабину.

Познакомились. Шоферу не терпелось узнать, как здесь оказался Степан. Тот уклончиво отвечал, что поссорился с женой. Километров десять шофер сокрушенно качал головой и цокал языком. А потом принялся наставлять Степана на путь истинный.

— Муж жена люби-ить должен, — внушал он, поднимая сухой коричневатый палец. — Жена муж уважа-ать должен!.. Муж от жены бегать не до-олжен!..

И так до самого Бахардена.

Ах, Ираида Петровна, Ираида Петровна!.. Ведь это ж додуматься было надо — применить телекинез в семейной перепалке! Ну чисто дитя малое! Вы бы еще лазерное оружие применили!..

И потом — учили ведь в школе, должны помнить, да вот и лысый говорил вам неоднократно: сила действия равна силе противодействия. Неужели так трудно было сообразить, что, запульнув вашего супруга на черт знает какое расстояние к югу, сами вы неминуемо отлетите на точно такое же расстояние к северу! А как же иначе, Ираида Петровна, — массы-то у вас с ним приблизительно одинаковые!..

Несмотря на позднюю весну, в тундре было довольно холодно. Нарты ехали то по ягелю, то по снегу.

Первые десять километров каюр гнал оленей молча. Потом вынул изо рта трубку и повернул к заплаканной Ираиде мудрое морщинистое лицо.

— Однако муж и жена — семья называется, — сообщил он с упреком. — Зачем глаза покрасила? Зачем от мужа в тундру бегала? Жена из яранги бегать будет — яранга совсем худой будет…

И так до самого Анадыря.