Ферма Карабаса
Ферма Карабаса
Вскоре после выхода первых глав «Бандитского Петербурга» заглянул ко мне в редакцию один гражданин. В целом положительно отозвавшись о моих очерках, он посетовал на некоторые неточности в рассказе об иерархической структуре петербургских банд. Глубокие познания визитера в предмете нашей беседы, его манеры, одежда и речь не оставляли сомнений в определении избранной им профессии. Да он и не скрывал ее практически с самого начала нашего знакомства. Гражданин представился Карабасом [69], лидером одной из бандитских группировок Петербурга. Карабас заверил, что его визит не будет иметь никаких неприятных последствий: он-де вызван исключительно благородными целями – помочь журналистам правдиво рассказать читателям о таком интересном явлении, как современный бандитизм.
– Поймите, Андрей, – говорил Карабас уже в ресторане, где он предложил продолжить беседу, – пройдут годы, и все у нас в России устаканится. Нынешние бандиты станут солидными предпринимателями, бизнесменами, может быть, даже издателями и меценатами. В мировой истории такое уже было – в США. Так вот, в далеком будущем историкам наверняка будет интересно знать – с чего, с какого капитала зарождались могущественные корпорации и финансовые империи. Откуда взять эти сведения? В том числе и из старых книг и газет. Понимаете? О нас в будущем будут судить и по тому, что вы напишете сегодня. Это понимают не все из нашей среды, но те, кто понимает, безусловно заинтересованы в объективной информации о нас…
Карабас не шутил. Он вертел в руках полупустой фужер, смотрел куда-то поверх моей головы и мыслями был далеко в «грядущем». Я усмехнулся, и Карабас вернулся в день сегодняшний.
– Понимаю, о чем вы подумали, – сказал он. – Нет, я не имею в виду себя лично – не настолько я тщеславен. Я говорю о всем явлении в целом. Нынешний бандитизм в России переходного периода от социализма к капитализму – это не примитивная уголовщина, в чем пытаются уверить обывателей наши оппоненты из ментовки. Это сложное и интересное социально-экономическое явление – между прочим, объективное, как любая историческая закономерность… А что касается личностей… В США сейчас вышла книга – «История американской преступности» – настоящий бестселлер! Не читали? Я пришлю вам экземпляр… Может быть, когда-нибудь нечто подобное выйдет и у нас – и это тоже будет безумно интересно! Вот только кто будет ее писать? Я лично опасаюсь однобокого, предвзятого подхода, ведь большинство пишущих на криминальные темы получают информацию из милиции, а ее вряд ли можно назвать абсолютно объективной. Нас часто изображают этакими тупыми монстрами, которые выжигают деньги из людей утюгами и паяльниками…
И Карабас пустился в долгие рассуждения, суть которых сводилась к тому, что все – люди, в том числе и бандиты, поэтому и среди них бывают хорошие и плохие, честные и подлые, трусливые и смелые, жестокие и добрые, жадные и щедрые. Карабас приводил многочисленные примеры, которые должны были подтвердить его слова, правда, там, где нужно было назвать кличку или имя, он, с небольшой паузой, говорил: один человек или другой человек. «Человеками» Карабас называл исключительно бандитов, говоря же о бизнесменах, употреблял словосочетания – один барыга или другой барыга.
Я начал уже немного уставать от разговора, который на самом деле был практически монологом, как вдруг Карабас, рассказывая о методах получения денег с должников, произнес следующее:
– Лично я – против физической жестокости. Всегда есть другие методы. Например, моих должников никто не пытает и не мучает, если они не могут отдать долг, их просто доставляют в мое имение, где они отрабатывают то, что задолжали. На селе рабочие руки – большой дефицит.
Я стал расспрашивать его об этом подробнее, но Карабас неожиданно замкнулся, свернул беседу, и мы распрощались, договорившись о том, что этот разговор будет не последним.
Все последующие встречи я возвращался к теме Карабасовского имения и трудящихся там должников, но он особого энтузиазма не проявлял, пока однажды, махнув рукой, не сказал в сердцах:
– Да что ты прицепился ко мне с этой фермой? Что да как… Поехали со мной туда на выходные, сам все и увидишь!
Может быть, он сказал это погорячившись. Может быть, считая, что я откажусь от поездки. Но я согласился. Правда, от момента его приглашения до самой поездки прошло почти полтора месяца – то у него возникали срочные дела, то барахлила машина, то еще что-то. Мне казалось, что Карабас сам не рад тому, что меня пригласил, а время тянет, чтобы на его ферме все успели привести в то состояние, когда можно было бы без опаски пустить туда журналиста. Наконец он позвонил мне в одну из пятниц:
– Завтра я еду на ферму. Поедешь?
– Конечно!
– Я буду у твоего дома в шесть утра.
На следующее утро вишневый «мерседес» стоял у моего подъезда. Карабас сидел за рулем, на сиденье рядом с ним расположилась красивая женщина.
– Моя жена – Андрей, – представил он нас друг другу.
Я спросил, далеко ли нам ехать.
– Километров четыреста, часа за четыре доедем.
– Это по нашим-то дорогам?
Карабас хмыкнул.
– Все ругают наши дороги, а ругать надо наши машины, – сказал он, любовно поглаживая руль «мерседеса».
Мы отправились в путь. Когда проехали километров сто, Карабас повернулся ко мне и предложил:
– Ты ляг, поспи.
– Да я не хочу…
– А ты все равно ляг, – и я понял, что он не хочет, чтобы я запомнил дорогу. Машина поворачивала, петляла, негромко играл магнитофон…
– Просыпайтесь, подъезжаем, – потрясла меня за плечо супруга Карабаса.
Я сел. Карабас обернулся ко мне, потом высунул руку из окна и довольным голосом сказал:
– Кому принадлежат эти поля и леса? – и ответил сам себе: – Маркизу Карабасу! А вот и мое имение.
Имение Карабаса представляло собой хутор, стоящий на небольшой возвышенности. Очень большой дом, служебные постройки, баня, сад и просторный загон для скота. Вокруг дома натянута толстая стальная проволока, к которой цепями пристегнуты два огромных волкодава. Волкодавам это позволяло ходить вокруг всего хутора. Перед домом стоял небольшой красный трактор.
Из избы вышли четверо мужчин, трое еще не старых и один седой и колченогий.
– Батюшки, приехали! А мы уж и не ждали! Радость-то какая! – запричитал колченогий. В бурных проявлениях его «радости» чувствовались фальшь и испуг.
– Режь барана, – коротко бросил Карабас, проходя в избу. Молодые в это время удерживали рычащих волкодавов.
– Барашка-то нетрудно, сей момент, но, может быть, и не надо? Вечером Иван лося подстрелил, сейчас котлеток навертим, печеночки поджарим? А? Баньку, баньку-то истопить? – суетился колченогий.
Карабас вопросительно взглянул на меня и сказал:
– Бани не надо, времени мало. А лося готовьте. Браконьерите?
– Почему это браконьерим? Он на нашей земле был. Иван его у самой избы завалил…
Все увиденное и услышанное живо напоминало кадры из какого-то полузабытого кинофильма – «барин приехал»!
Изба была большой – как бы две просторные горницы, в одной – три кровати, в другой – пять. Чувствовалось, что женщин в избе практически не бывает, вроде бы и чисто, а нет того уюта, который создают за полчаса женские руки…
– Ну вот, располагайся, – сказал Карабас, садясь за стол. – Это мое имение. И все вокруг – докуда глаз хватает – моя земля. Фермерское хозяйство.
– А эти люди… Это и есть должники?
– Нет, это мои постоянные работники. Хромой-то, кстати, раньше оперным певцом был, пока ему ноги не перебили… Его тут ходить заново учили, от алкоголизма вылечили… А Ваня, который лося подстрелил, он раньше в Питере ночным «шашлычником» работал, знаешь, на улицах стоят такие? Вот и он стоял так, пока однажды «одного человека» собачиной не накормил. Тот шашлык дожевал и за будку по нужде завернул – а там собачья шкура лежит… Теперь вот Ваня здесь…
– А какие работы выполняют должники? Они ведь люди городские, к сельскому труду не привыкшие…
– Простейшие навыки они здесь получают быстро. Уход за скотом, вскапывание грядок – ничего сложного.
– Родные, близкие их не беспокоятся, не ищут?
– Они, как правило, предупреждают родственников. Перед ними выбор невеликий – либо продавать все имущество, либо поработать здесь.
– Бежать отсюда не пробовали?
– Это невозможно. Отсюда не убежишь.
– А в милицию никто не обращался?
– Мы с этим не сталкивались.
– Ну а каков сам механизм списывания долга? Сколько должник может отработать в месяц?
– Долларов 30-40. Смотря как работает.
– Тридцать-сорок?! А если долг большой, ему что, всю жизнь здесь горбатиться?
– Так и должники-то кто? Спекулянты мелкие, матрешечники, фарца разная… Ты думаешь, у них долги большие? У кого сотня баксов, у кого двести. А те, у кого долги большие, у них всегда можно натурой долг взять. Да и зачем же бизнесмена от бизнеса надолго отрывать? Он перестанет бизнесменом быть. Другое дело, привезти его сюда для краткосрочной изоляции, так у нас для этого своя темница есть, тюрьма подземная, зинданчик. Пойдем покажу…
Карабас откинул люк в полу – вниз уходила деревянная лестница.
– Залезай, посмотри…
Я начал спускаться. Погреб был довольно глубоким, по крайней мере я мог в нем выпрямиться, не боясь удариться головой. Оглядеться не успел – Карабас захлопнул люк, и я остался в полной темноте. Стало как-то холодно и, если честно, страшно. В голову полезли разные нехорошие мысли. Но я успокаивал себя тем, что, видимо, Карабас решил пошутить. Пошутит и перестанет… Стал ощупывать руками стены погреба. В одном углу наткнулся на деревянный топчан. Провел рукой по стене – звякнул металл. В стену, обшитую досками, была вбита цепь, заканчивающаяся металлическим ошейником…
Люк наверху открылся, и показалось довольное лицо Карабаса.
– Ну как, проникся?
– Проникся… А где же сами должники-то? Сейчас есть кто-нибудь?
Карабас огорченно вздохнул и развел руками:
– Сейчас, как назло, нет никого. Мы ведь не занимаемся захватом пленников для обслуживания фермы. Люди не всегда бывают должны. У нас – то густо, то пусто. Рекорд был прошлой зимой – десять человек! Теснота была страшная, и экономически невыгодно – их же всех кормить надо… Ничего, скоро новые помещения построим… Пока в стране инфляция, деньги нужно в сельское хозяйство вкладывать. Продукты нужны людям всегда…
Обедали молча, лосятина почему-то не лезла в горло. После еды стали собираться обратно. Минут тридцать Карабас что-то тихо говорил колченогому, а тот подобострастно кивал.
Волкодавы тоже получили свою порцию мяса, они жрали сырую лосятину жадно и быстро, лапы у них до самого брюха были забрызганы кровью…
– Ну что, вижу, не очень тебе моя ферма понравилась? – констатировал Карабас.
– Неужели ты сам не понимаешь… Ведь эти должники, они просто становятся настоящими рабами… Дикость какая-то…
– А Россия пока еще – дикая страна… Да и их никто не заставлял в долги влезать… Эх, Андрей, рабство – это не факт сидения на цепи. Рабство – это состояние души…
Видимо, мои слова задели Карабаса, потому что, садясь в машину, он неожиданно сказал:
– Между прочим, некоторые сюда сами просились. А некоторых семьи отдавали и еще деньги нам платили – чтобы мы их от наркотиков и пьянства отучили. И излечивали, кстати. Первый месяц били каждый день, чтобы не выли, зато потом они в человеческий образ возвращались…
«Мерседес» тронулся, и Карабас вновь предложил мне лечь поспать. Но сон не шел, несмотря на сытный обед. Через пару часов езды Карабас остановился и предложил мне пересесть за руль – он засыпал. Жена его тоже спала. Глядя на них, мирно спящих, я пытался вызвать в себе какое-то чувство гнева, но почему-то не мог. Вместо гнева ощущалась тоска…
Карабас был прав – не дороги надо ругать у нас, а машины. На скорости 110 километров в час в «мерседесе» не чувствовалось толчков от ухабов и ям, иногда казалось, что машина стоит на месте и мы не удаляемся от «Карабасовского имения». Казалось, что вся наша страна чем-то похожа на ферму Карабаса…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.