Другие ценности

Другие ценности

Внутриполитические технологии Володина были довольно успешными. Новый идеолог Кремля избрал подход, противоположный прежнему сурковскому методу: он не пытался выстраивать какие-то сложные конструкции, проповедовать новые ценности или придумывать новые системы. Он считал, что нужно давать народу то, что он хочет. Володин любил изучать статистические выкладки и социологические опросы: они подтверждали, что власть все делает правильно, что Путин популярен и все его действия одобряются. При этом в своих действиях Володин очень любил руководствоваться именно анализом предпочтений населения и проводить политику, которая наверняка будет популярна. А новый популизм означал упор на традиционные консервативные ценности.

«Мне больно сегодня об этом говорить, но сказать я об этом обязан. Сегодня российское общество испытывает явный дефицит духовных скреп», — сказал Путин в своем послании к Федеральному собранию в декабре 2012 года. Это довольно архаичное словосочетание стало основой новой идеологии третьего срока.

Во время первого срока Путин, встречаясь с западными лидерами, подолгу и подробно объяснял свой взгляд на вещи: что происходит на Кавказе, почему не надо критиковать Кремль за проблемы с правами человека и почему Россия должна восприниматься как равноправный и стратегический партнер.

Когда ему не удалось убедить в этом своих друзей, он сменил повестку: в ходе второго срока он сыпал упреками, высказывал бесконечные претензии к своим партнерам, упрекая их в неискренности и невыполнении собственных обещаний.

К третьему сроку он разочаровался во всех и начал втолковывать совсем другие материи.

«Не стройте ложных умозаключений, — как-то говорил он на переговорах вице-президенту США Джо Байдену, — мы совсем не такие, как вы. Мы только похожи на вас. Но мы совсем другие. Это только с виду русские ничем не отличаются от американцев. На самом же деле внутри мы устроены иначе. У нас совсем другие ценности». Фактически, это была полная противоположность путинских тезисов десятилетней давности.

«Представьте себе, вот вы сидите в Кремле, — говорил он Ангеле Меркель. — И у вас есть избиратели, которые живут в Калининграде, а есть те, кто живут в Петропавловске-Камчатском. И вам на всю эту территорию, разную по языкам, взглядам, быту, как-то надо объединить. Надо нечто такое этим людям сказать, чтобы их склеило. Одна ваша соотечественница, великая соотечественница, была нашей императрицей. Екатериной II. Она поначалу хотела быстро отменить крепостное право. Но потом изучила, как устроена Россия, и знаете, что она сделала? Она усилила права дворянства и уничтожила права крестьянства. У нас нельзя иначе: шаг вправо, шаг влево — и все, ты теряешь власть».

По словам одного из ближайших помощников, Путин очень много думал о традиционных русских ценностях: «Именно ценностях, а не особом русском пути — путь, по его мнению, у всех один, все равно надо строить капитализм». Основным источником его размышлений были труды философа Ивана Ильина. Исходя из его работ, Путин формулировал основные ценности русского человека так: Бог, семья и собственность.

«При всех внешних колебаниях русские должны эту консервативную повестку защищать больше других народов. Для нас она важнее, мы же неспроста православные, — повторяет за Путиным один из его советников, — ведь, если бы не православие, наша идентичность была бы иной. А приняв православие, мы, так или иначе, противопоставили себя западному миру».

Другой приближенный говорит, что в какой-то момент для Путина самой главной скрепой, которая «склеивает» русский народ от Калининграда до Камчатки, стал он сам. Президент поверил в то, что без него все развалится.

Защитой «традиционных ценностей», популярных в народе, как раз и занялся Володин — тем более что укрепление патриархальности помогало борьбе с либеральной оппозицией. Очень удачной находкой стала борьба с пропагандой гомосексуализма, которая вдруг, в 2013 году, оказалась одной из важнейших тем внутриполитической повестки. Она логично вписывалась в политику «духовных скреп». Еще в середине нулевых в российских регионах начали принимать законы, запрещающие «гей-пропаганду». В 2012 году настала очередь Петербурга. Культурная столица, ставшая при губернаторе Полтавченко православной столицей России, приняла аналогичный закон, который вызвал много шума в прессе.

Премьер-министр Медведев в декабре 2012 года, отвечая на прямой вопрос, не будет ли принят аналогичный закон на федеральном уровне, ответил, что «далеко не все нравственные вопросы, поведенческие привычки и коммуникации между людьми нужно превращать в законодательство».

Однако уже месяц спустя именно такой закон был внесен в Думу и принят в первом чтении едва ли не единогласно (один депутат воздержался, один был против, остальные проголосовали за). Волна протестов прокатилась по всему миру, и она активно освещалась российскими государственными СМИ. Они рассказывали о происходящем с однозначной трактовкой: западное гей-лобби не может простить Путину того, что он защищает традиционные ценности. На госканале «Россия 1» даже изобрели термин «Гейропа», символизирующий, что противники Путина на Западе (да и в России) — сплошь представители сексуальных меньшинств.