По этапу, по этапу

По этапу, по этапу

Пройдя через вертушку дежурной части, мы с нарядчиком вышли на территорию производственных объектов зоны.

– Сейчас познакомлю вас с одним бывшим главой района. Интереснейший человек! Ну вот и пришли.

Мурашов толкнул дверь с табличкой «Мастер тарного цеха».

– Виктор Иванович, ты здесь? Принимай гостей.

Бывший глава района оказался седовласым человеком среднего роста. Одет он был не в тюремную робу, а в спортивный костюм.

– Ну, я пойду. К себе, – поспешил добавить нарядчик. – Виктор Иванович, потом проводишь человека? Обратно, до дежурной части.

На столе у мастера тарного цеха стопка газет и черно-белый советский телевизор. Над столом – полка с бумагами. Рядом с дверью вешалка, обжитая черной робой.

– Если хотите, я вам могу рассказать все по порядку, – разглаживая ладонью одну из газет, соглашается на исповедь осужденный. – Мне ведь скрывать нечего, поскольку я не считаю себя в чем-либо виноватым. Свою карьеру я начал с должности первого секретаря райкома комсомола. Потом заведовал орготделом райкома КПСС. Окончил Высшую партийную школу в Новосибирске, получил новое назначение – на должность второго секретаря райкома партии в одном из районов Красноярского края. В конце 1996 года меня избрали главой района. А через два с половиной года, в марте 1999-го, арестовали, вменив взятку, якобы полученную в июне 1997-го. Прежний глава района был племянником бывшего секретаря ЦК КПСС. Когда в середине девяностых началась приватизация, район буквально растащили по своим карманам власти предержащие. И я столкнулся с тем, что наполняемость бюджета по району была всего восемь процентов от нормы. А девяносто два процента шли дотациями. Раньше в районе были передвижная мехколонна, нефтебаза, два леспромхоза и другие предприятия, но теперь всего этого уже не было, всё приватизировали частники. И я стал бороться за возвращение району государственной собственности. Вернул, через суд, нефтебазу, а это вообще стратегический объект, еще вернул один леспромхоз… Была у нас ПМК – передвижная механизированная колонна, которую тоже приватизировали, а вместе с ней вдобавок котельную, водопровод и жилые дома, принадлежавшие ПМК. А мне объясняют, что якобы руководство ПМК заключило договор на поставку тепла району и якобы район не выполнил договор – не заплатил деньги. Дельцы из ПМК через судебные инстанции добились, чтобы район перечислил им деньги, и эти деньги потекли из бюджета. Астрономическая сумма…

Как позднее я узнал, во всей этой истории был кровно заинтересован районный прокурор. Но пока я ни о чем не подозревал, пытаясь латать дыры в районном бюджете. Еще до меня у района был договор с Норильском по переселению в наши края северян. Предполагалось, что норильские власти вольют в бюджет района значительные денежные суммы, а мы, в свою очередь, обещали обеспечить будущих переселенцев работой и жильем. Я звоню в Норильск, интересуюсь, каким образом они хотят участвовать в развитии нашего района. И вдруг слышу в ответ, дескать, мы вам закупили оборудование для целого бетонного завода. Начинаю выяснять что к чему, и, действительно, оказалось, при прежнем главе района был смонтирован на базе ПМК новый бетонный завод. Во время приватизации завод в документы не попал, а через год его продали частному предпринимателю. Стоимость завода в тех ценах восемь миллиардов рублей. Прежний глава района не поставил завод на баланс. Завод продали, но район не получил не копейки. Восемь миллиардов ушло на сторону… И вот ситуация: я теперь должен был принять какое-то решение. Норильск заявляет, что оказал району помощь, программа по переселению не отменяется, и мне, как новому главе района, нужно теперь нести всю ответственность за происшедшее. Что делать? Пишу заявление о хищении госсобственности в особо крупных размерах – на имя начальника РОВД. Учитывая должность заявителя, то есть мою должность, и суть дела, которое может перерасти в скандал, начальник районного отдела милиции пересылает мое заявление в Красноярск, оттуда оно поступает, в свою очередь, в региональный ОБЭП в Минусинске. И через полтора месяца я получаю короткий ответ: «Дело прекращено». То есть его даже не начинали, это дело. Еду в Красноярск, захожу к начальнику краевого УВД, рассказываю все по порядку. Он сразу берет телефонную трубку, набирает какой-то номер и, пока ждет абонента, заверяет меня, что во всем обязательно разберется. Приезжаю обратно в район и даже не успеваю приступить к делам – у меня случился гипертонический криз. Попадаю в больницу, проходит несколько дней, и вдруг ко мне – посетители, двое молодых людей. Показывают красные корочки и прямо в палате надевают мне наручники! Кто-то из медперсонала пытается сказать, что я – сердечник… Но куда там, меня увозят сразу в СИЗО, в камеру. Обвинили в том, что получил взятку от старательской артели из Тувы. Артель пользуется нашей автодорогой, и якобы я заявил начальнику артели, чтобы он платил мне за эту дорогу.

А что было на самом деле? Мой первый заместитель и директор муниципального центра однажды ездили в артель и взяли какой-то вексель. Об этом я узнал, когда прочитал уголовное дело. Посмотрел дату, и оказалось, когда они ездили в артель, я был в командировке. О той поездке своего заместителя, конечно, не мог знать. Да и позже я об этом ничего не слышал. Однако обвинение с меня не снимают. Наступает день судебного заседания. Проводят суд почему-то не в нашем районе, а в другом, соседнем. И что интересно, прокурор нашего района каждый день – а заседали несколько дней, – он ежедневно приезжал в другой район, за сотни километров, совещаться с судьей. И вот приговор – семь лет лишения свободы. Потом мне открываются все тайные пружины этого дела, я вдруг узнаю, кто был заинтересован в моей ликвидации…

В незаконной приватизации в районе, в переделе государственной собственности участвовали начальник РОВД, прокурор района, бывший глава района, его заместитель, начальник ПМК. Впоследствии начальника РОВД отправили на пенсию, бывшего главу района – руководить другим районом, а районного прокурора – на повышение, в краевую прокуратуру. Оказалось, заместитель прокурора края ездил на охоту с нашим прокурором… А когда я сидел еще в СИЗО, ко мне однажды приехал начальник регионального управления по борьбе с экономической преступностью и сказал, что уголовное дело по моему заявлению о хищении целого бетонного завода, который я хотел вернуть району, прекращено… за давностью факта хищения! Нашли верный ход: меня в районе не стало – и проблем в районе тоже не стало, как будто и не было.

Меня отправили в колонию под Минусинском. Другие осужденные знали, что я был главой района, злоупотреблениями по должности не занимался, и в зоне ко мне относились с уважением. При случае шли за советом… а это, видимо, кое-кого из моего бывшего окружения не устраивало. Получалось, даже в зоне я продолжал им мешать – только потому, что колония находилась на территории Красноярского края. Прошло полгода моего срока. Однажды в колонию приехал заместитель прокурора края, я издали его узнал, он шел по территории зоны с начальником колонии. Наступает вечер, меня вызывает начальник колонии и говорит:

– Тебя, Иваныч, зарядили на этап.

– Куда? – спрашиваю.

Он назвал регион. Я сразу понял, чья это инициатива. Зампрокурора приезжал на ролях гонца. Интересуюсь:

– На каком основании переводите?

Начальник зоны в ответ поднял глаза к потолку, давая понять, что не он решает такие вопросы.

После разговора с ним я вернулся в отряд и стал читать УПК. По закону, перевести меня в другую колонию могли только в трех случаях: либо в больницу, либо в целях моей безопасности, либо по моему личному заявлению. Хорошо, думаю, напишу вам заявление – и пишу, что отказываюсь от этапа. Отношу свое заявление в дежурную часть. И как ни в чем не бывало утром следующего дня иду на работу, в столовую, где я был старшим поваром. Начинается смена, ко мне подходят сотрудники колонии, надевают мне наручники – и в автозак, который везет меня к поезду. И сюда – в спецзону.

Как бы в подтверждение своих слов, Виктор Иванович оглядывает помещение и разводит руками.

Кто-то стучит в дверь, приоткрывает ее, в образовавшемся проеме показывается голова в черной кепке и рука в черной робе.

– Виктор Иванович, можно взять ключ?

– Берите, вон на гвозде висит.

Рука в робе поднимается до верхнего уровня дверного косяка, снимает с гвоздя ключ и исчезает с той стороны двери.

– Новая смена пришла, – поясняет бывший глава района. – Вот, ключ попросили, а я здесь – мастер тарного цеха.

Виктор Иванович пытается приободриться, вымучивая улыбку.

– Так что теперь я занимаюсь столярным делом. Это тарный цех, где мы из отходов деревообработки нарезаем рейки, а потом делаем ящики под дрожжи, под рыбу, поддоны делаем, тару для релейного завода…

Внезапно он сам себя прерывает и меняет тему разговора:

– Меня посадили, а семью мою выселили из квартиры. Жена письмо написала: живут у родни. А ведь я был прописан… какой-то беспредел… В мой дом вселился теперь другой глава района… И нигде правды не найдешь. Я написал представителю по Сибирскому федеральному округу заявление с просьбой возбудить уголовное дело по преступной деятельности прокурора нашего района. Мое заявление отправили в краевую прокуратуру, откуда пришла отписка: возбуждать дело не имеет смысла. Конечно, где же смысл, если прокурор района уже работает в краевой прокуратуре.

Закончив монолог, Виктор Иванович долго разглядывает стопку газет на столе и наконец подытоживает:

– Вы знаете, я для себя сделал открытие: если человек попал в зону, его отсюда уже никто не услышит. Будь ты хоть трижды невиновен. С системой бесполезно спорить. Она себя в обиду не даст.

– Но система – это тоже люди…

– …Наделенные властью, которой безраздельно пользуются.

– У вас есть в колонии друзья?

– Друзья? Совсем немного, даже не друзей, а коллег по несчастью, таких же без вины виноватых. Это один мэр, два прокурора и полковник ФСБ.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.