«Никто не узнает, где она похоронена»
«Никто не узнает, где она похоронена»
Покачивая головой, осужденный П. тихо произносит:
– …И даже мои дети сказали: «Ты маму нашу убил». Да, я понимаю, что я натворил… Я собственными руками задушил собственную жену.
Осужденный П.
– Я родился в 1954 году. По образованию я врач. Закончил мединститут в Красноярске. Работал по распределению… даже не по распределению, потому что меня оставляли в Красноярске, а я по доброй воле поехал в Кызыл, это в республике Туве. Мне обещали, что там у меня будет большая практика, а я хотел стать хорошим хирургом. В Кызыле я работал с 1977 года в хирургии до тех пор, пока меня не пригласили в систему МВД. Мне предложили существенное повышение зарплаты. И я согласился. Сначала я исполнял обязанности начальника туббольницы в одной из колоний. Потом перевелся на должность старшего инспектора по лечебной работе медслужбы МВД. То есть у нас же МВД в республике свое.
– Сколько лет вы проработали в правоохранительной системе?
– Двенадцать.
– Какое звание у вас было?
– Я дослужился до майора.
– За что вас посадили?
– Преступление мое чисто бытовое. Моя жена… мы с ней дружили с девятого класса, это была моя первая любовь и первая женщина. Перед шестым курсом мы поженились. То есть у нас была вот такая длинная дружба. И отношение у меня к ней изначально было таким, что она является тем человеком, с которым я проживу всю жизнь. Такое сильное у меня к ней было чувство. Я просто знал, что это мой человек, на всю жизнь. Детей у нас двое. В официальном браке мы прожили двадцать три года, не считая пяти лет дружбы. То есть можно сказать, что наша совместная жизнь была двадцативосьмилетней. А потом оказалось, что она была неверна мне. В течение двух последних лет совместной жизни. Изменяла мне. Она была торговым работником и часто ездила в Москву, в командировки. Она вообще была из более состоятельной семьи… Я-то в молодости по стройотрядам мотался, и у меня всегда было отношение к работе серьезное, к семье – серьезное. И я считал, что у нас все хорошо. Но позднее я стал понимать, что ее не устраивал активный отдых… допустим, на катамаранах. Я аквалангом занимался двадцать пять лет. Лет, наверное, четырнадцать я летал на дельтапланах и мотодельтапланах. То есть все у меня вроде бы было в порядке. И вдруг до меня стали доходить нехорошие слухи. Что в Москве у нее появился мужчина. Что он ее и встречает, и провожает. Я и сам чувствовал, что она стала меняться. Но я даже не пытался говорить с ней на эту тему. Почему я был таким «чайником»? Да потому, что мне казалось ниже собственного достоинства исследовать вопрос: встречается ли она с кем-то или не встречается. И вдруг я узнаю, что она подала на развод. Якобы из-за того, что я стал выпивать. А я действительно последние года два-три выпивал. С друзьями… потому что из МВД я уже уволился и у нас был магазин, которым она заведовала, а я в этом магазине выполнял роль снабженца, мотался, наполнял его товарами. И вот ко мне с ее стороны не было никакого уважения. Даже появилось, наоборот, какое-то пренебрежение. То есть моя жена стала от меня отдаляться. И я даже ловил себя на мысли, что не хочу идти домой. Да, у меня появилась компания, друзья, с которыми я выпивал, и, бывало, по два-три дня не приходил домой. Но однажды я не вытерпел и все ей высказал о том, что подозреваю ее в изменах. А потом я предложил ей начать новую жизнь, я сказал: «Давай начнем жизнь как с чистого листа. И ни в чем больше друг друга подозревать никогда не будем». Она потом на иконе клялась – была у нее бабушкина икона – она говорила мне: «Димка, я никогда в жизни тебе не изменяла». Разговор происходил в присутствии младшего сына. Я спросил ее: «Ну и с кем ты после развода будешь жить?» И назвал фамилию того человека, которого подозревал в связях со своей женой. А самое удивительное, что я еще пятнадцать лет назад однажды видел этого человека. И тогда же меня посетил ген ревности. Просто я увидел, как он общался с моей женой, и меня в тот же момент так сильно царапнуло по сердцу. Через пятнадцать лет это оказалось правдой! Она изменяла мне. С ним. И вот жена, в присутствии младшего сына, сказала мне, что она после развода будет жить одна, то есть без мужчины. Вот так мы с ней поговорили и вроде помирились. Во всяком случае, я успокоился и даже пообещал, что брошу пить. В последнее время я пил с друзьями в водно-моторном клубе. Раньше мы этот клуб посещали всей семьей, катались на водных лыжах. Я всегда был спортивным и старался приучить к спорту и детей, и жену. В свои сорок пять лет моя жена была женщиной с очень приятными формами. Но это к делу не относится. Главное в том, что мы опять стали жить вроде бы как раньше. Мы с ней бегали утром и вечером вдоль протоки Енисея. После пробежки я обычно делал ей массаж. У нее начиналось варикозное расширение вен на ногах, и я всякий раз массировал ей ноги… ну, понятное дело, однажды после душа и после массажа у нас произошла интимная близость. Вроде бы она отвечала взаимностью. А потом я вижу, что она меня не воспринимает и даже отталкивает от себя и говорит… то есть она сравнивает меня с любовником!.. Для меня в тот момент произошло самое страшное: я всегда опасался узнать правду! Я даже думал с ужасом: что же будет, если окажется, что она действительно мне изменяет?! Ощущение было такое, будто у меня в башке разорвалась бомба. Еще у меня в памяти зафиксировался негатив ее лица. Не просто ее лицо, а именно как на фотопленке – негативное отображение. А дальше я не помню… мрак. Не знаю, сколько часов прошло. Дело в том, что когда я включился, я был на ней верхом, она – холодная. У меня руки тоже холодные, меня озноб бил, голова кружилась. Я чувствовал какую-то слабость… И когда я включился, я понял, что же я наделал. Я собственными руками задушил собственную жену. В итоге мне дали двенадцать лет строгого режима. Почему так много дали? Тот человек, из Москвы, имел там какое-то влияние. Раньше он в Кызыле жил… Подлили масла в огонь и мои дети, они сказали: «Ты маму нашу убил». Да, я понимаю, что я натворил. Я получился вот такой Отелло. Но если бы сейчас можно было ретроспективно отмотать время назад… Да никогда я не вынашивал планов убить ее. Я не знаю, почему это случилось. Я не могу объяснить, почему я взял и убил ее. Возможно, это стечение обстоятельств. В момент совершения убийства я, видимо, не отдавал себе отчета. Я ведь любил жену. А когда пришел в себя, то увидел: вот она, любимая женщина, лежит задушенная моими руками. Я тут же в первую очередь подумал о младшем сыне: у него психика была слабая и мог начаться реактивный психоз. Он любил мать… За старшего сына я был спокоен, я знал, что он нормально перенесет смерть матери. Он вообще рос таким мальчиком, испорченным временем, деньгами, которые давала ему мать. У него рано появилась девочка, с которой он спал, а потом я услышал, как он цинично о ней отзывался. И я, помню, так поразился этому, я думал: как же так, это мой сын, ну мужчина, который не должен говорить плохо о девушке, женщине… И совсем другой был у меня младший сын. Он был какой-то очень ранимый, очень домашний. Я боялся за его психику, если он узнает о смерти матери. И хотел отдалить этот страшный момент. В итоге, я решил спрятать труп, инсценировав похищение жены.
– Куда вы ее спрятали?
– Самое интересное, что я увез труп, а потом забыл, куда увез. Я только помнил, что вокруг были большие деревья.
– Вы спрятали тело в лесу?
– Да.
– Что было дальше?
– Я записки написал… самому себе, как будто от имени похитителей, с требованием выкупа. Потом я пришел в милицию и сказал, что похитили жену, показал записки. А когда приехал из другого города мой старший сын, его допросили, и он сообщил, что мать подавала заявление на развод с отцом. Его спросили: «Ну а батя мог, допустим, убить мать?» И сын ответил: «Да, в принципе, мог». Его опять спросили: «Почему отец мог убить мать?» Сын пояснил, что я очень сильно ее любил, но иногда я мог вспылить и ударить ее… Но это же было неправдой! За все двадцать восемь лет я только один раз ей влепил пощечину. И это опять же было спровоцировано ревностным моментом…
– Вы сказали, что разыграли похищение жены.
– Да, мне сначала поверили. Прошло семь дней. Я все эти семь дней выпивал. Вместе с этими оперативниками.
Они держали меня в курсе проведения расследования. И вот через семь дней они мне пересказали разговор с моим сыном. И вот тут-то я понял, что сын, оказывается, такой же предатель, какой была и его мама. После этого открытия мне было так хреново! Если у меня артериальное давление всегда было нормальное – я же летал на дельтаплане! – то здесь у меня резко поднялось давление и стало запредельным. Прямо в кабинете у оперативников у меня наступил спастический инсульт. У меня отключилась нога, потерялась сила в руке… То есть у меня развился сосудистый компонент всего этого дела. Потому что потом я попросил сигарету… хотя я уже не курил одиннадцать лет, до этого случая. В общем, я получил основательный стресс. Я понял, что сын был на стороне матери, возможно, он знал, что она изменяла мне, но покрывал ее… по крайней мере, в течение двух последних лет. И тут же в кабинете я вдруг почувствовал, что мне стало все равно, что со мной теперь будет. Я только спросил оперативников, какие зацепки у них есть ко мне. Оказалось, никаких. Кроме слов моего сына. А я в тот момент страшно волновался, я опять начал курить, нервничал, и они это видели… Потому что в тот момент мне было настолько грустно, больно, плохо. Я вдруг понял, что зря притворялся. Зря старался спасти себя. Во имя чего и для кого? Для своих же детей, которые тоже были против меня!.. Моя жизнь в одночасье потеряла для меня всякий смысл. Я вообще зря все инсценировал. Одним словом, когда мне сообщили о разговоре с сыном и когда я понял, что я безнадежно одинок в своем будущем, мне стало очень хреново… Я сказал: «Все, я больше не могу притворяться». А потом я хотел встать со стула, но не смог. Отказала одна нога. Меня подхватили под руки и куда-то потащили. В каком-то подсобном помещении меня пристегнули наручниками к шканарю… Ну, понятно, что это всё запрещенные методы, которые нигде не фигурируют. Но я даже не поднимал никакого шума. И потом не опротестовывал эти методы, потому что я чувствовал себя виноватым. Умышленно или не умышленно – я все равно преступник. Ведь я же убил человека! Так получилось… Я чувствовал себя настолько плохо, что в тот момент твердо решил: если я доживу до утра, то есть если не разовьется дальше моя внезапная болезнь, то утром я сажусь и сам пишу явку с повинной. А потом помогаю следствию найти труп жены. Иначе никто не узнает, где она похоронена. Даже детям не будет возможности прийти на ее могилу. Дожил я до утра, сознался. И сразу такое облегчение у меня наступило. Мне было уже все до лампочки. Возможно, этим самым я и спас себе жизнь и мой начинавшийся инсульт остался только на сосудистой стадии. По латыни это называется peso crinus. Потом было громкое судебное разбирательство, на суд приходили мои бывшие коллеги и говорили: «Мы не верим, что Дмитрий Васильевич вот так взял и умышленно убил свою жену. Потому что он всю жизнь носил ее на руках. Это была образцовая семья». Ни у кого не укладывалось в голове, что я убийца. У нас была абсолютно нормальная семья. До того момента, пока меня не посетил ген ревности. Я считал себя счастливым человеком до того момента. Хотя теперь я понимаю, что я был… нелюбим. Почему? Еще в школе я был лучшим учеником, а в институте – лучшим студентом. Всю мою жизнь окружающие мне прочили блестящее будущее. Моя жена была женщиной неглупой, и ее мама тоже была человеком прагматического склада. Видимо, они сначала сделали ставку на меня. А потом я вроде бы не оправдал надежд своей жены. У нее появился другой человек. Но я боялся это услышать от нее. Я думал, что, не дай бог, если Танька мне неверна, то я уже – однозначно! – жить с ней просто больше не смогу. Но это не значит, что я собирался ее убивать. Я не знаю, как это случилось… Судмедэксперт после осмотра трупа моей жены сделал заключение о трех орудиях убийства. У нас под кроватью стояли гантели. А возле балконной двери лежал «блин» от штанги. Мы этим «блином» подпирали дверь, чтобы наш кот мог ходить на балкон. Не знаю, скорее всего, я одним из этих предметов ее и… а потом еще душил. У меня на следствии все допытывались, в котором часу произошло убийство. А я откуда знаю. Я на часы не смотрел, когда ее душил. Я отвечал: «Не знаю. Может быть, час ночи. Но могло быть и два часа, и три». Они поставили в деле два часа. Взяли среднюю цифру. И вот, убив ее, я завернул ее в спальный мешок и отнес на заднее сиденье машины. Я ее закопал на глубине всего двадцати сантиметров. Потому что торопился я. Полчаса затратил, чтобы закопать. Я не буду лукавить. Если вариант с похищением прошел бы, я никогда бы не признался, что убил жену. Что такое следствие? В деле написали: якобы я из ревности начал избивать ее ногами, руками. Три орудия. Разводной ключ, которым я затягивал самодельные гантели. Ключ максимум на тридцать сантиметров. А в заключении написали, что это чуть ли не труба. И вот я говорил, что возле балконной двери лежал еще «блин» от штанги. У него скругленная грань, и резиной обтянута. Это государственное изделие. Да, скорее всего, им я ударил. А мне еще какую-то удавку предполагали. Якобы нашли на шее борозду. Дескать, на шее была какая-то петля. Да я потом ретроспективно восстанавливал картину. Не для суда, а для самого себя. Я писал судмедэксперту, – а я его хорошо знал, – я писал: «Коля, я сломал ей подъязычную косточку. Да это явно руками я сломал». Правда, чем-то, может, я перед этим и ударил ее. Но зачем мне приписали веревку? Которую потом не нашли. Я вообще пришел к выводу, что в ходе следствия меня подводили под тяжелую статью. Наше судопроизводство разочаровало меня вдребезги. Мне шел сорок шестой год, и меня посадили на двенадцать лет. А для меня это очень большой срок. Тем более что я теперь стал гипертоником. После всех этих событий. У меня давление бывает под двести. Я могу в колонии от инсульта умереть.Данный текст является ознакомительным фрагментом.