Прощай, КПСС!

Прощай, КПСС!

Итак, Ельцин расстался с партией. Той самой, что сначала вознесла его на политический Олимп, а затем взбешенная непокорным нравом своего питомца постаралась низвергнуть его оттуда. Ельцина сейчас упрекают (как, впрочем, и многих других бывших большевиков) за то, что он будто бы изменил партии и сделал это исключительно из конъюнктурных соображений. Я думаю так: «Те люди, которые с приходом гласности узнали о партии столь невыносимую правду (о ее причастности к геноциду, истреблению лучшей части населения страны и т. д.) и все равно остались в ее рядах, продемонстрировали отнюдь не верность ее идеалам, а лишь свою ортодоксальность, неспособность излечиться от марксистко-ленинских догм. А Борис Николаевич смог это сделать…

Когда началась перестройка и Ельцин вместе с Сахаровым, Поповым, Афанасьевым и другими видными деятелями возглавил демократическое движение, стала очевидной его феноменальная способность сдавать «экстерном» курс политических университетов. Конечно, он не в один присест стал сторонником многопартийности и не в один вечер осознал преступную, античеловеческую сущность коммунистической идеологии. Чтобы прийти к этому, нужно было пережить сложнейший душевный кризис, суметь навсегда отказаться от тех постулатов, которыми его пичкали на всем протяжении его «коммунистического бытия».

Большое влияние на трансформацию мировоззрения Ельцина, конечно же, оказал Андрей Дмитриевич Сахаров. Сыграли свою роль и нападки Политбюро, и «уроки» Горбачева. Струя демократических перемен как бы счищала со времени плесень, и людям открывалась простейшая истина: человека непростительно унижать, нельзя держать его в страхе и тем более нельзя это вытворять с целыми народами. Поездки за границу для Ельцина были настоящим открытием мира, и я уверен, они тоже в большой степени предопределили его прощание с КПСС.

Произошло это «трогательное» событие летом 1990 года на XXVIII съезде КПСС. Мы уже не работали в Госстрое, но я, незадолго до съезда, поехал туда и предложил коллективу Главэкспертизы выдвинуть Ельцина делегатом на предстоящий съезд. Однако, несмотря на хорошее к нему отношение, в Госстрое отказались и отдали предпочтение председателю Госстроя Серову. Мой шеф на это прореагировал по-своему. Он сказал: «Не судите их строго, страх в людях сидит, как ржавый гвоздь». Он часто повторял эту метафору. Да, люди боялись потерять зарплату (а она в Госстрое была по тем временам высокая — 500–600 р.), боялись утратить свои маленькие привилегии.

Но Ельцин все равно был избран делегатом XXVIII съезда и снова не без помощи своих зем-ляков-свердловчан. И хотя у него зрела мысль о выходе из партии давно (что в общем гармонировало с его предвыборной программой), однако, с приближением решающего момента он начал заметно волноваться. Однажды Борис Николаевич собрал нас, помощников, и стал с нами советоваться.

Заложив руки в карманы, он напряженно ходил по кабинету и попеременно обращался к каждому. Я тоже высказался: если выходить из партии, то делать это надо непременно на съезде. Шума, разумеется, будет много, но зато это будет иметь огромный политический резонанс. «Тем более, — говорил я Борису Николаевичу, — вы Председатель ВС, и логично приостановить свое членство в партии. Думаю, что поступок правильно расценят и депутаты, и весь российский народ». — «А не провалю ли я съезд депутатов?» — сомневался Ельцин. Вот чего он больше всего опасался. Илюшин выразил свою точку зрения. «Нельзя, — говорил он, — выходить из партии на съезде. Это взорвет депутатов российского парламента. Лучше потом написать заявление»…

Царегородцев тоже был за то, чтобы «выход» состоялся на съезде. Борис Николаевич внимательно слушал, а сам думал. Трое суток, которые отделяли его от XXVIII съезда, прошли в непрерывных терзаниях. И вдруг пришло решение. Он сел за стол и написал заявление о выходе из КПСС. И когда стали зачитывать списки членов нового ЦК, где также была и его фамилия, Ельцин поднял руку и, попросив слово, пошел к трибуне. В зале установилась мертвая тишина. Все понимали: сейчас что-то произойдет…

После того как Ельцин зачитал заявление, в зале раздались крики: «Позор! Позор! Позор! Позор предателю!» Надо было видеть выражение лица М.С. Горбачева! Он, как никто другой, понимал, что Борис Николаевич своим поступком выбил и без того прогнившую опору из-под здания «руководящей».

Борис Николаевич так и не вернулся на свое место. Он навсегда ушел не только из партии, но и покинул пространство, где эта партия заканчивала свое существование. Когда он шел по проходу, на него шипели, и это шипение напоминало пар, выходящий из зашедшего в тупик паровоза. Злобное, бессильное…

В общем Ельцин ждал от съезда большего. Он думал, что его делегаты «поумнели», стали более демократичными и потому дадут хорошую встряску своему Генсеку. Но нет, все шло по старому сценарию, отработанному партаппаратом. Единственной новостью было то, что ЦК наконец избавился от Лигачева.

И все же газета «Правда» не отказала себе в удовольствии швырнуть камень в спину уходящему из рядов КПСС Ельцину. В июне 1990-го на ее страницах появилась занудливая реплика.

…Леонид Николаевич Штодин приехал на съезд из Караганды. На лацкане его пиджака вместе с делегатским значком знак почетного железнодорожника.

— Знаете, многого мы ждали от съезда. Большинство «жданок» оправдались. Но вот эта выходка Б. Ельцина и группы «демократов», от лица которых выступал Шостаковский, для меня была полной неожиданностью. Что они — большие политические авантюристы? Впрочем, может, все к лучшему. Хотели расколоть партию, а раскололись сами. Чего добивались, то и получили.

Делегат С. Абубакаров, директор завода из Чечено-Ингушетии, выразился по поводу выходки группы представителей «Демплатформы» кратко и категорично:

— У русских есть хорошая поговорка: «Не плюй в колодец, сгодится воды напиться». А они плюнули. Но когда из команды корабля уходят ненадежные матросы, команда становится крепче, а корабль идет увереннее по намеченному курсу.

Мы с огромным нетерпением и опаской ждали встречи депутатов России с беспартийным его главой. Но когда сессия Верховного Совета открылась и на сцену вышел Борис Ельцин, в зале раздались неожиданные аплодисменты. Это был великолепный знак: поезд КПСС ушел без Б.Н. Ельцина и все этому были чрезвычайно рады.

Но когда я советовал Борису Николаевичу выйти из партии именно на съезде, я сам еще в ней пребывал. Официально вышел только 5 сентября 1991 года, а до этого пять месяцев не платил взносы. Приезжали ко мне из Госстроя (где я состоял на учете) уговаривать, чтобы я хотя бы за два месяца уплатил. Я рассчитался, и меня с миром «отпустили». К этому времени я уже тихо созрел и расстался с «непререкаемой» без страха и упрека. Единственное, что от нее осталось, — членский билет, который больше никому не понадобится. Он стал своеобразной реликвией, больше, пожалуй, напоминающей о молодости, нежели об идеологии, которая так страстно цеплялась за жизнь, да так внезапно обанкротилась…