Чакры и мой день рождения

Чакры и мой день рождения

Однажды мне позвонила женщина и представилась народным учителем России. Сказала, что очень хочет со мной поговорить. «По какому вопросу?» — поинтересовался я. И она стала рассказывать об удивительных вещах. Например, об одном индийском учении, из которого явствует, что люди или часть их связаны с космосом. Всеми их помыслами и поступками «руководит» космос и что в определенных частях тела существуют так называемые чакры, например, в области сердца, горла, солнечного сплетения и т. д. И весь фокус заключается в том, что эти чакры нужно научиться открывать, а открыв их, человек получает огромный прилив энергии, так как начинает общаться с космосом…

Словом, договорились с той женщиной о встрече. Это оказалась не какая-нибудь фанатичная фантазерка, а вполне уравновешенный человек, с весьма нетривиальным взглядом на бытие. Она много лет занимается изучением разных древних верований, философий и даже сама написала несколько книг «по теме». У нее сложилась довольно четкая концепция, которую, однако, я не буду подробно пересказывать, поскольку сам не очень-то в ней разобрался. Коснусь только одного момента, относящегося к характеру Ельцина. Эта женщина сказала, что человек, который хочет быть связан с космосом, обязательно должен быть честным, открытым, необыкновенно добрым и с непременной склонностью помогать другим людям… «Хорошо, — говорю своей собеседнице, — я назову несколько черт характера Бориса Николаевича, а вы ответьте — связан он с космосом или нет?» Разговор вроде бы полушутливый, но интересный… Я назвал ей несколько характерных черт Ельцина: человек искренний, с феноменальной памятью, бескорыстен и деньги для него не «цель, а средство», в критические моменты — решителен, нуждающимся отдаст последнее, не суетен… Она выслушала и говорит: «Вот это и требовалось доказать. Ваш Борис Николаевич святой человек, и космос хранит его и помогает…»

Итак, мой шеф — святой человек? Это было для меня большим откровением. Нет, он далеко не святой. В слове «святой» для меня сокрыт какой-то иррациональный смысл, чего в моем шефе нет и в помине. Я вспомнил «уроки» нашей Любови Павловны и задумался… Что-то ведь определяет наши судьбы, на каких-то неведомых «весах» взвешиваются жизни и дела людские. Может, и впрямь влияет космос, который бесконечно разыгрывает гигантскую «шахматную партию», в которой ожесточенно борются добро и зло (и всегда с переменным успехом)? Не получается ли так, что обыкновенная человечность или обыкновенная жестокость являются главными противовесами нашего «мы». Или нашего «я»? Хорошо, думал я, пусть будет космос… Мы, безусловно, что-то ему отдаем, а он, наподобие божественного преобразователя, возвращает «нечто» назад, раздавая каждому то, что он заслуживает. И добро и зло, и ум и безумие… Должно быть, в Ельцине много сосредоточено этих самых чакр, и они, словно ядерные излучатели, беспрестанно испускают в космос сигналы. И оттуда, уже в преобразованном виде, возвращаются на землю — в общую память людей… Иначе откуда, например, могли жители Дальнего Востока или Курильских островов узнать о человеке, который хочет им помочь? Почему люди не откликнулись на Черненко или, скажем, на Павлова, почему они так осторожничали с Горбачевым и почему так безоглядно доверились Ельцину? Чакры «виноваты»? Наверное, они…

У меня много друзей: школьных, по двору, где гоняли в футбол; флотских, с которыми вместе служил; среди тех, с кем я работал на Кубе… Прошло много лет, и уже друзья моих друзей стали моими друзьями. Мы постоянно встречаемся, особенно в «святые дни» — в дни рождений. Собираемся по зову сердца, с гитарами, с живехоньким азартом пообщаться, чтобы от души попеть, повспоминать жизнь… У всех она такая разная, неповторимая и увы быстротечная, так что лучший подарок — звонок в дверь, дорогие лица…

Первого июня у меня день рождения. Именно в этот день 1989 года состоялось заседание Комитета по делам архитектуры и строительства ВС. Тогда мы уже работали в гостинице «Москва». Не дождавшись шефа и оставив ему записку, в которой указал причину моего ухода, я отправился домой помогать жене накрывать стол.

Собрались все, кто в тот день находился в пределах досягаемости Москвы. Накрыли стол, уселись и только произнесли тост — раздался звонок. Звонил Борис Николаевич, и я слышал в трубке его делано-недовольный голос: мол, приезжаю с заседания, а вас уже нет… Я ему пытаюсь объяснить ситуацию и, не знаю, как это получилось, — взял и пригласил его в гости. Говорю:

«Давайте, Борис Николаевич, приезжайте на Пресню, немного посидим, познакомлю с друзьями»… «Неудобно, — говорит он, — там ваши родственники, друзья, а я только помеша-ю». — «Ваше присутствие, — говорю, — будет для меня лучшим подарком… Приезжайте…»

Ребята, конечно, догадались, с кем я разговариваю, и по их лицам вижу, что получился какой-то сбой. Тишина за столом наступила мертвая… Их настроение мне было понятно: собирались своим кружком посидеть, пошуметь, когда можно и анекдот соленый рассказать, и песню озорную спеть. А тут на тебе — сам Ельцин едет… Я знал, чего мои гости опасались: с приездом «чужого» человека могла разрушиться неповторимая аура дружеского общения, создаваемая, кстати, не одно десятилетие. Правда, кое-кто из моих ребят не верил, что такой человек, как Ельцин, может запросто приехать и сесть за один с ними стол. А я их успокоил: вот посмотрите, шеф сейчас явится и сами убедитесь, что это за человек…

Жена сориентировалась первой: знала, что Борис Николаевич, если сказал — приедет, то слово сдержит. Приготовили для него место, поставили тарелки, рюмки, словом, все засуетились. Гости вышли на балкон, чтобы лучше увидеть, когда подъедет Ельцин. У нас двора нет, и дом стоит между двумя улицами, но традиционные лавочки возле него все же имеются. На них старушки, наблюдают за прохожими, обсуждают жизнь.

Когда в 1961 году мы переехали в этот хрущевский дом, сегодняшние старушки были еще моложавыми особами. Грустно, конечно, годы летят как сумасшедшие. На себе их влияние как будто не замечаешь, а вот на лицах других — печать их весьма выразительна.

Смотрим, едет машина Бориса Николаевича, не подъезжая к самому дому, паркуется. Широко распахивается дверца, и из машины показывается Борис Николаевич. Публика на лавочках с большим интересом наблюдает за рослым, красивым мужчиной, в руках которого два букета — из роз и ромашек. Взял цветы в одну руку, подошел ко мне и поздравил с днем рождения. Расцеловал на глазах всей Пресни. «Ну, Лев, поздравляю», — говорит и протягивает мне караколлу — морскую раковину. И где он только ее раздобыл? Когда я работал на Кубе, тоже коллекционировал «дары моря», и он, видимо, об этом узнал. Очень красивая каракол-ла, у меня еще такой не было. Ребята с балкона смотрят на «церемонию», затаив дыхание, и бабки открыли рты и, кажется, навсегда потеряли способность судачить…

Поднялись на лифте к нам на восьмой этаж и… здравствуйте… Ребята потом мне рассказывали, что у них было такое ощущение, что в квартиру вошел старый товарищ, которого долго ждали и с которым целую вечность не виделись. Где супруга? Букет роз — для нее… Где теща? Берите ромашки… Та тронута до слез — как же, ее кумир собственной персоной да еще дарит цветы. По лицам ребят вижу, что контакт состоялся. Значит, все будет в порядке…

Посадили Бориса Николаевича у стенки, где висят мои кораллы. Теща — справа от него, с другой стороны устроилась моя сестренка Инна. Бокалы ждут, ребята в нетерпении. Борис Николаевич вписался в компанию сразу, словно был с нами всю жизнь. И никаких стеснений. Когда приходит в дом интеллигентный человек, от него не требуется доказательств, какой он умный и талантливый… Он равный среди равных. Естественно, шеф произнес тост в «мою честь», откровенно скажу, из его слов можно было понять, что мне надо было дать медаль или орден. Жена, естественно, подначивает: «Оказывается, тебя, Лева, хоть сейчас отправляй в музей трудовой славы…» И друзья улыбаются. У всех на душе легко и весело.

А потом достали гитару. Мы с женой немного поем. Когда мы запели нашу любимую «А годы летят…», к нам подстроился Борис Николаевич. Взял ложки и стал аккомпанировать. У него великолепный слух и чувство ритма. Потом мы ему подыграли и вместе спели его любимую «Уральскую рябинушку». Не знаю, какие ассоциации у него вызывает эта песня, только я часто слышал, как он ее напевал. У каждого, конечно, есть своя песня, и, я уверен, в ней заложен сложнейший код жизни человека. Ничто так не очищает душу, как любимая мелодия.

Любопытный запомнился эпизод. Живет с нами по соседству приятельница моей тещи — Анна Васильевна Воинова, большая поклонница Ельцина. Знает о нем почти все, бывала на многих митингах и на всех собраниях, где он участвовал. В какой-то момент он обнял Анну Васильевну за плечи и поблагодарил за преданность. Побыла, правда, она у нас недолго, наверное, с полчаса и ушла домой. Но зато потом лучшего агитатора в нашем районе не было: ходила по всем близлежащим домам и уговаривала жильцов, чтобы голосовали за Ельцина. И так искренне и убедительно агитировала, что в день его выборов все три наши девятиэтажки проголосовали за Бориса Николаевича.

Ельцин погостил у нас недолго — часа полтора-два и за это время полностью покорил моих друзей. Сама атмосфера, которая с его приходом воцарилась в доме, незабываема. Возможно, на настроение влияла весна, еще, кажется, не отцвела сирень, день был голубовато-сияющий и в души снизошли покой и надежда…

Между прочим, такая же непринужденная атмосфера царит и у Бориса Николаевича дома, на 2-й Ямской. Я не раз бывал там в праздники и просто по делам. Когда в 1985 году он приехал в Москву на работу, то, при желании, мог выбрать самую шикарную квартиру в каком-нибудь уютном зеленом уголке Москвы. Но получилось так, что в это время сдавался новый дом в районе Белорусского вокзала — центр, с экологической точки зрения район никудышный. Вокзал, три шумных улицы, масса машин, сильнейшая загазованность.

Но надо знать Б.Н. Ельцина: ему предложили в этом доме квартиру и он сразу же согласился. Ничего героического, разумеется, в этом нет, я лишь хочу подчеркнуть его непритязательность. Ведь по тому положению, которое он тогда занимал, мог бы, конечно, получить царские хоромы. Так «наверху» было заведено, и все его коллеги по Политбюро не упускали свой шанс покомфортнее обустроиться.

Живет Борис Николаевич в этой квартире с младшей дочерью Таней, зятем и внуком Борисом. Ведет дом Наина Иосифовна — великолепная хозяйка этого обиталища. Эта женщина столько претерпела за своего супруга, сколько вряд ли выпало на долю других женщин.

Квартира у Ельцина средних размеров: три комнаты с холлом в центре и небольшим кабинетом. Когда они приехали сюда, кабинет весь был завален книгами, у Бориса Николаевича большая библиотека, много архивных папок, которые он привез из МГК после своей отставки. Вернее, это сделали его тогдашние помощники Илюшин и Церегородцев. И первое время в кабинете было не очень уютно. Затем все разобрали, разложили по полкам, и комнатка преобразилась.

В квартире много прекрасных картин, в основном пейзажи Урала. Мне очень нравится одна, на которой маслом написаны полевые ромашки — как живые. Вообще, у Бориса Николаевича заметна тяга ко всему естественному, пусть даже в чем-то несовершенному, но без аляповатости или вычурности. Возможно, поэтому он так любит Есенина, особенно его зрелую лирику. Зато люто ненавидит лицемеров и хитрецов, хотя сам, бывает, лукавит и блефует. Но делает это только тогда, когда поджимают обстоятельства, и то не ради каких-то шкурных интересов. Я был свидетелем, когда одно грубое или несправедливое слово вводило его в настоящий транс. В такие моменты он не может парировать и теряется. Он любит внимание и сам с удовольствием одаривает вниманием. В личных взаимоотношениях у него свой стандарт, хорошо согласующийся с психоэмоциональной глубиной его натуры…

Старшая дочь Лена живет с мужем и детьми в соседнем доме. Сразу по приезде в Москву квартира у них находилась в другом месте. Стена в одной комнате треснула, оказалось, что это температурный шов, и сколько его ни пытались заделать, все равно сквозило-сифонило. Поэтому, когда поблизости от Бориса Николаевича сдавался новый дом, Лена с семьей переехала в него.

Таня вместе с мужем трудится на одном закрытом предприятии, связанном с кибернетикой. Лена по образованию строитель, работала на ВДНХ и вела там строительный раздел. Пока она не работает, так как и вторая ее дочь пошла в школу. Когда я приходил к ним в гости, встречал там маму Бориса Николаевича Клавдию Васильевну. Ей 83 года, она еще довольно крепкая, с уральским характером женщина. Живет постоянно в Екатеринбурге (бывший Свердловск). Когда у сына были тяжелые моменты, когда его травили все, кому не лень, Клавдия Васильевна очень переживала и спрашивала у него: «Борь, скажи, нужно тебе это или необязательно?» Он неизменно отвечал: «Нужно, мама… И пока ты за меня болеешь, ничего со мной не случится…»

В последние годы в Екатеринбург зачастили журналисты и киношники. Им интересно встретиться с матерью Ельцина, и делают они это иногда довольно бесцеремонно и без его на то разрешения. Там же живет и брат Бориса Николаевича, и его тоже газетчики «расконторили». К чести кинодокументалистов, несколько лент они сделали просто первоклассно.

Очень часто спрашивают об увлечениях Бориса Николаевича. Рукоделием он, конечно, не занимается, во всяком случае, я не видел, чтобы мой шеф вязал свитер или «строил» из спичек пагоду. Зато он увлекается игровыми видами спорта. Бывший волейболист высокого класса, он и сейчас может тряхнуть стариной. Когда мы однажды были на природе, я видел, как они на пару с Таней обыгрывали соперников. У него хорошо поставленный удар и точный пас. Ведь когда-то он играл в сборной России по волейболу.

Очевидно, привычка играть на команду приучила Ельцина и в политике «играть» на команду. В широком, разумеется, смысле — играть в интересах демократических преобразований.

Теннис для него такая же необходимость, как и работа. Хотя нашел он эту игру довольно поздно — может, четыре, а может, и всего-то три года назад. Но как бы он себя ни чувствовал, какие бы страсти вокруг него ни бушевали, два раза в неделю ходит на корты. Это здорово поддерживает его в форме, не дает дрябнуть мышцам ног и сердцу. Без занятий теннисом он вряд ли бы вынес те чрезмерные нагрузки, которые давят на его плечи в последнее десятилетие: Ельцин работает по 12–15 часов в сутки. А кроме того, нужно быть очень закаленным и физически сильным человеком, чтобы не согнуться под шквалом всяческих инсинуаций, сплетен, прямой хулы…

Однажды Борис Николаевич чуть было не увлекся гольфом — любимой игрой американских президентов. Есть такой знаменитый шведский хоккеист Тумба Юхансон. Вернее он был знаменитым в 60-е годы, когда за нашу сборную играли такие асы хоккея, как братья Майоровы, Виктор Якушев и другие. Именно Виктор Якушев играл против Тумбы Юхансона. У шведа очень непросто сложилась судьба и спортивная карьера. После того, как он получил тяжелую травму и «сел» на скамью зрителей, у него появилось довольно своеобразное хобби. Он стал преподавать в Швеции игру в гольф, что у него весьма неплохо получалось.

Юхансон организовал свою фирму и впоследствии приехал в Москву, где надеялся получить какой-нибудь участок для строительства площадок для гольфа. Ему пошли навстречу и недалеко от Шведского посольства выделили завалящий кусок земли. Это была безнадежно замусоренная территория, чуть ли не свалка. Правда, окружающий ландшафт очарователен — на горке церквушка, а внизу раскинулась долинка с водоемом. И быть этой свалке до нового потопа, если бы не настырность шведа и его помощников. Он пригласил в Москву своих рабочих (среди которых был сын Тумбы), и они за два года рекультивировали бросовый участок, превратив его в красивейший уголок с водоемом и великолепными газонами. Когда подходишь к его площадкам, возникает непреодолимое желание разуться — настолько свеж и изумруден ершик газонов.

Возделывание площадок для игры в гольф, как, впрочем, и футбольных полей — это настоящее искусство, которое всюду, кроме нас, получило широкое распространение.

На открытие гольф-клуба Юхансон пригласил представителей разных посольств, которые аккредитованы в Москве, сотрудников инофирм, бизнесменов. И первым его гостем стал Б.Н. Ельцин. Правда, весь комплекс еще не был готов — только площадки, которые не могли простаивать ввиду больших убытков. Но Юхансон собирался обучать игре не только американцев или японцев, которые платили хорошие деньги, но и наших соотечественников.

Когда мы приехали на открытие его детища, Тумба обрадовался и сразу же стал демонстрировать элементы техники. Площадка находилась на одном из крохотных островков, и смысл ударов по шарику оказался чрезвычайно прост: нужно ударом клюшки перебросить его через достаточно широкий водоем. Борису Николаевичу как почетному гостю доверили «открыть» гольф-клуб. Подали клюшку. Силы, конечно, у него хватало, чтобы зафитилить шарик куда подальше, но нужна еще техника… Сначала не получалось, но потом шарик перелетел водоем, и позднее по ТВ показали, как Ельцин играет в гольф.

Если бы у Бориса Николаевича сразу пошла игра, я не уверен, что пересилило бы — теннис или гольф? Он очень не любит терпеть фиаско, а гольфу, прежде чем научишься побеждать, нужно отдать полжизни. Однако в жилах русского человека начисто отсутствуют «гены» этой игры. Другое дело теннис: он чем-то сродни волейболу, ибо и в той и в другой игре важно «опустить» мяч на другой стороне сетки и чтобы партнер при этом «остался с носом»…