«Материя» времени

«Материя» времени

В предыдущей статье («Проблемы времени и проблемы естествознания») было отмечено, что в принятой ныне парадигме время это исходное и неопределяемое понятие, из-за чего мы не можем обсуждать свойства времени. Тенденции современного естествознания таковы, что становится возможным говорить о времени как о субстанции, активной составляющей мира.

В субстанциональном подходе ко времени в качестве постулата предполагается, что изменения в любой системе происходят как замены элементов; эти замены названы генеральным процессом.

Замены элементов могут проходить на довольно глубоких уровнях строения системы. Если взять большое число уровней, то можно описать достаточно большое количество явлений. Большое число уровней – это цена, которую мы платим за то, чтобы говорить о времени на содержательном языке.

Следующий постулат: существуют субстанциональные потоки на глубинных уровнях строения материи, которые порождают генеральный процесс. По отношению к этим потокам открыты любые системы, и, в частности, оказывается открытой наша Вселенная.

Когда мы говорим о времени, трудно ограничиться им одним, да это и невозможно, поскольку время лежит в фундаменте естествознания и тесно связано с другими основопологающими понятиями науки. Поэтому мы обязаны говорить о времени в той же степени, что и о других понятиях, таких как пространство, материя, жизнь, заряды, взаимодействия… Перестройка фундамента не дается даром, она требует пересмотра всех других представлений, на которых базируется естествознание.

Начнем с источников генерирующих потоков. Сингулярности (точки, «окошечки», «форточки»), через которые «дует» генерирующий поток в наш мир, я называю зарядами, т. е. считаю, что заряды, которые порождают весомую материю, есть источники генерирующих потоков. При наличии источников можно описывать взаимодействия как динамические характеристики потоков. При этом здесь приходится различать бытийный статус генерирующих потоков и материи, которая представлена частицами-фермионами, имеющими заряды и спины. Эти частицы создаются генерирующими потоками. Генерирующие потоки, порождая физические взаимодействия, сами взаимодействуют с обычной материей каким-то другим образом. Именно поэтому они пока не регистрируются традиционными научными технологиями.

На языке генерирующих потоков легко говорить и о пространстве. Это среда, имеющая бытийный статус, отличный от частиц весомой материи, среда, порождаемая элементами генерирующих потоков. Легко говорить и о движении, образом которого будет не пуля, которая, раздвигая частицы воздуха, ударяется о них, нагревается, вызывает звуковую волну и т. д. При движении в среде генерирующих потоков – метаболическом движении – одни частицы входят в систему, а другие частицы выходят из нее. Удачным наглядным образом метаболического движения может быть рекламное устройство «бегущей строки» или движение изображения на экране электронно-лучевой трубки. В основе метаболического движения лежит генеральный процесс – процесс замены элементов в системах. Собственно, метаболическое движение и есть течение, время.

Истоки идеи о генерирующих потоках лежат не только в работах Николая Козырева, их можно увидеть, например, в учении даосизма о порождающих потоках или в концепции Ньютона, по существу субстанциональной, говорящей о времени как о мировом универсальном потоке, который существует сам по себе, не зависит ни от чего другого.

Основываясь на такого рода постулатах, можно проверять следствия метаболического подхода, которые позволяют уже содержательно обсуждать и проблемы течения времени, и проблемы становления, которые можно теперь описывать с помощью накапливания или убывания субстанций в системах. Это и решение проблемы открытости нашей Вселенной с избавлением от жупела тепловой смерти. Это возникновение некоего инструмента, образа или формального конструкта в теории, который объединяет в себе и время, и материю, и взаимодействие, и движение.

Как ввести подобные концепции в научный и культурный обиход? Один путь – это измерение параметров генерирующих потоков, предъявление каких-либо наблюдаемых характеристик, отличных от его основного свойства – течения нашего времени. Однако возможности измерения слабых эффектов опираются не только на способности теоретиков, которые предсказывают наличие эффектов, но и на возможности всей цивилизации: как говорил Станислав Лем, необходима «сумма технологий», достигнутая всей цивилизацией. Вот пример из истории науки: атомистическое учение возникло несколько сотен (или тысяч) лет назад; тем не менее, первые экспериментальные результаты, связанные с опытами по диффузии, с молекулярной кинетической теорией, появились чуть больше ста лет назад. Великие физики Людвиг Больцман и Эрнст Мах еще сто с небольшим лет назад вполне серьезно спорили о том, существует ли атом, и Мах со свойственной ему прямотой называл чудачеством и дурачеством взгляды Больцмана на то, что атомы есть «на самом деле».

С момента, когда Мендель декларировал существование дискретных единиц наследственности, прошло сто или более лет, пока Уотсон и Крик с помощью рентгено-структурного анализа обнаружили спирали дезоксирибо-нуклеиновой кислоты. Возможно, и нынешняя цивилизация технологически еще не доросла до уровня, когда мы сумеем непосредственно измерять свойства генерирующих потоков.

Но есть и другой путь – все-таки измышлять гипотезы. То есть строить какие-то формальные теоретические конструкции и с помощью этих теорий объяснять реальные факты, предлагать в реализуемых областях эксперименты, которые могут эти теории подтвердить или опровергнуть. Это нормальный путь развития науки, и многие теории часто возникали до экспериментальной верификации, потому что, чтобы что-то обнаружить, надо знать, что мы ищем.

В рамках субстанционального подхода надо упомянуть о природе времени. Утверждается, что у него есть природный референт, на разных уровнях строения материи есть генерирующие потоки, которые «входят» в нашу Вселенную, пронизывают все системы, все объекты и порождают изменчивость. Эти взгляды позволяют ввести и измерение времени – параметризацию, или измерение изменчивости с помощью чисел. А именно, если время – это генеральный процесс, замена элементов, то следует подсчитывать меняющиеся в системе элементы. Когда мы говорим о времени, то имеем в виду по крайней мере три его ипостаси: это время-явление, когда говорим о природе времени, это время-понятие, когда время уже не реальность, а ноумен, то есть конструкт нашего мышления, и третье представление о времени – это измерение времени, время как часы, количественный аспект измерений. Метаболическая концепция позволяет ввести часы и измерять количество замен элементов, в этом случае можно корректно обсуждать свойства времени.

Теперь мы можем рассматривать мир как открытый, не изолированный, развивающийся. Принципу Гельвеция «Время – это зуб, который разжевывает железо и пирамиды, время – лишь смерть, которую оно приносит» можно противопоставить принцип Козырева, согласно которому в самих свойствах материи есть что-то, что порождает жизнь в обобщенном смысле, порождает изменчивость мира. И мир уже можно рассматривать как развивающийся, самоорганизующийся и, возможно, усложняющийся.

Фактически названы черты новой парадигмы:

– время может быть предметом естествознания, а не только философии;

– время имеет структуру, поэтому оно может быть предметом моделирования;

– в понятийной базе естествознания не хватает каких-то сущностей, и, возможно, они возникнут в рамках субстанциональных подходов;

– эталонные процессы, с помощью которых мы измеряем время, могут быть разными, а не только основанными на физических измерениях. И вместе с новыми способами измерения изменчивости возникают новые подходы и к описанию мира.

Александр Левич, д-р биол. наук, МГУ