Глава двадцать пятая Хэппи-энда не будет. Искупление, блин!

Глава двадцать пятая

Хэппи-энда не будет. Искупление, блин!

Не передать, сколько раз мне приходилось слышать: «Все жанры хороши, кроме скучного», – конечно, эта фраза не лишена остроумия, но не стоит слишком увлекаться. Порой случается, что слова, пусть даже и не лишенные смысла, в результате многократных повторов начинают потихоньку вытеснять и подменять собой реальность, превращаясь в какую– то непроницаемую ширму. И за ней уже совершенно невозможно разглядеть объект, к которому они первоначально относились. Нечто подобное произошло и с процитированным выше замечанием по поводу искусства. Люди вообще слишком часто несправедливы к столь утонченному и сложному явлению, каковым является скука. Вынести скуку бывает нелегко, но это еще ничего не значит. И если вы вдруг случайно встретите на вернисаже человека, чье лицо не искажено гримасой легкого отвращения, или же заметите в зале филармонии кого-то, кто бы не прикрывал свое лицо рукой, дабы скрыть от окружающих охвативший его приступ зевоты, – можете не сомневаться: вы видите перед собой индивидуума, который впервые посетил эти замечательные культурные мероприятия. И это в лучшем случае, в худшем – перед вами человек, не отличающийся особым умом, скажем так. Иными словами, в способности глубоко и полностью отдаваться этому чувству есть нечто в высшей степени аристократическое или же, по крайней мере, то, что позволяет отличить профана от человека более-менее искушенного. А уж об искусстве и его «жанрах» и говорить нечего! По– настоящему великое произведение просто обязано быть отмечено печатью глубочайшей скуки. Образно выражаясь, без такой приправы это блюдо не будет обладать всей полнотой вкуса и лишится каких-то чрезвычайно важных для истинного ценителя оттенков. Что, кстати, обусловлено и особенностями устройства человеческой психики: только то произведение способно по-настоящему глубоко и надолго запечатлеться в памяти, для восприятия которого требуется определенное усилие. Этим же обстоятельством, видимо, можно объяснить и тот факт, что чуть ли не все наиболее ценимые человечеством книги так и остаются непрочитанными большинством из живущих ныне людей. Не буду перечислять названия и имена – думаю, они и так у всех на слуху. Вместе с тем, нет никакого смысла призывать читателей отбросить всю эту скучную сложность и прочие «интеллигентские комплексы» и приступить к потреблению чего-то исключительно легкого и интересного, ибо эти качества, ко всему прочему, с некоторых пор стали в литературе еще и признаками дурного тона. Можно допустить, что очень многие люди предпочитают есть, громко чавкая, однако чересчур откровенных призывов к такому способу потребления пищи не поймут, боюсь, даже они. Поэтому современное искусство, в том числе массовое, уже давно строится по несколько иным законам.

Показательным с этой точки зрения является путь Умберто Эко. Он начинал в эпоху зарождения так называемого «нового романа», создатели которого объявили настоящую войну всем формам занимательности, постаравшись тщательнейшим образом вытравить ее из своих произведений. И надо сказать, им это в полной мере удалось. Сам же Эко, как известно, не погнушался опуститься и до такого «презренного жанра», как детектив, и тем самым невольно уподобился монаху-расстриге, не устоявшему перед мирскими соблазнами и изменившему аскетическим идеалам своей юности. Будучи не в состоянии вернуться назад в монастырь, но мучимый тайными угрызениями совести, он, все же, постарался соблюсти хотя бы видимость приличий, для чего снабдил свои детективы многочисленными наукообразными комментариями. Именно таким образом, возможно сам того не желая, он сумел найти воистину золотой ключик к душе современного человека и стать одним из самых успешных писателей наших дней. И Умберто Эко в этом отношении далеко не одинок. Всякий раз, открывая сегодня книгу, ты рискуешь быть втянутой в игру роковых страстей, когда автор, вроде бы уже нащупавший путь к обретению земных радостей и славы, вдруг, как бы терзаемый муками совести, неожиданно вспоминает еще и о необходимости сохранить свою небесную чистоту и невинность. Я смогла убедиться в этом еще раз совсем недавно, побывав на премьере англофранцузского фильма «Искупление», поставленного, если не ошибаюсь, по бестселлеру букеровского лауреата.

Маленькая девочка, имеющая склонность к различного рода фантазиям и литературе, становится невольной свидетельницей сцены насилия и совершает ложный донос на возлюбленного своей старшей сестры. Подталкивает же ее к столь нехорошему поступку, как нетрудно догадаться, чувство ревности. Таким образом, первые неясные чувства, возникшие в неокрепшей душе юной писательницы, становятся причиной трагедии: возлюбленный сестры отправляется в тюрьму, а затем на фронт Первой мировой, с ужасами которой приходится столкнуться и обеим повзрослевшим сестрам, правда, в качестве санитарок. Старшая постоянно ищет встречи с возлюбленным, а младшая (Ромола Гараи) не находит себе места от запоздалого раскаяния. Красавица Кира Найтли в роли старшей сестры, убедительная игра актеров, особенно исполнителей детских ролей, точность деталей, впечатляющие виды викторианской усадьбы и ее окрестностей… Разве что по ходу просмотра возникает эффект некоторого дежавю, так как большинство зрителей, вероятно, еще не успели забыть вышедший на экраны чуть ранее фильм Франсуа Озона «Ангел», действие которого тоже разворачивается в Англии и примерно в те же годы, кроме того, там тоже речь идет о жизни писательницы, наделенной не менее сложным характером и уж точно ничуть не меньшим воображением, чем героиня «Искупления», роль которой, ко всему прочему, исполняет еще и та же самая актриса – Ромола Гараи. Хотя, конечно же, фильм Озона является куда более камерным и малобюджетным. Но дело даже не в этом. Главное отличие заключается в том, что Озон взял за основу некогда популярный роман полузабытой английской писательницы, от себя добавив разве что чуть больше занимательности сюжету и привлекательности главной героине, справедливо посчитав, что зрители, знакомые с его предыдущим творчеством, простят ему эту маленькую слабость. А поскольку Озон еще достаточно молод, то и круг его почитателей пока не слишком велик. Короче говоря, он опять невольно создал фильм для посвященных, и размер бюджетных вложений тут не так уж важен.

А вот автор, а точнее, авторы «Искупления» – писатель и режиссер – посчитали необходимым ввести в свое романтичное повествование финальную сцену, где престарелая писательница в предсмертном теле-интервью рассказывает читателям, а заодно и зрителям, что все написанное в ее книге неправда, ибо на самом деле оба героя-любовника погибли. Она же оставила их в живых исключительно потому, что они расстались и умерли по ее вине, так пусть теперь хотя бы в романе порадуются и, может быть, таким образом ей удастся искупить свою вину перед ними, – во всяком случае, она на это очень надеется, поскольку в реальной жизни ей не удалось даже попросить у них прощения. Эти печальные откровения, да еще высказанные от лица внезапно появившейся на экране «авторши», как бы на метауровне, по всей видимости, как раз и призваны развеять сомнения не слишком уверенных в себе зрителей, убедив их в том, что они только что просмотрели вовсе не экранизацию классического «женского романа», а глубокомысленую философскую притчу о превратностях писательской судьбы, настоящими создателями которой являются букеровский лауреат-мужчина и полностью солидарный с ним режиссер, тоже мужского пола. Так что ответственность за все эти любовные интрижки и переживания целиком ложится на пустившуюся в откровения идиотку-писательницу. Ее неожиданное появление на экране, безусловно, позволит многим колеблющимся личностям присоединиться к их более простодушным соседям по зрительному залу и начать активно рекомендовать фильм к просмотру своим родственникам и знакомым. А это, в свою очередь, повысит кассовые сборы, позволит окупить затраты на съемки, выплатить дополнительные премиальные актерам и купить подарки трогательным симпатичным детишкам, сыгравшим в фильме героев в юном возрасте. Все это, разумеется, очень хорошо и в чем-то по-своему благородно, особенно по отношению к детям.

Но мне почему-то кажется, что эта старая ведьма, позволив встретиться и вновь обрести свое счастье литературным персонажам, ублажала вовсе не их реальных прототипов – те к этому моменту уже благополучно отправились в мир иной, где им явно уже не до книг, – а себя саму. Естественно, ее должна утешать мысль о том, что обе ее невольные жертвы смогли почувствовать себя счастливыми в ее романе. Зато на таких, как я, ей глубоко плевать! Хотя я ведь тоже стала невольной свидетельницей ее не слишком благородного поступка в детстве и затем на протяжении двух часов напряженно следила за трагическими метаниями по экрану несчастных персонажей. И в тот самый момент, когда война заканчивается, герои фильма снова находят друг друга и все вроде бы налаживается, вдруг появляется эта карга и сообщает мне всю эту фигню про то, что хэппи-энд отменяется! После чего у меня, ясное дело, сильно испортилось настроение. Она же не без ехидства, но с вполне довольной физиономией, еще успевает сообщить, что доктор обнаружил у нее неизлечимую болезнь мозга и поэтому ей уже совсем недолго осталось. В общем, «пока-пока, дорогие читатели, приятно было с вами побеседовать в последний раз, писем больше можете даже не писать».

Тем не менее, несмотря на ее столь демонстративное пренебрежение моим присутствием в этом мире, у меня имеется сильное подозрение, что для нее остается крайне важным мнение по крайней мере еще одного зрителя, на скорую встречу с которым она, судя по всему, всерьез рассчитывает на том свете. О чем красноречиво свидетельствует удовлетворенное выражение ее лица, казалось бы, достаточно странное в подобных обстоятельствах. А иначе, зачем вообще была затеяна вся эта возня с искуплением?! В таком случае и мне тоже есть что ей сообщить. Ах, да, чуть не забыла: роман, положенный в основу экранизации, сочинила ведь вовсе не она. Тем лучше. Тогда я точно знаю, что автор этого произведения жив и в ближайшее время умирать не собирается, и поэтому вероятность того, что мои слова каким-то образом до него дойдут, увеличивается. Однако, следуя примеру старой больной графоманки из фильма, я тоже предпочитаю обращаться не к нему, а к тем, кто меня читает.

Итак, дорогие читатели, все вы, вероятно, знаете одну внушительных размеров книгу, которая настолько популярна и известна среди населения земли, что я и в мыслях не могу допустить, будто вы ее не осилили. И вам она понравилась? Вы довольны? Прекрасно! Не буду скрывать, что сочинила эту книгу вовсе не я, а некто, кто почему-то пожелал остаться неизвестным. Но я довольно неплохо разбираюсь в том, как делается литература, поэтому чувствую себя вправе добавить к ней пояснение в виде маленького эпилога, которого там явно не хватает. Смысл его сводится примерно к следующему:

«Мои маленькие доверчивые друзья! Книга, которую вы прочитали, начинается словами: «В начале было Слово, и Слово было Бог», – однако это не совсем так. В начале было вовсе не слово, а был некий писатель, который это слово написал. Возможно также, что это была писательница вроде меня. А поскольку эти писатель или писательница были до всякого слова, а значит, и до бога, которым это слово является, то слово и бог существуют исключительно в книге, и к реальности никакого отношения не имеют. Поэтому рассчитывать на какую-либо встречу с ним за пределами этой книги, а тем более в загробном мире, по меньшей мере, наивно».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.