ШАБАЛИНСКИЙ РЕДУТ
ШАБАЛИНСКИЙ РЕДУТ
Юрий Панченко
17 июня 2002 0
25(448)
Date: 18-06-2002
ШАБАЛИНСКИЙ РЕДУТ
На Вятской земле Шабалинский район считается дальним, полузабытым. От областного города он далеко, за двести километров. В самом названии заложен какой-то раздрай: по железной дороге — это Шабалино, а по автомобильной — Ленинское. И жизнь там отличается замкнутостью, приправленной беспричинной подозрительностью ко всякому новому человеку. Годами переселившегося сюда за своего не принимают. Что и хорошо: сохраняются своеобразие, самобытность и плохо — тупик. А в тупике и куст придорожный не растет…
На столе главы района Сергея Добровольского лежит новенькая нагайка. Лежит символом власти, подаренная казаками.
Начальник района, если называть его должность без словоблудия, напрямую — родился и вырастал в Москве. Заканчивал в столице школу, институт. Историю перестройки молодым человеком проходил через встречи с политиками самых разных направлений, написания программ и манифестов через митинги, московские кухонные обсуждения путей развития России. И вот что удивительно: именно в Шабалине, где чужих боятся и не признают, год назад Добровольского выбрали в руководители. Так получилось. Причем дело чистое, без "помощи" администрации губернской, без выламывания рук и запудривания мозгов, чтобы протолкнуть "своего договоренного". Просто он быстро стал своим, уехав после окончания вуза сюда в Шабалинский район Кировской области. В отдаленной деревне, не имеющей и хлебопекарни, купил дом. По цене среднего советского телевизора. Толчком к такому поступку стали слова одной умной московской женщины: "Вы здесь, на столичный площадях, кричите о судьбе России, а посмотрите на свои руки. Вы никогда не работали по-настоящему, делать ничего не умеете, жизни подлинной знать не знаете"…
В деревне он своими руками стал кормить себя, жену и сыновей. Сажал картошку, устраивал грядки, пропалывал и поливал, окучивал. Для познания натуральной жизни нанялся в колхоз работать пастухом, обзавелся и личной скотиной. Через год убедился: своими, прежде не знавшими настоящей мужской работы руками, умеет и дрова на год вперед заготовить, начиная от валки леса, и сани смастерить, чтобы мальчишек катать, и телегу, и всеми овощами, даже арбузами с собственного огорода, семью обеспечить, и с охоты из лесу вернуться с добычей. Жить личным подворьем, личным трудом получилось
Но и думать он не разучился, анализировать, что происходит в деревнях и районном центре, куда народ ведут местные вожди.
Почувствовав себя не посторонним для здешней жизни, он и начал выстраивать свой Шабалинский рубеж.
"Безработный", официально пишет он в анкетах на вопрос, кем был до своего кабинетного поста. Хотя какой же безработный способен полностью семью всем нужным обеспечить, с весны до осени работая в огороде, на сенокосе, живя крестьянским самостоятельным трудом?
На предвыборную кампанию денег не было. Чтобы провести собрание избирателей в дальнем селе, ехал туда с попутной хлебовозкой, с водителем рассчитывался разгрузкой хлеба. А в клубе уже шептались: кандидат труда не боится, сам хлеб у магазина выгрузил.
Тут к месту будет сказать, что как и везде, горбачевская перестройка, ельцинские "реформы" закончились для Шабалинского рубежа полным крахом местных предприятий. Здесь в колхозах зарабатывали на выращивании льна — крах. Здесь на хорошем уровне была переработка леса — крах. Здесь работала мебельная фабрика, и за гарнитурами, сделанными из натуральной древесины, очереди стояли в разных городах России — крах. Здесь работал маслозавод, перерабатывая продукцию, получаемую от колхозов района, — крах. Комиссары перестройки прямо говорили здешней номенклатуре: "Ты руководитель фабрики и должен стать ее частным владельцем. Ты председатель колхоза — помещиком". Объясняли подробно "механизмы". Через районные "верха" так же, как в столице через кремлевские верха, по американской единой схеме с намерением: страну — развалить. А чтобы "верха" не сопротивлялись погублению страны, чтобы из глубины России не протестовали против новой власти московской, "демократической", им в качестве затейливо замаскированной взятки и предложили "тащить, сколько утащишь". Под дурацкие сказки о том, что "государственное — оно ничье, а частник порядок наведет по-хозяйски".
Изучивший "теорию" перестройки в Москве, Сергей Добровольский в Шабалино увидел, как она преступно воплощалась. Ломать не строить. С купленной по цене пары автомобилей-"жигуленков" мебельной фабрики в первую очередь была распродана готовая продукция и нормальная ее работа в принципе закончилась. Прибыльное производство заменилось спекуляцией, распродажей сначала сырья, затем — всего, что продать получалось. Вслед за станками пошел на продажу шифер с крыш, стекла из окон, стены самих бывших цехов и подсобных помещений.
В колхозе новые "помещики" пустили на продажу тракторы, автомобили. Продать, пока "из самой Москвы" разрешают обогатиться лично, построить под шумок себе квартиру на стороне, где-нибудь в областном центре, чтобы и не знали в районе, — когда еще в открытую воровать разрешат? Схема известная, других при разграблении государства не бывает. По отношению к району меняются только масштабы в основном. Но вот и в столице России, и в районе дальнем начала вылезать наверх проблема: а куда народ девать? Его ведь — не присвоишь, не продашь ни штуками, ни общим количеством, да и про новое крепостное право разъяснений чего-то не было.
Люди взвыли. Как жить? На что? Вот на этой волне и пришел в районе к власти Сергей Добровольский. Здесь, на шабалинском рубеже, он вместе с нежелающими погибать русскими людьми зарылся в землю, обороняя себя и Родину. Мать-земля из красивого словосочетания превратилась в самом деле в кормилицу, огородами, грядками спасая семьи от голода. Коровы, дающие молоко, — в любимицах семей.
Что хотят люди здесь, на Шабалинском рубеже? Прежде всего — работать. Такие вот странные русские люди, от рождения, видите ли, нравится им работать. Не на новых "фабрикантов" и "помещиков", а на себя, на свои семьи. И работать с толком, с зарплатой и постоянным накоплением материальных средств. Люди хотят учить детей в школах, институтах. Одевать детей в красивую новую одежду. Кормить не отрубями — полноценными продуктами, выращенными без химотравы. Хотят покупать детям книги, маленьким — игрушки. Себе — костюмы, шубы. Нормальные желания. Люди хотят честной, справедливой жизни. Выбить из них это желание "реформаторам" не удалось.
Тридцатилетняя женщина вспоминает, что самым лучшим в ее обычной деревенской жизни была работа: "Мне нравилось доить коров. Школу среднюю закончила и пошла работать дояркой. Очень нравилось, другой работы не хотела. Так платить перестали, а коров на мясокомбинат продали. Жалко их. Я могла попробовать молоко и сказать, от какой коровы надоено".
Сегодня она вынуждена заниматься торговлей, в нынешних условиях больше похожей на спекуляцию, на работу "для дяди, потому как налогами все сделанное в пыль превратят и еще в должниках останешься".
Тридцатилетнего мужчину на улице Шабалино с его синим от пьянства лицом можно принять за старика. Он говорит: "А чего ждать? Все одно, жизнь пропадает пропадом, везде обман, толка нету".
Кадровая проблема для начальника района становится одной из основных — для будущего устройства нормальной жизни. С кем заниматься наладкой? Выпускница местной школы рассказывает: "По телевизору из области видела, начальница одна говорит, что больше наглости надо молодежи, больше наглости. Я и думаю, чего это она? Переела чего сладкого, что ли? Вроде молодежи больше не наглости надо, а вежливости, культурнее делаться. А чего это она к наглости запризывала?"
И попутчица ее делится откровенно: "Мы отсюда в город уезжать не собираемся, наше здесь место. В город подруга замуж вышла -через год психованной стала, кричит на маленького ребенка и дергается. В городе молодых девчонок проститутками становиться заставляют, жизнь себе портить в самом начале".
О крепких делах нового начальника района писать опасно — как бы "добрые дядюшки" из столицы не наслали бы заново в изначальное место России разрушителей.
Через горе народ поумнел. На то и надежда.
Для начала Добровольскому пришлось останавливать налаженное воровство. Из угля, покупаемого районом для зимнего отопления, разворовывались десятки тонн, не обращая внимания на то, что в школах и жилых домах температура держалась чуть выше нуля. Разворовывалось этой самой знающей все ходы и выходы прогнившей районной номенклатурщиной. Уже следствие началось, а подозреваемые поспешили украсть еще пару десятков тонн: свой карман — важнее. Кто сколько украл, разыскивается. И уже топливо не воруют, уже у людей в домах стало теплее…
За первой историей о воровстве потянулась следующая, и такая, что не одна милиция занялась следствием. Обозначился настоящий хозяин района, твердый в деле. Что никак не подходит прежним номенклатурщикам, не терявшим надежды, — столкнется новый начальник и с тихим саботажем, и со многими проблемами на первый взгляд неразрешимыми — уйдет.
Не уходит. Работает на благо народа, своего района.
Ни на какой торговле в полноценном своем качестве Шабалино восстановиться не может, понял для себя начальник района. Нужно настоящее производство.
Впервые за последние пятнадцать лет в Шабалино начато строительство нового производственного комплекса по переработке леса. Сергею Добровольскому удалось найти русских предпринимателей, думающих не о продаже, а о производстве. На комплексе из крупного пиловочника будет изготавливаться первосортная доска, годная и для изготовления мебели и для стройки. Более мелкий лес будет перерабатываться на отделочные рейки, жердины — на щепу для бумаги. Опилки и сучки на таком производстве пойдут на изготовление отопительных брикетов. В результате заработает безотходное производство, прекратятся варварские вырубки, когда берутся только лучшие стволы, годные на продажу, а остальное бросают. Новое производство уже сейчас, на этапе строительства, начинает давать для жителей района рабочие места, зарплату. Такое начало радует Добровольского и его сподвижников из числа рабочих. А он уже думает, каким образом восстановить, запустить и мебельную фабрику, и маслозавод.
Год проработав в кабинете власти, руководя районом с треть Франции, Сергей Добровольский увидел все недостатки самого устройства власти, приспособленной как будто специально на развал государственности России. Во власти современной ельцинско-путинской отсутствует сквозная взаимосвязь народа и чиновников. Любой районный, городской начальник от упреков отделывается очень просто: "Меня выбрал народ, вы спрашивать с меня права не имеете". Но и народ, начальство выбирающий, ошибившись, воров и болтунов снять с поста практически не может.
Думать, как вырвать Шабалинский район из нищеты, пьянства — главная и каждодневная работа начальника района. Квартиру не переменил, особняк или же квартиру в областном городе не строит. Не на что, ибо не ворует.
В районе остро чувствуется лукавство государства. Если, например, в Москве изрекается в высоком кабинете: "с такого-то числа-месяца повышается пенсия пенсионерам на столько-то процентов".., то в районе благодарные заранее бабушки, дедушки идут к начальству искать, где же прибавка к пенсии. Из Москвы — ни рубля, ни копейки. В отличие от московских кабинетников Добровольскому приходится давши слово держать его.
… Дальний район России едва-едва приходит в себя после страшного десятилетия. Люди сами находят, чему верить. Кому верить. Не согласные с воровством, пьянством, бескультурьем всеобщим без политических партий, без телевизионных крикунов и бормотальщиков начинают понимать: что делать.
Юрий ПАНЧЕНКО
Вятка