Проблемы роста
Проблемы роста
Хотя предполагаемые сроки вступления Киргизии и Таджикистана в Таможенный союз, естественно, различаются, проблемы, возникающие в этой связи, практически идентичны. Поэтому я буду рассматривать их совокупно.
1. Перепад в уровне развития между странами ТС и его потенциальными членами. Это, пожалуй, самая очевидная проблема.
Во-первых – перепад в уровне экономического развития. Подушевой ВВП Киргизии – порядка $1000. Но дело не только в формальных показателях, а в структурных. В экономике абсолютно доминирует теневой и даже прямо криминальный сектор, замешанный на контрафакте и наркотрафике. В корне изменить эту ситуацию возможно, наверное, только в режиме прямого внешнего управления. Т. е. фактически невозможно (поскольку чревато неприемлемыми рисками и издержками для Москвы. Не говоря уже о «суверенитете» самих республик).
Во-вторых – перепад в уровне социального развития: системы образования, социализации в этих странах либо не работают должным образом, либо, если и работают, все больше отдаляются от России, от наших цивилизационных стандартов. Особенно это касается Таджикистана и юга Киргизии, где дерусификация шагнула очень далеко.
2. Приток мигрантов – в большом количестве и в очень низком качестве. Указанные выше два взаимосвязанных процесса – экономическая и социальная архаизация стран региона – в совокупности порождают данную проблему, которая сегодня очень болезненна для России.
Необходимые нам меры протекционизма на рынке труда будут крайне затруднены участием стран – доноров миграции в Таможенном союзе. Понятно, что единый рынок труда оформляется только на уровне ЕЭП. Но требования более продвинутого этапа интеграции будут неизбежно учитываться уже на старте. Соответственно, системные, долгосрочные ограничительные меры будут невозможны.
3. Полупрозрачность границ. Киргизии – с КНР, Таджикистана – с КНР и Афганистаном. Таким образом, интеграция Киргизии и Таджикистана в Таможенный союз с большой вероятностью может означать интеграцию китайской контрабанды и афганского наркотрафика.
Искренне надеюсь, что внутрироссийский лоббизм в пользу их вступления никак не связан с возникающими на этой почве интересами.
Наверное, остроту проблемы мог бы снять всеобъемлющий внешний контроль над границами этих республик. Если подходить к делу серьезно, установление такого контроля должно было бы рассматриваться как условие-минимум для обсуждения вопроса об их участии в ТС.
Способны ли обеспечить такой контроль Москва, Минск или Астана – этот вопрос я оставлю риторическим. Но вот то, что сами республики на такой контроль вряд ли согласятся или, по меньшей мере, постараются сделать его сугубо формальным, сомнений не вызывает – слишком велика зависимость от криминального уклада.
4. Экспансия китайских товаров. В легальной плоскости, если брать торговлю республик с КНР, тоже нет готовности что-то менять, сужать коридор для китайского ширпотреба. Хотя сама Киргизия выступает инициатором присоединения к ТС и выражает в нем крайнюю заинтересованность, она требует для себя уступок и преференций. В том числе – возможности сохранения низких барьеров для импорта и реэкспорта китайских товаров. Дополнительная экспансия китайских товаров на отдельных рынках уже стала одной из издержек создания ТС. Соответственно, эта проблема будет усугубляться.
5. Консенсусный механизм принятия решений в ТС и ЕЭП. Проблема, последняя по порядку, но не по важности. Коллегия Евразийской экономической комиссии голосует двумя третями, но на уровне Совета комиссии, где принимаются принципиальные решения, должен быть консенсус. Это значит, что принятие в структуру даже самого незначительного в смысле объема экономики и проблемного партнера открывает ему полный доступ к блокированию решений.
Мы помним, как иногда пользовались правом вето новые члены ЕС, когда маленькая страна из соображений торга по частным вопросам могла блокировать масштабные, системные процессы. Думаю, потенциальные новые члены ТС будут использовать эту технологию куда более активно. В том числе по объективным причинам: их нужды, приоритеты и проблемы действительно очень специфичны. Но именно поэтому подстраивать, адаптировать под них приоритеты структуры в целом – что, еще раз повторю, будет неизбежно в силу действующего механизма принятия решений – значит поставить крест на амбициях проекта. По сути, дальнейшая интеграция будет заблокирована. Мы будем заняты бесконечной адаптацией отстающих, а не движением вперед.
Чем сбалансированы эти очевидные минусы? Что на другой чаше весов?
Часто говорится о находящихся на территории республик привлекательных активах. Это объекты энергетического комплекса, некоторые остатки военной промышленности, минеральные ресурсы. Но все эти активы могут быть освоены российским или казахстанским капиталом и вне рамок Таможенного союза. И отчасти уже осваиваются. У Москвы и без ТС достаточно рычагов влияния на ситуацию, чтобы в той же энергетической сфере разговаривать с сильных позиций. На основе прямых инвестиций можно было бы обеспечить точечный контроль России (возможно, совместно с рядом международных партнеров) над отдельными стратегически важными активами в регионе и «связывание» избыточных трудовых ресурсов в Средней Азии.
Стратегически мы заинтересованы в устойчивом социально-экономическом развитии региона, чтобы сокращать свои собственные риски (включая и иммиграцию, и наркотрафик, и экспорт исламизма). Понятно также, что полноценное экономическое развитие тех же Киргизии и Таджикистана будет критически зависеть от возможностей выхода на рынок стран Таможенного союза. Но ничто не мешает согласовывать и обеспечивать этот доступ по тем или иным товарным позициям без полноправного членства в интеграционных структурах. Например, в последние годы в Киргизии активно развивается текстильная промышленность, в которую вовлечена значительная часть населения республики. Более 90 % экспортируемой продукции поступает в Россию. Безусловно, в российских интересах сохранить эту отрасль местной экономики на плаву. Но для этого совсем не обязательно предоставлять стране право вето в интеграционных структурах и открывать свободный доступ на российский рынок труда.
Иными словами, и интересы российских инвесторов, и реализация проектов, работающих на занятость, социальную стабильность в экономически ослабленных государствах Средней Азии, вполне могут быть обеспечены без их включения в Таможенный союз.
Поэтому реальные аргументы лежат где-то в другой плоскости, и они выражаются в двух словах: география и пропаганда.
Географический аргумент состоит в том, что горы, проходящие по территории Киргизии и Таджикистана, являются естественными границами региона. Считается, что, поскольку эти границы были обустроены в советское время и представляют собой естественную преграду, их легче контролировать и защищать.
Однако на этот счет у военных экспертов возникают обоснованные сомнения.
В октябре 2009 года Академия военных наук РФ провела совместный с казахстанскими военными анализ возможностей реагирования на угрозы со стороны Афганистана. В частности, обсуждался вопрос о том, где должен проходить основной южный рубеж обороны страны: по линии входящего в Таможенный союз Казахстана или по линии границ Афганистана со странами ЦАР. В докладе «Прогноз развития военно-политической обстановки в Центрально-Азиатском регионе» полковник ВВС РФ Сергей Гаврилюк отметил следующее: «Сложный горный рельеф района действий (в южном секторе ЦАР. – М.Р.) ограничивает использование на самолетах Су-25 внешних подвесок с массой до 4000 кг, обеспечивающих выполнение необходимых маневров. Скалистые горные хребты в районах н. п. Джигарталь, Тевиль-Доре, Калай-Хумб, Рушан, Хорог с большим количеством естественных укрытий облегчают маскировку объектов противника, что затрудняет выход на цель и ее поиск, построение маневров для выполнения атак, накладывает ограничения на применение средств поражения и выбор боевых порядков».
Для сравнения: периметр границы Казахстана со странами ЦАР представляет собой пустынную местность, где практически нет складок местности, которые могут послужить для укрытия живой силы и техники противника. Характер ландшафта – пустыня и песчаная степь, протянувшаяся на многие сотни километров, – представляет собой сильную естественную преграду, где количество дорог, пригодных для передвижения войсковых колонн, крайне ограниченно. Это исключает возможность скрытого выдвижения и сосредоточения крупных группировок противника – все его перемещения будет легко вскрыть посредством спутниковой, авиационной, беспилотной разведки. Нанесение воздушных ударов в таких условиях будет выгодно для ВВС РФ (КАС ОДКБ).
Кроме того, есть и политический момент: развертывание сети военных баз и военных объектов совместного использования на территории Казахстана представляется гораздо менее проблематичным, нежели аналогичные меры в иных странах ЦАР. В случае обострения обстановки в Афганистане именно на казахской территории с военной точки зрения оптимально концентрировать силы и средства для противодействия, а режим охраны границы осуществлять посредством патрулирования авиацией, дронами и подвижными боевыми группами наземных войск.
Присутствие российских пограничников на таджикско-афганской границе также было бы весьма желательно с точки зрения возможностей активного мониторинга обстановки. Но, как уже было сказано, реального контроля союзников над своими границами республики вряд ли допустят. А если есть политическая воля для того, чтобы добиваться такого контроля – Таможенный союз тут совершенно ни при чем, это может делаться в рамках двустороннего военного сотрудничества и/или ОДКБ, организации, которая является донором безопасности для региона. Она должна наполняться реальным содержанием, противодействуя трансграничным угрозам, в т. ч. связанным с наркотрафиком.
Что же касается пропагандистской стороны дела, то, здесь, конечно, преобладает стремление продемонстрировать наглядные, зримые успехи интеграционного проекта. И одним из свидетельств успеха видится расширение.
Стоит ли во имя большого политического пиара жертвовать реальными жизненными интересами общества, усугубляя и без того крайне острые проблемы массовой иммиграции и трансграничной преступности, – вопрос, который в «имперской» модели принятия решений далеко не всегда решается в пользу общества. Так что этот аргумент приходится учитывать всерьез.
Понятно, что включить в Таможенный союз Киргизию проще, чем перейти на новый уровень интеграции, – я имею в виду создание валютного союза. Но проще – не всегда лучше.
Да и пиар-эффект в данном случае выглядит крайне сомнительным. Если словосочетание «Евразийский союз» будет ассоциироваться у жителей России с наркотрафиком, контрабандой и миграционным беспределом, то вкус к любым интеграционным начинаниям будет утрачен надолго.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.