Проблема-2050

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Проблема-2050

Подводя итог сказанному, стоит вернуться к статье Владимира Путина о национальном вопросе, где фигурирует сравнение иммиграционных процессов наших дней с «новым великим переселением народов», изменившим «привычный уклад и облик целых континентов».

Вежливость формулировки не должна вводить в заблуждение. «Изменение уклада и облика» – это эвфемизм гибели одних цивилизаций и экспансии других. Когда мы говорим об иммиграции по оси «глобальный Юг» – «глобальный Север», речь, по сути, идет не о конъюнктуре рынка труда или вопросах демографического баланса, а о цивилизационном вызове, ставящем под вопрос само существование «принимающих» наций. Или, если угодно, о таком изменении их «облика», которое граничит с полной и окончательной «потерей себя».

Пусть и в завуалированной форме, признание масштаба проблемы присутствует в статье президента. Почему тогда масштаб решений, обсуждаемых и принимаемых на государственном уровне, так мало соответствует заявленному историческому видению? Трудовые патенты вместо квот могут быть удачным нововведением или не очень – это можно обсуждать. Но это явно не та мера, которая могла бы сколь-нибудь ощутимо ограничить «великое переселение» чужих народов в наш жизненный мир. Собственно, такой задачи и не ставится. Как уже было отмечено, сегодняшняя миграционная политика государства нацелена в лучшем случае на смягчение отдельных негативных последствий миграционного притока в его существующем виде, но не на существенное изменение количественных и качественных параметров этого притока.

Характерно, что сторонники и лоббисты массовой инокультурной иммиграции в нашу страну вполне отчетливо осознают исторический масштаб изменений, которые ей сопутствуют. По оценкам некоторых из них, к 2050 году при сохранении существующих тенденций около половины населения страны будут составлять этнические мигранты и их потомки. «Это будет не та Россия, которую вы знаете и хотите знать», – говорят они нам. Чего в этом больше – злорадства врага или гипноза жертвы, зачарованной необратимостью процесса, наверное, не так важно. Ведь проповедь бессилия – тоже оружие в борьбе цивилизаций.

Кстати, она играет не последнюю роль в нашем вопросе. Когда идеологи замещающей миграции исчерпывают доводы в пользу ее благотворности, они начинают упирать на ее неизбежность. У этого аргумента две стороны. Одна касается необратимости депопуляции в развитых обществах. Другая – невозможности ограничить переток населения из слаборазвитого в относительно развитый мир. На самом деле обе «невозможности» ложные. Во многих развитых странах сохраняется естественный прирост населения, известны случаи позитивной «возвратной» динамики рождаемости (например, существенно возросла рождаемость у послевоенных поколений французов, и хотя впоследствии она снижалась, даже современные француженки предпенсионного возраста имели больше детей, чем их условные бабушки; среди новейших примеров примечателен рост рождаемости среди еврейского населения Израиля, который наблюдается последние двадцать лет). Что касается ограничения массового перетока населения, опыт «закрытых» развитых стран (таких, как Япония) и опыт ограничительной миграционной политики, к которой перешло большинство развитых стран после периода открытости, свидетельствует в пользу того, что этот вопрос вполне решаем при наличии политической воли.

Но нужно признать, что в обоих случаях перед нами не технические задачи, а опять же довольно масштабные вызовы для той цивилизационной модели, которая сложилась в обществах европейского типа.

И это другой аспект той идеи цивилизационного вызова, о которой мы говорим. Речь не только о вызове со стороны других цивилизаций, но о вызове изнутри, о необходимости переделать себя – структурно, организационно, ментально, – для того, чтобы себя сохранить, для того, чтобы выжить. Если вспомнить Арнольда Тойнби, цивилизации рождались или получали «второе дыхание» именно постольку, поскольку им удавалось трансформировать импульсы внешних вызовов (со стороны чуждых природных или социальных сил) во внутренние формы, в новые культурные модели и шаблоны коллективного действия.

Получится ли у нас? Узнаем к 2050-му.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.