Мы не лезем костлявой рукой Москвы внутрь НАТО
Мы не лезем костлявой рукой Москвы внутрь НАТО
(из интервью Д.О. Рогозина газете «Коммерсантъ». 4 апреля 2008 г.)
– Дмитрий Олегович, вы довольны тем, что НАТО не приняло решение о предоставлении ПДЧ Грузии и Украине?
– Это ожидаемое решение. При этом мы понимаем, что в НАТО шла напряженная дискуссия. До конца продолжалось вылизывание формулировки, чтобы никто не чувствовал себя обиженным. Это решение вытекает из проведенного странами НАТО анализа ситуации в Грузии и на Украине. НАТО, конечно, хотелось принять яркое политическое решение по предоставлению ПДЧ, но никому не хотелось чужую головную боль делать своей.
– Это решение – успех российской дипломатии?
– Бравурных реляций, победных возгласов и открывания шампанского не было и не будет. Мы восприняли это спокойно: смакование решения Альянса будет нам только во вред. Очевидно, что российские доводы были услышаны, но сыграли роль не только они. Было еще и опасение, что придется брать на себя чужие проблемы. И потом потенциал НАТО сейчас задействован в Афганистане, Ираке, Косово. Если добавить к НАТО Украину и Грузию, это привело бы к разбуханию Альянса.
– Какие конкретно страны высказывались за и против ПДЧ для Украины и Грузии?
– Знаете, мы не лезем костлявой рукой Москвы внутрь Альянса. Мы знаем, какие позиции были перед саммитом. Одни говорили, что нынешний саммит – это тест для НАТО на способность принимать солидарные решения, что нужно отдать дань уважения США как лидеру Альянса и прислушаться к их совету без колебаний. Другая позиция – не надо дразнить Россию, надо продолжать с ней диалог. Но есть и третья позиция. Дело в том, что новые страны, которые оптом принимают в НАТО, внутри Альянса всегда выступают с америкоцентричных позиций. Привлечение Саакашвили и Ющенко продолжит эту тенденцию, и НАТО превратится в проамериканскую конструкцию. Большинство будет принадлежать секретарю парткома и группе новообращенных комсомольцев, а старые члены партии останутся на отшибе. И это старую Европу не может не раздражать.
– Как пройдет заседание Совета Россия – НАТО? Остается ли опасность, что итоговое совместное заключение не будет согласовано?
– Проблемы остаются. Текст заявления пока не согласован: мы уперлись в формулировку о духе партнерства. Оказалось, что у нас разное понимание философии партнерства. Мы понимаем партнерство как взаимный учет интересов, считаем, что нельзя добиваться собственных целей в ущерб интересам партнеров. Но у наших партнеров иной взгляд.
– Значит, совместного заявления может и не быть?
– Ничего не надо драматизировать. Факт диалога в рамках саммита НАТО – это уже успех. Возможно, что глава МИДа Сергей Лавров, не дожидаясь прибытия президента Путина, успеет снять все разночтения. Драматизировать надо только то, что нас не слышат и не понимают.
– Вы сетуете на отсутствие взаимопонимания. Но разве решением не давать ПДЧ Украине и Грузии натовцы не показали, что готовы прислушиваться к России?
– Это так. Но наше сотрудничество выходит далеко за рамки Украины и Грузии: это и Афганистан, и контроль за вооружениями, и возможное сотрудничество в рамках ПРО. Не будет ничего трагичного, если даже сам политический документ не получится. У нас отличное взаимодействие с НАТО – точки невозврата в отношениях с Альянсом мы не достигли.
– ПДЧ для Грузии и Украины было бы точкой невозврата?
– Думаю, что да. Но сейчас нужно подчеркнуть, что в этой ситуации нет победителя.
– Одна из проблем между Россией и НАТО касается создания общественного форума – структуры, которая бы привлекала НКО для проведения разъяснительной работы о сотрудничестве между Россией и НАТО? Из-за чего спор?
– Никаких особых проблем здесь нет. Мы за привлечение экспертного и научного сообщества к обсуждению вопросов безопасности в Европе – в перспективе. Вопрос в том, что сам механизм подбора научных кадров требует дополнительного осмысления. Мне бы не понравилось, если кто-то в Брюсселе станет называть участников от России, а у нас возможности отбирать американских политологов не будет. Пусть само государство формулирует принципы отбора.
– Перед началом саммита представители России не раз высказывали претензии, что программа Совета Россия – НАТО как-то ущемляет президента Путина, не дает ему возможности выступить. Но ведь никакое публичное выступление не предусмотрено форматом встречи.
– Небольшое протокольное разногласие имело место. Около полутора недель назад мне прислали программу заседания Совета Россия – НАТО. В ней было написано, что его откроет генсек НАТО Яап де Хооп Схеффер, потом несколько приветственных фраз скажет президент Путин. Нас такой формат устраивал.
Приезд президента России на саммит НАТО – событие знаковое, беспрецедентное. Я уверен, что и для журналистов было бы очень интересно посмотреть и послушать. Однако в пятницу пришла другая бумага, в которой было написано, что выступать будет только Яап де Хооп Схеффер. Так в серьезных протокольных вопросах вообще-то не бывает. Я у них спрашиваю: «Это как? Какой бумаге верить?» Они создали проблему на пустом месте. А это недоразумение еще совпало с заявлением Схеффера, что Путину следует воздержаться от пустой риторики. Возникло впечатление, что они рассчитывают на роток набросить платок.
– А с какой целью они могли это сделать?
– Их решение было непродуманным. Путин творческий человек, он всегда найдет способ высказаться. И чем больше на него давить, тем сильнее он может ответить. Однако эта протокольная дискуссия не должна затмевать смысловые разногласия. Не должно возникать впечатление, что это противоречие едва ли не главное событие саммита. Ключевой для нас момент связан с согласованием политического документа.
– И все-таки президент Путин выступит в Бухаресте?
– Было бы странно, если бы мы ограничились доверительным общением президентов и покинули Бухарест вообще без комментариев. Мы можем ждать как минимум выступления Сергея Лаврова. Что касается выступления президента, мы исходим из утвержденного формата – доверительный формат не предполагает использование мегафонной дипломатии. Практически все первые лица останутся в Бухаресте, чтобы присутствовать на Совете Россия – НАТО. Я тоже буду присутствовать и уверен, что стану свидетелем попыток найти компромиссное решение. А будет ли официальная реакция президента? Если переговоры будут конструктивными, зачем ему после этого что-то объяснять и рассказывать? Можно ограничиться тем, что МИД прокомментирует.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.