«Русскодержавный» ответ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Русскодержавный» ответ

1

Обратимся теперь к современным российским публицистам. Увы, ситуация здесь не лучше, чем с украинскими «теоретиками» украинизма. Тут умственный крен в противоположную сторону, но того же качества. Вот типичное заявление публициста Николая Старикова, лидера партии «Великое Отечество», нередкого гостя на российских федеральных каналах:

«Империя — это многонациональное объединение, многонациональное государство. Не случайно враги государства. постарались опорочить идею империи России в любой форме. В форме монархии, в форме Советского Союза, где существовала по сути монархическая, присущая русскому духу, форма правления. Как бы ни называлась должность руководителя страны — царь-батюшка или Генеральный секретарь, президент — русские люди воспринимают главу государства как царя»[57].

Это то, чего не хотят украинцы, — жить в империи с «царем-батюшкой» во главе. И правильно делают. Вождистский принцип властвования — анахронизм. Все успешные народы отказались от него. Даже государства Восточной (Китай, Япония) и Южной Азии (Индия). Достаточно сравнить успехи Северной и Южной Кореи, чтобы понять почему.

Мечта о вожде, который защитит, приголубит и накажет нерадивого чиновника, — сказка для детей. Никакой вождь не сможет сделать больше того, что позволяет ему сделать система. А система определяется интересами правящего класса, в том числе теми же чиновниками. Поэтому «всемогущий» царь Николай I ничего не мог поделать с крепостным правом и как-то признался: «Думаете, это я управляю государством? Нет, это столоначальники управляют». А раз так, то нередко получается, что «царь» провозглашает что-то свое, а управленческая система движется своим курсом. И тогда раздаются призывы к репрессиям, как единственному способу изменить вектор. Пытались. Но и это не помогает. Всех не пересажаешь.

Альтернативой вождизму стала демократия. При демократии отпадает необходимость в жесткой бюрократической иерархии, которую венчает Отец Народа, и любой произвол — правящего ли класса, отдельного чиновника или капиталиста — ставится под контроль Закона. В таком случае за защитой надо обращаться не к батюшке-вождю, а в суд. Причем закону подчиняется даже «вождь»! И он послушно уходит со своего поста по истечении срока полномочий, что в вождистском государстве немыслимо. Именно демократической системы хотят на Украине. И это желание не просто естественное с политологической точки зрения, но и подкрепленное экономическими успехами демократических государств мира, их высоким уровнем жизни, даже если в стране нет природных ископаемых. В таком случае их обслуживают государства с вождистской системой управления. И этот парадокс: почему наличие вождя, сильной армии, гордыни сочетается с «колониальными» поставками сырья тем, на кого смотрят свысока, никак не могут уразуметь поклонники «вождизма».

Но верно и другое, Россия со времен Московского княжества по государственному устройству была классической «вождистской» державой. В то время это было типично. Попытки установления «демократии» часто выливались в анархию, хоть в дворянско-шляхетскую, как в Польше, хоть в козацкую, как в будущей Украине (что это такое, хорошо описано Гоголем в «Тарасе Бульбе»). Централизованные государства во главе с монархами, пришедшие на смену феодальной раздробленности, уверенно перемалывали «жидкие» гособразования. Только не надо абсолютизировать исторический процесс и из самодержавия делать икону, которой нужно кланяться в наше время. В современных условиях это неэффективный вариант, где народ попадает в полную зависимость от объема совершаемых «вождем» ошибок. А они всегда велики. Чтобы в этом убедиться, достаточно почитать книги по истории. Но и публицистам Польши, Украины также не следовало бы столь рьяно изобличать царизм России. Можно сколь угодно вздыхать по этому поводу, но единственным лидером Западной Евразии на протяжении столетий была самодержавная Россия. Конкурировавшая Литва превратилась в рядовое полугосударство, состоящее из княжества Курляндия и ряда областей, поделенных соседями (нынешняя столица Вильнюс в то время была больше польско-еврейским городом, чем литовским). В Польше после Коперника заглохла наука, не радовала успехами экономика, а главное, приходилось выбирать хозяев — жить под Пруссией, Австрией, Францией (при Наполеоне) или Россией? Варианта подлинно самостоятельного существования в этом раскладе не было.

Ничем на этом фоне не выделялась и будущая Украина. Я уже упоминал о честности К. Галушко как автора. При всем его национализме он, не утаивая (а мог бы подобно многим другим), указал на последний довод, принудивший Москву взять под «свою руку» козацкое государство Богдана Хмельницкого (а воевать с Речью Посполитой там не хотели):

«Когда летом 1653 г. Хмельницкому поступили выгодные предложения… от Османской Порты, сановники Российского государства решили-таки вмешаться в гражданскую войну в Речи Посполитой»[58].

Таким образом, вопрос стоял так: быть «Украине» под Варшавой, Стамбулом или Москвой? Вариант с «незалежностью» не получался. Это тем более показательно, что украинские публицисты любят пнуть русских князей за сотрудничество с Ордой. Но украинские гетманы именно так и поступали, подчиняясь то Польше, то Москве, то Швеции, то Турции… Высадились бы марсиане, и с ними б стали договариваться о протекторате. Политическая жизнь оказывается много сложнее книжных поучений.

Можно согласиться с тем, что ситуация с возвышением наследника улуса Джучи — Московского царства не была наилучшей. Но история движется не по принципу: от хорошего к лучшего и далее к совершенству. Современным критикам «азиатской» системы властвования Московского царства неплохо было бы задуматься над ее результатами. Московские цари превратили свое небольшое государство в мировую державу с границами от Вислы до Америки (если посчитать Аляску). Значит, те, кто перенимал методы управления империи Чингизидов, не были дураками, раз они себя оправдали. А как назвать тех, кто выбрал «вольницу» и оказался под властью других государств? И до сих пор привычно ориентируется на внешнюю помощь как условие выживания «свободолюбия» в своих государствах. Та же Польша освоила наконец нормы западной демократии и гордится своей принадлежностью к европейской семье народов, при этом не понимая, что это следствие усилий извне, а точнее сказать, германо-американского протектората, иначе быть ей «Украиной».

Выходит, одна часть бывшей Руси стала несвободолюбивой великой державой, а ее свободолюбивые части — никчемными государствами? Как же так получилось?

Свобода — вещь хорошая, но при одном условии: если она с мозгами. А что такое безмозглая свобода, россияне узрели в годы правления Горбачева и Ельцина. Поэтому с воцарением «свобод» СССР оказался там, где до того побывали Речь Посполитая с ее шляхетскими свободами. А ныне Украина пытается найти место своему махновскому свободолюбию, подобно одной героине из басни Крылова, нашедшей очки. Другое дело, что ничто не стоит на месте, и то, что раньше приносило хорошие дивиденды, в других условиях может обернуться потерями. Это случилось с царской Россией, увязшей в крепостничестве и крестьянском вопросе, и с СССР с его «самодержавными» генсеками. Система не смогла перестроиться в соответствии с велениями времени. Но и выходцы с Украины, ставшие членами политбюро — высшего политического органа СССР: Брежнев, Кириленко, Подгорный, Черненко и др., — ничего сделать не смогли. А ведь трое из них (Брежнев, Подгорный, Черненко) становились правителями СССР. И глава Украинской ССР Щербицкий играл в правящем клане не последнюю роль. То был исторический шанс показать москалям, что да как. Однако дух «свободолюбивых украинцев» никак не проявился на практике. Разве что у работавшего долго в Украине Хрущева, любившего ходить в рубашке-вышиванке. Но его анархистские реформы и страсть к кукурузе выглядят как-то сомнительно. Толку только не было.

Правда, украинский патриот ответит, что это была «колониальная элита» (так ныне в Украине «историческая концепция»). Но проевропейская «колониальная» элита 1990—2000-х оказалась еще хуже, ибо была не способна обеспечить развитие Украины, а лишь обслуживала олигархический «периферийный» капитализм. Хотя, бесспорно, свободы стало навалом.

Россия как лидер стала терять свои позиции при Брежневе. К концу 1980-х годов из ее орбиты влияния хотели выйти почти все «западные» союзные республики. «Лихие» 1990-е годы авторитета ей, понятно, не добавили. В 2000-х Россия могла похвастаться разве что поставками сырья. Такие высокотехнологические изделия, как атомные подводные лодки или истребитель пятого поколения, Украину, Молдавию и Беларусь не интересуют. Им требуется модернизация промышленности и сельского хозяйства, но нужную технику и технологии Россия тоже закупала в других странах.

Потеря лидерской роли России сопровождалась увяданием ею пассионарных качеств. Ельцин «официально» отказался от лидерской роли России в 1991 году в Беловежской пуще. Его не интересовало и положение русского населения в бывших советских республиках. Они для него стали иностранными гражданами. Но кроме антипассионарного правящего класса России оставалась объективная данность — бывшие советские республики не могли обходиться без России. Миллионы «иностранных» граждан устремились на заработки в «метрополию». Значительная часть продукции — фрукты, овощи, чай, вино и т. д. — в больших объемах можно реализовать только в России. Руководство новых государств отчаянно искало альтернативу. Повезло Прибалтийским государствам — их сразу взяли в Европейский союз, и те смогли повиснуть на помочах западной помощи, а Украина и Грузия застряли в межеумочном положении. Собственных источников нормального развития у них нет, советское промышленное наследие проедается, а брать их на содержание (дотирование), как Прибалтику, Запад не захотел. Спасло то, что до четверти самодеятельного населения работало за границей и переводило часть доходов на родину. Некоторые государства предпочли пойти на экономический союз с Россией (Беларусь, Казахстан, Таджикистан, Армения). Азербайджан и Туркмения могли «равноудалиться» благодаря высоким ценам на экспортируемое сырье. (Впрочем, Азербайджан также с большой выгодой сбрасывает излишек населения в Россию.)

При этом русский язык продолжал оставаться языком межнационального общения на территории бывшего СССР. А в Украине украинский язык никак не мог потеснить русский. Россия продолжала оставаться самой развитой индустриальной страной, даже несмотря на большие усилия правящего класса по ее деиндустриализации, превращения в сырьевой придаток мировой экономики под видом «великой энергетической державы» и замещения отечественного производства импортом. Этот курс означал, что в недалеком историческом будущем Россия может превратиться в рядовую страну, выделяющуюся среди соседних государств лишь большими размерами (и то временно), то есть повторить судьбу Польши и Литвы. В.В. Путин предпринял меры по торможению угасания России как государства и как державы. Шаги громкие в пропагандистском плане, вроде возрождения военной мощи, но скромные по эффективности. Как лидер Россия остается лишь наследником сокращающейся советской мощи, а действия Кремля в качестве лидера на Украине можно охарактеризовать как неуклюжие.

Остается констатировать: Россия и Украина запутались. Одних тянет в тоталитарный вождизм, как средство сшивания пространств, другие никак не могут выйти из состояния бесконечного «майдана» с призывами к Западу образумить их. И это на фоне десятков стран, которые сумели найти нужный баланс между анархией и социальной сверхдисциплиной. Казалось, перенимай их опыт. Но…

Сказано: большое видится на расстоянии. Это если зрение нормальное, а как быть близорукому?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.