Выкрутасы номенклатурных "патриотов"
Выкрутасы номенклатурных "патриотов"
В 1995–1996 году номенклатурные деятели начали постепенно привыкать к тому, что надо как-то объяснять свое поведение, декларируя заботу о благе страны.
Пример деятельности номенклатурных “патриотов”, который мы хотели бы привести, связан с теми ямами, что изрыт центр Москвы. Перенесенная на Манеж яма из-под Храма Христа Спасителя стала удобным местом для того, чтобы к знаменательной дате 50-летия Победы над фашизмом установить на ее краю памятник маршалу Жукову, который должен был смотреть в чудовищный раскоп.
Торжества по празднованию 50-летия должны были обойтись в 500 млрд. рублей. Денег на это из казны не дали. Но тогда откуда их черпнули? Ведь на спешное строительство комплекса с фаллическим символом на Поклонной горе было затрачено что-то около половины городского бюджета. Программа праздника общенационального значения была оплачена из кармана москвичей на 80 % (“Сегодня” 07.08.94). Тратили в расчете на компенсации из федерального бюджета, которые поступили не так быстро, как это планировалось. В результате целые отрасли городского хозяйства месяцами сидели без зарплаты.
Из неофициальных источников доходят слухи, что бюджетные растраты коснулись тех служб, которые отвечали за подготовку отопительной системы к зиме. Рядовые работники заволновались. Некоторые начальники решили их поддержать. В результате последних Лужков замучил непрерывными проверками, блокировав и те средства, которые были на счетах. Экономический протест был подавлен в зародыше. Пострадавшие служили полуживым примером для остальных.
Еще небольшой примерчик. Только к праздничку обнаружили, что московские магазины “Ветеран” давно превратились в обычные торговые точки. Сделали вид, что начали исправлять дело, да праздники прошли, и все пошло прежним образом.
В канун 50-летия Победы Лужков решил наделить жильем ветеранские семьи, коих в Москве насчитывалось около 5800. В центральном округе очередников на получение жилья вообще отстранили и предложили квартиры только ветеранам (“Сегодня”, 15.02.95). Неумная политика тем самым столкнула разные социальные слои.
Очень уж винить Лужкова в безобразном отношении к ветеранам и героической истории нашей Родины вряд ли возможно. Это отношение насаждает ельцинизм, его дух и смысл, а Лужков — лишь послушный исполнитель. Опошление нашей Победы — вот стиль ельцинистов.
Приведем лишь один пример появления на отечественном телеэкране фильма “Я — русский солдат” — бездарной поделки, подделки под правду. Быть может, этот фильм можно было бы рассматривать в качестве контраста действительно замечательным фильмам, снятым в прошлые годы. Но тут выявилось и другое — переполненный фальшивыми кровавыми сценами фильм несколько раз перемежался рекламой с благостными физиономиями, предлагавшими зрителям гигиенические средства. Это вполне демократически.
Так же демократически понимает Лужков свою принадлежность к русским патриотам. В свое время московский мэр выступил с гневным осуждением антирусской политики прибалтийских республик. Но уже летом 1994 года он отправляется в Вильнюс для подписания договора об экономическом и торговом сотрудничестве, оказывая русофобской власти большую услугу, ибо таможенные пошлины делали продукцию экономики Литвы неконкурентоспособной (РВ 12.08.94).
Лужкова принято считать патриотом только потому, что он оказывал помощь Черноморскому Флоту и требовал возвращения Севастополя России. Но, как известно, толку от всего этого было — чуть. Только растравливались украинские шовинисты. Ельцин не раз объявлял, что Севастополь — территория Украины, а Лужков не раз объявлял о безусловной поддержке Ельцина. Когда Лужков попытался предотвратить ратификацию договора с Украиной, то своим провалом он нанес особый вред. До вмешательства Лужкова Договор можно было трактовать как угодно, после провала миссии Лужкова Совет Федерации, ратифицируя Договор, фактически дал ему трактовку: Россия на Севастополь не претендует.
Наконец, приведем еще один факт.
Пока друг Лужкова Церетели заполонял Москву своим псевдоискусством, настоящие культурные ценности уплывали за рубеж. Способствовало этому не только Министерство культуры, создавшее Комиссию по реституции и намеренное раздать трофеи Второй мировой войны всем, кто настойчиво попросит. Став членом Совета Федерации Лужков поспособствовал щедрости министерства, выступив одним из инициаторов отклонения Закона “О культурных ценностях, перемещенный в Союз ССР в результате Второй мировой войны и находящихся на территории Российской Федерации”.
Депутаты Госдумы обвинили Лужкова и ряд других деятелей СФ в том, что они защищают интересы фашистской Германии. По нашему мнению, Лужков и его соратники защищают интересы тех, кто грабит Россию сегодня и продолжает дело тех, кто разорял ее вчера. В этом смысле Совет Федерации и лично Ю.М. продолжили дело фашистской Германии, как продолжили ее Ельцин с компанией в Беловежской пуще.
Через полгода Лужков все-таки одумался (у него, как у динозавра, нервный импульс проходит до головы очень долго) и даже стал инициатором принятия Закона. Он взобрался на трибуну и сказал что-то вроде: “Сейчас мы будем голосовать поименно и посмотрим, кто из нас патриот России”. Патриотами оказались все поголовно. Жаль только, что с такими “патриотами” от России скоро ничего не останется. Тем более, что Ельцин заблокировал введение закона в действие, отправив его на длительное рассмотрение Конституционным судом.
29 декабря 1997 года, выступая в Финансовой академии при правительстве РФ, Лужков объявил “национальной трагедией и позором, когда цели экономической политики России формируются за рубежом”, когда “Альберт Гор и Мишель Комдессю могут позволить или поругать российского премьера Виктора Черномырдина за то или иное решение”. Позвольте, а что же Лужков молчал все это время, когда положение еще можно было изменить? Может быть он осознал свои ошибки в поддержке того бесстыдного режима, что разворовывал и по дешевке расторговывал национальное достояние, авторитет России? Нет, Лужков был и остается плотью от плоти этого режима, а его фронда лжива от первого до последнего слова.
В упомянутом выступлении Лужков вновь вернулся к тому, о чем говорил три года назад — к задаче обеспечения перетока финансов из паразитического сектора экономики в производственный. Но за эти три года для решения этой задачи Лужков не сделал ровным счетом ничего даже на подведомственной ему территории, не выдвинул ни одного мало-мальски проработанного предложения по изменению правительственного курса.
Даже слова Лужкова о своих оппонентах (“Чубайс был автором преступной приватизации, а Березовский — ее пользователем”) выглядят фальшиво, если учесть, что плодами этой приватизации Лужков и сам воспользовался. По крайней мере, он не сделал ничего, чтобы остановить это безобразие. Он сознательно оставил в Москве островок стабильности, чтобы поживиться за счет остальной страны. Москва сама стала паразитическим образованием на теле страдающей от чубайсовщины России.
Как беспрецедентное было расценено многими участие Лужкова в митингах против преследования русских в Литве. Правда, до сих пор он этих преследований не замечал, как не видел чудовищного геноцида русского населения в других прибалтийских странах, в Казахстане и на территории России — в так называемых “титульных” республиках. О том, насколько далек Лужков от проблем русских, говорит хотя бы тот факт, что именно в Москве начался эксперимент по вкручиванию в мозги подрастающего поколения совершенно превратных представлений о межэтнических отношениях. В школах столицы была развернута целая программа обучения “многонациональности”. Кроме того, в Москве появились 17 (а потом и более — несколько десятков) национально-культурных центров, среди которых не было ни одного русского (годами не регистрировали культурную автономию, учрежденную по закону). Были приняты законы о финансировании землячеств инородцев из городского бюджета и бюджета административных округов, они получали в собственность жилищный фонд и земельные участки, налоговые льготы по сборам и кредитам. Русские организации не получили ничего.
Вот еще одна история, характеризующая, как нельзя точнее, московские власти.
В сентябре 1997 Лужкову было вручено заявление известных деятелей культуры и священнослужителей с требованием убрать из метро рекламу “безопасного секса”. Пакость, действительно, из метро временно убрали. Но потом все постепенно вернулось на круги своя.
Сцены разврата на рекламных щитах столицы можно видеть повсюду. Их воздействие дополняется юношеским журналом “Ровесник” и детскими журналами “COOL”, “COOL-GIRL” или же хамскими поделками типа журнала “Вот так!” с голой задницей на обложке. В такого рода изданиях постоянно появлялись “письма читателей” со скабрезными подробностями, опытами половых извращений и советами как “стопроцентно обеспечить оргазм”. Лужковские прокуроры и следователи с легкостью покрывали извращенцев, нагло попирая право граждан на защиту от извращенцев и развратников (см. публикацию на эту тему в “Русском вестнике” № 1–2, 2000).
22 апреля 1998 по инициативе общественного комитета “За нравственное возрождение Отечества” группа православных священников провела акцию протеста против засилья на улицах Москвы рекламы, развращающей юношество. Их особое возмущение вызвали щиты, на которых фирма “Органон” рекламировала оральную контрацепцию. Грязная сцена разврата (женщина в откровенной позе лежащая на мужчине) сопровождалась циничной подписью “Секрет ее уверенности…” и “Беременность не наступит”. В непосредственном соседстве со щитами развевались транспаранты: “С праздником Святой Пасхи, дорогие москвичи!”, “Христос Воскресе!”…
Священники и сопровождающие их верующие, вооружившись лестницами и масляными красками, подъезжали к щитам, на которых делали одну надпись “Лужков, ты мэр Содома?”. Москвичи активно поддерживали действия священников, не препятствовали им и стражи порядка. Из нескольких групп, занятых в акции, милиция задержала лишь одну. Правоохранительными органами центрального административного округа Москвы против участников акции было возбуждено уголовное дело по ст. 214 “Вандализм” — “обезображивание внешнего вида сооружения, неприемлемое общественной нравственностью, нанесение непристойных рисунков и подписей”. Столичные развратники поставили дело так, чтобы всякий раз обвинять в разврате тех, кого тошнит от окружающих пакостей.
За всю номенклатуру из американской тюрьмы высказался уголовник Вячеслав Иваньков-Япончик: “Вся моя жизнь — социальный протест коммунистической чуме”. Они так думают, заражая нас своей чумой.
* * *
Чтобы прослыть патриотом, Лужкову пришлось заниматься воровством идей. Он, мня себя не только лидером, но и идеологом движения “Отечество”, опубликовал в “Независимой газете” свою программную статью о поддержке зарубежных соотечественников под названием “Куликово поле современной России”.
Данная статья, практически полностью представляет собой плагиат, составленный на основе материалов Международного конгресса русских общин, переданных Юрию Михайловичу и его помощникам в период, когда КРО еще состоял в “Отечестве”. Буквально все программные установки переписаны — требование принять закон “О разделенной нации”, поддержать общинный характер переселения беженцев и вынужденных переселенцев, поставить экономические отношения с соседями в зависимость от отношения к российским соотечественникам, ввести “налог солидарности” и т. п.
Дело доходит до полного тождества некоторых оборотов, переписанных из программных документов КРО и МКРО. Даже название статьи переползло на газетную полосу из Манифеста КРО 1996 года, где сказано “?inney?aao io ian aaeinoaa ia iiaii Eoeeeiaii iiea — iiea iaoaai aooa”. Лужков пишет попроще: “Для России это своего рода второе Куликово поле, где политические распри неуместны”.
Лужков отнесся к подготовленному для него тексту настолько невнимательно и некритично, что не заметил, что подмахнул материал, в котором предлагается создать (точнее — “подумать о создании”) международного конгресса российских общин. Это при наличии действующего более шести лет Международного конгресса русских общин, о существовании которого он был прекрасно осведомлен!
Игнорирование существования организаций соотечественников — мелкая месть Юрия Михайловича за проявленную к нему нелояльность после того, как “Отечество” пошло на поводу у “Всей России”, составленной преимущественно из тех, кто готов обеспечить нам появление новых территорий, выпавших из России и населенных миллионами соотечественников.
Лужков пытался привлечь симпатии соотечественников прямым самоотчетом о своей деятельности. И что же мы видим? Глава десятимиллионного города, в котором сконцентрированы практически все “ликвидные фонды” страны, пишет о нескольких тысячах учебников для зарубежных русских, полутора тоннах медикаментов, 20 обласканных студентах МГУ из “ближнего зарубежья” и сотне “стипендий мэра Москвы” для прибалтийских студентов-соотечественников. И это все. Список исчерпан.
Впрочем, есть еще один пункт в отчете Лужкова о проделанной работе. Скорее всего, более подходящий для реализации планов шаймиевской “Всей России” по превращению русской столицы в новый Вавилон. Речь идет о насыщении Москвы культурными центрами различных национальностей. Это можно было бы признать благой целью, если бы в Москве угадывались признаки русской цивилизации и власти заботились о сохранении ее традиций. Но пока налицо полное разорение — в области архитектуры, образования и науки, культурной жизни…
В этой связи симптоматично, что в программе блока “Отечество — Вся Россия” не было ни слова о русских, а проблемы соотечественников были затронуты только в обещании принять закон об их государственной поддержке. (Забегая вперед, скажем, что не приняли и даже не пытались прнять). Куда же смотрел Юрий Михайлович? Ведь тут забывчивостью не отговоришься — эксперты КРО в свое время вставляли в программу “Отечества” целый раздел, посвященный соотечественникам. Кто же его выкинул при составлении программы ОВР? Не сам ли московский мэр?
Призывая сплотиться на “втором Куликовом поле”, Лужков забыл, что на “первом” Куликовом поле было две стороны. И сейчас — либо ты под флагами Дмитрий Донского, либо в стане Мамая. Юрий Михайлович разместил “центристский” отряд московской номенклатуры где-то посередине, лицемерно взывая к противоборствующим сторонам и проповедуя плюрализм.
* * *
Лужков, играя несколько партий одновременно, ухитрился в 1998–1999 оказаться союзником радикалов в так называемых “внешних сношениях” (по вопросу о Севастополе и Договоре с Украиной) и одновременно вступить с ними в состояние гражданской войны, возглавив поход против русского национального единства под видом борьбы с “Русским национальным единством” г-на Баркашова. Столь противоречивые и совершенно нелогичные на первый взгляд действия московского градоначальника станут понятнее, если мы обратимся к его политической стратегии, связанной с завершением периода “ельцинизма” в истории России и наступлением очередного витка борьбы за обладание Кремлём.
Мэр Москвы, единственного финансово-политического центра страны, если и не по собственной воле, то по воле своего ближайшего окружения, должен был принять в ней самое активное участие. Если Кремль оказался бы под контролем группировки, настроенной недоброжелательно к тому, что представляет собой в действительности г-н Лужков, не поздоровилось бы ни ему, ни тем, кто всё время “ельцинизма” делал гешефты под его покровительством и при его непосредственном участии. Их с неизбежностью ждали судебные процессы и обвинительные приговоры по самым тягчайшим преступлениям. (И до этого почти дошло. Но Путин предпочел ограничиться лишь малыми жертвами и пойти с Лужкоым на мировую.)
Потому, когда мэр Москвы делал какие-либо решительные заявления, а тем более — когда он от слов переходил к конкретным действиям, надо было стараться увидеть за ними либо оперативные маневры, либо дипломатические ходы, направленные к достижению конечной цели.
Не случайно во время президентских выборов и выборов мэра Лужков и Ельцин в 1996 году заключили между собой прочный союз. Прежде всего были совмещены даты выборов и Ельцина, и Лужкова. Они образуют тандем. Десятки тысяч плакатов, появившихся в Москве, на которых кандидаты на руководящие должности были изображены в дружеском рукопожатии и с надписью “Москва свой выбор сделала” вряд ли будут позабыты. Фактически ни кто иной, как Лужков сделал Ельцина — больного, физически и морально разложившегося старика, готового на любую сделку с врагами России, главой государства, призвав многомиллионную московскую чернь голосовать за “гаранта демократии и реформ”. Призыв не мог не быть услышан: нищий плебс весьма чувствителен к призывам, сопровождаемым денежными подачками.
Теперь настали иные времена. Изображать из себя главу государства и дальше г-н Ельцин возможности уже не имел. Его физическое существование прямо зависело от того, какое указание имеют пользующие его доктора. Что же касается самой власти, то при морально и физически разложившемся человеке, изображающем ее главу, власть с неизбежностью оказывалась в руках авантюристов, великосветских мошенников, родствеников-казнокрадов. Те, кто сделал стремительную карьеру и баснословное состояние на ельцинизме, кровно были заинтересованы в том, чтобы вне зависимости от того, как повернутся дела, ельцинизм продолжался и после Ельцина.
Московский мэр среди столичных влиятельных политиков является самым последовательным ельцинистом. Другие претенденты на власть, такие как Чубайс, разумеется более последовательны и принципиальны в реализации курса ельцинизма. Но у Чубайса и его соратников, нет никакой избирательной перспективы. Значит гарантом продолжения ельцинизма становился именно Лужков, вокруг фигуры которого должна была развернуться основная интрига. И даже поражение Лужкова означало лишь одно — его усилиями к жизни была вызвана фигура, которой не пришлось доказывать свою лояльность ельцинизму. Зато и Лужкову, и преемнику Ельцина надо было сложить иной “имидж”, которые не напоминал бы о ельцинизме столь уж прямо и непосредственно. Лужков, настоящий фаворит фракции “либералов” и “реформаторов”, должен был предпринять фантастические усилия, чтобы передернуть карты — содрать с себя маску “выдающегося хозяйственника”, заботящегося о Москве, и заменить её маской “патриота”, болеющего за Россию.
Патриотизм, как хорошо известно, последнее прибежище негодяев. (Именно последнее! Для прочих людей — первое или второе.) Политика ельцинизма, приведшая Россию к катастрофе, уничтожившая все средства её развития и защиты, экономику, армию, культуру, уже не может, используя либерально-рыночную риторику, участвовать в политических выборах. Риторика, но конечно же не политика, должна была обязательно измениться. Одну форму лицемерия режим должен был сменить другой формой. Но всё того же лицемерия. Слова, слова, слова, они должны были стать другими — патетическими и привлекательными для простодушных сограждан, изнывавших под гнетом ельцинизма.
В публичной политике, имеющей дело с безмозглой, тупой, малограмотной и жадной человеческой массой, основным капиталом является пропаганда. Не на политической арене, а прежде всего в мире слов надо одерживать победы, устраняя всех потенциальных конкурентов. Место свободного рынка и рыночной свободы в повседневной риторике мэра заняли “Россия”, “статус Севастополя”, “национальные интересы”. Г-н Лужков весьма старательный ученик — решившись на президентский поход под лозунгами “патриотизма”, учился без презрения произносить слово “русские”.
В Москве быть русским и патриотам предосудительно, но в провинции, чтобы иметь популярность, приходится осваивать слова, неуместные в Москве. Чтобы стать в столице России хоть чем-то, требуется, наоборот, продемонстрировать своё презрение к “этой стране”, чем г-н Лужков занимается методично и последовательно всё время своего нахождения на должности градоначальника.
Стараниями городской администрации, которую трудно заподозрить в бескорыстии, больше половины населения Москвы, в недавнем прошлом русского города, — не русские. Здесь, согласно экспертным оценкам, так как статистики больше нет, уже более одного миллиона азербайджанцев, более двух миллионов евреев, примерно два миллиона татар, миллион армян, полмиллиона корейцев, триста тысяч китайцев. Цифры могут поменяться, но стратегию, которую проводит режим, изменить невозможно. В течение срока правления Лужкова, между 1990 и 1999 годами, русские в Москве превратились не только в этническое меньшинство, но и в объект беспощадной эксплуатации и поборов, в русскую бедноту…
Сущность политики ярче всего проявляется в кадровых назначениях. Какой бы ни были те или иные доклады, заявления, интервью, всегда и везде — “короля играет свита”. Кто входит в ближний круг г-на Лужкова? Его внешнеполитическими делами заведовал “поляк” Ястржембский, ещё недавно верный толмач кремлёвского сидельца. Внешнеэкономическими связи были в руках грузина Орджоникидзе, в частности лоббировавшего клан Шеварднадзе. Мелким и средним бизнесом ведал еврей Иоффе. Строительный комплекс, через который ежегодно перетекали миллиарды долларов, — вотчина еврея Ресина. Московские банки, а это около 80 процентов всех денежных потоков страны — были под контролем еврея Шора. Прессой столицы заведовал кореец Цой. Префект центра Москвы — еврей Музыкантский. У мэра было также три штатных советника — евреи Шнейдер, Норкин и Перелыгин, занятие которых являлось тайной за семью печатями целые десять лет. Управляющий делами мэра — украинец Коробченко, чья должность перед этим исполнялась евреем Шахновским, перешедшим в руководство одой из нефтяных компаний. Консультант правительства Москвы — вездесущий “грек” Попов, бывший при Лужкове-хозяине на должности зиц-мэра. Столичным ТЭКом заведовал некий Лапир, транспортом и связью — Корсак, городским развитием — Топельсон, внебюджетными средствами — Краснянский и Штернфельд, строительными ресурсами — Ризель. Многие годы межрегиональные связи Москвы курировал азербайджанец Бакиров, налоги и сборы — еврей Черник.
Субъективно эти и многие другие деятели, возможно, вполне лояльны и к русским, и к России. Но в отношении тех, кто, в силу служебного положения или близости к мэру фактически распоряжается Москвой, её имуществом, финансами и экономическим потенциалом, очевидна объективная кадровая тенденция. Все наиболее важные, выгодные, влиятельные, денежные и хлебные места города были отданы на кормление кому угодно, но только не русским. Такова принципиальная политика того, кто теперь пытается представить перед публикой — “просвещенным российским патриотом”.
Удивительно ли после этого, что кредитные учреждения Москвы находятся в руках еврейских банкиров, воскресивших практику ростовщичества? Их внезапно возникшее богатство, например группы “Мост”, принадлежащей Гусинскому, — результат нищеты абсолютного большинства населения всей страны. Торговлей и транспортом столицы, их базами, магазинами, ресторанами, многочисленными казино, словом всем тем, где можно сделать живые деньги, владеют кавказские кланы и еврейские касты, наживающие огромные состояния. Цены в Москве на все товары — от хлеба до квартир — существенно выше общероссийских. В чьих карманах оказывается разница — очевидно. По некоторым оценкам, чеченскую войну дудаевские боевики оплачивали деньгами, которые добывались чеченскими, азербайджанскими и украинскими группировками, действующими в Москве.
В своих выступлениях, рассчитанных на публику, Лужков неоднократно провозглашал, что “Севастополь должен остаться русским городом”, вызывая тем самым припадки воодушевления у чувствительных обывателей. Было бы гораздо лучше, если бы Лужков подтвердил искренность своей риторики делом — хотя бы сохранил Москву в качестве русского города. Но ждать такого “подвига” от чиновника-феодала, братающегося с Кобзоном и Хазановым, предоставляющего наибольшее благоприятствование для учреждений и организаций Всероссийского еврейского конгресса, возглавляемого тем же Гусинским, спонсирующего постыдную, ретирадную газету “Московский комсомолец”, совершенно бесполезно. Скандальные материалы уголовной стороны кремлевской жизни, которые теперь средства информации, тот же МК, находящийся “под мэром”, делают достоянием общества, не должны обманывать. Московским газетам и ТВ-Центру просто-напросто дана “отмашка”. То, что было запрещено трогать, можно безнаказанно смешивать с грязью, высмеивать, обличать — наступило время “Ч”, когда надо быть патриотом и отречься от прежних хозяев.
К слову о просвещении. Кому отдано на откуп время на московском телеканале? Прошутинской, чей “Пресс-клуб” превращен в сборище разнузданной и русофобской журналистики. Млечину с его прямо-таки иезуитскими проповедями, заполненными косвенным издевательством над русскими национальными интересами. Ноткину, передача которого на четыре пятых состоит из бесед с “несчастными”, но “выдающимися” еврейскими “интеллигентами”, вынужденными существовать среди русских хамов. Бовину, “по существу” продолжающему морочить голову зрителям в духе своей идейке о “России, которая есть Верхняя Вольта, но только с ракетами”. А между этим мутным потоком разрушительных тенденций, клеветнических инсинуаций и лжи — три или четыре одновременно идущие мексиканские “мыльные оперы”, откровенная пошлятина и бредятина, предназначенная для превращения прилипшей к телевизору паствы, главным образом послушно голосующих стариков и старушек, в толпу идиотов. Сериалы дают тем, под чьим патронажем работает ТВ, не меньше трех миллионов голосов, которые в нужный момент могут оказаться решающими.
О чьём отечестве в своем патриотическом помрачении так энергично пекся г-н Лужков, вопрос вполне риторический. Достаточно трезво, спокойно и бесстрастно посмотреть вокруг. Но вот что приобретает весьма практичный интерес, так это понимание того, какова сущность современного дельца, выдающего себя за “патриота-россиянина”? Как правило, это неприятный даже в эстетическом отношении тип, толстый или лысый, размножение которого происходило и происходит в ядовитой и неприемлемой для русских среде “горбачевской перестройки”, “гайдаровских реформ” и “ельцинизма”. Проявляет себя он как ненасытный кадавр, который должен оболванить, разорить, вытеснить из жизни своего заклятого врага — русского патриота, особенно если он стремится к настоящему русскому объединению. Под простонародной кепкой не так трудно увидеть злобную, болезненно-властолюбивую фигуру г-на Абажа, ожившего персонажа из сказочного “королевства кривых зеркал”.
“Патриотизм” Лужкова как нельзя лучше высвечен в его речи на апрельском съезде “Отечества” в Ярославле (“Россия”, 23.04.99). Он говорил: “Я не понимаю как можно обвинять нынешнего Президента в геноциде русского народа, одновременно не говоря всей правды об одном из самых жестоких режимов в истории человечества — сталинизме, который сознательно уничтожал наиболее образованную, работящую, достойную часть нации”. “Я не понимаю, как можно на пороге XXI века, когда информационные потоки буквально смывают границы между государствами, поклоняться утопической идее исключительности российской цивилизации, противопоставлять державные ценности правам и свободам личности, идею справедливости — правовому обществу”. Он не понимает… потому что не называет авторов того бреда, который сам выдумал. Но Лужков уже допускает, что вместе с критикой сталинизма можно критиковать и ельцинизм, что некий “патриотизм” уже возможен вместе с “правами человека”.
Бредовость лужковских тезисов становится очевидной, если их обратить: не понимаю, как можно говорить о сталинизме, не говоря о сегодняшнем геноциде русского народа; не понимаю, как можно в условиях чудовищных информационных потоков молчать, что они смывают с лица земли Россию и русских. В такой обращенной форме эти тезисы могут быть приняты как патриотические, в лужковской должны рассматриваться как подлая пародия на патриотизм. Но именно эта пародия и есть сущность лживого номенклатурного “патриотизма”, на который только и мог быть способен московский мер, выдавливающий из себя либерал-уголовника на время борьбы за голоса.
Лужков говорит “Наш патриотизм конструктивен, он нейтрален в идеологическом отношении. “Отечество” — это не красная, не белая и не розовая организация. Нас вообще не интересуют какие-либо “измы””. Но потом ведет к совершенно противоположному: “После краха коммунизма не было сделано ничего, чтобы заполнить образовавшийся духовный вакуум, идеологическую пустоту. Пожалуй, сегодня заполнить этот вакуум способна только религия”. “Мы верим, что Церковь сможет стать центром объединения и сплочения здоровых сил, оплотом нравственности и оптимизма”.
Здесь не только явное нарушение логики — нелюбовь к идеологии вообще и одновременно — нелюбовь к идеологическому вакууму. Здесь и явная глупость — идеологизация религии. Ведь никакому истинному патриоту не придет возлагать на Церковь задачи государства. Лужкову приходит.
А вот идеология самого Лужкова. “Россия и свобода совместимы. Это и есть наша национальная идея. Свобода — это демократия, это гарантии личных гражданских прав, от которых мы никогда не отступимся”. И более ни слова!
Любой патриот должен при таких словах сказать: “Шел бы ты, Юрьмихалыч, по холодку к своим дерьмократам”.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.