Османская империя: «больной человек Европы»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Османская империя: «больной человек Европы»

Османские атаки на европейский порядок возобновились, и наиболее серьезной из них стал поход на Вену в 1683 году. Осада Вены, снятая в том же году европейскими войсками под началом принца Евгения Савойского[65], подвела итог османской экспансии.

В конце восемнадцатого столетия и, по мере нарастания усилий, на всем протяжении девятнадцатого века европейские страны вели обратную экспансию. Османская империя медленно, но верно дряхлела, а ортодоксальные религиозные группировки при дворе сопротивлялись модернизации. Россия надвигалась с севера, стремясь к Черному морю и Кавказу, а также на Балканы, куда, в свою очередь, с запада наступала Австрия, а Франция и Великобритания соперничали за контроль над Египтом, этой жемчужиной османов; в девятнадцатом веке Египет стал в значительной степени автономным от метрополии.

Сотрясаемая внутренними волнениями, Османская империя воспринималась западными державами как «больной человек Европы»[66], по выражению русского царя Николая I. Судьба ее огромных владений на Балканах и на Ближнем Востоке, в том числе крупных христианских общин, исторически связанных с Западом, превратилась в «Восточный вопрос», и на протяжении большей части девятнадцатого столетия ведущие европейские державы пытались поделить османские владения, не нарушая соотношения сил в Европе. Со своей стороны, османы норовили извлечь выгоды из позиции слабых – они лавировали между конкурирующими европейцами, норовя получить максимум свободы действий.

В конце девятнадцатого века Османская империя присоединилась к европейской системе баланса сил не в качестве «допущенного» участника вестфальского международного порядка, а, будучи ветшающим государством, которое не в состоянии управлять своей судьбой, в качестве «балласта» – его следовало учитывать при формировании нового равновесия, но статуса полноправного партнера данному «балласту» не полагалось. Великобритания использовала Османскую империю, чтобы блокировать движение России в направлении черноморских проливов; Австрия объединялась то с Россией, то с османами ради контроля над Балканами.

Первая мировая война покончила с этим неуклюжим маневрированием. В союзе с Германией османы вступили в войну, опираясь на принципы обеих международных систем – вестфальской и исламской. Султан обвинил Россию в нарушении «вооруженного нейтралитета» империи, в «неоправданной агрессии, попирающей нормы международного права», и поклялся «взяться за оружие во имя защиты наших законных интересов» (типично вестфальский повод к войне). Одновременно главный религиозный деятель империи объявил «джихад», обвинив Россию, Францию и Великобританию в «агрессии, направленной против халифата и ставящей целью уничтожение ислама» и призвал «правоверных всех стран» (в том числе тех, где правили британские, французские или российские ставленники) исполнить свой долг – «устремиться помыслами и делами к джихаду» под угрозой «гнева Аллаха».

Священная война иногда побуждает сильных на еще более великие свершения; однако это безнадежная затея, когда попираются стратегические и политические реалии. Тенденциями века были национальная идентичность и национальные интересы, а не глобальный джихад. Мусульмане Британской империи попросту проигнорировали призыв к джихаду; мусульманские лидеры Британской Индии сосредоточилась на борьбе за независимость, экуменической по сути, и в партнерстве с соотечественниками-индуистами. На Аравийском полуострове зрели национальные устремления, откровенно антиосманские. Надежды Германии на панисламскую поддержку в войне не сбылись. После окончания войны, в 1918 году, бывшие османские территории оказались включены в вестфальскую международную систему посредством различных политических инструментов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.