Санкции и контрсанкции: вызовы и уроки

Санкции и контрсанкции: вызовы и уроки

Мы – необычный народ. Весной 2014 года Владимир Путин сформулировал это таким образом: у нас обостренное чувство справедливости, и мы как народ развернуты вовне. Давайте переведем на русский язык. Что это за народ такой, который развернут вовне, – это тот, которого волнует справедливость во всем мире? Разумеется.

Вообще я замечал, что установить справедливость во всем мире гораздо проще, чем разобраться с чистотой туалетов в собственной стране. У нас, как известно, принято говорить о высокой литературе, но не попадать в писсуар. Поэтому, если хочешь с кем-то побеседовать в России, проблем нет – а вот с поиском чистых туалетов проблемы есть, особенно в провинции. Но интеллигентные люди, как правило, знают места, куда в туалеты можно ходить. Поэтому ты всегда знаком с человеком, который либо москвич, либо часто бывает в Москве и может посоветовать. Разумеется, сейчас все стало немного проще – теперь у нас есть некоторые автозаправки и, конечно, вечно открытая, несмотря на фрагментарные наезды, сеть бесплатных туалетов «Макдоналдс». Но все-таки. Что же мы за народ такой?

Барак Обама, опираясь на мнение экспертов, искренне считает, что с Россией можно обойтись так же, как практически с любой другой страной – санкциями создать условия, при которых олигархи (против которых и были направлены первые санкции) скажут: «Нет, мы так не можем!» – придут к Путину и дальше, как написал в своей статье один бывший сотрудник ЦРУ, убедят Путина уйти. А если вдруг они даже что-то нехорошее с ним сделают и с почестями похоронят на Красной площади, то сотрудники ЦРУ возражать не будут. То есть эта статья, по большому счету, абсолютно цинично и прямо постулировала главный подход Обамы: Мартин Лютер современной демократии должен быть уничтожен. Обама его не потерпит.

Только вот, к сожалению для себя и к счастью для нас, Обама совершенно не понимает, как работает ментальность русского человека. Наивно думать, что у Путина где-то есть гигантские счета, записанные на него угодья, яхты и самолеты. В России это бессмысленно. Психологию российского президента, наверное, точнее всего определил Жириновский, «красиво зажигавший» во время ялтинской встречи. Он говорил, что надо отказаться от демократии, что все это чушь, что не нужны никакие партии и никакой парламент. Надо не стесняться Путину назвать себя императором Владимиром и продолжать в том же духе.

Конечно, это слишком. Но почему-то в российской истории всегда получалось так, что, как бы ни назывался человек, возглавляющий страну, на деле он не мыслит себя в категориях обычного гражданина. Да, для Путина очень важно, что он слышит людей, общается с ними, чувствует их. Но все равно его жизнь совершенно иная. Путин во многом достаточно аскетичен. Вспомним небезызвестный репортаж, где было показано, как он начинает свой день, как завтракает, как живет, и где хорошо видно, что президента не особо волнует, к примеру, на какой машине он ездит, – тем более что это все предоставляют ему другие люди. Или как Путин ответил на вопрос о деньгах во время пресс-конференции в декабре 2014 года – мол, даже не знает, какая у него зарплата, получает и в тумбочку складывает.

Со стороны может показаться, что это лукавство. Но Путин действительно живет в абсолютно другой среде. Для него не существует понятия «пошел в магазин и потратил деньги». Просто в магазин не пойдешь. Нет никакого смысла аккумулировать какие-то деньги на каких-то своих счетах, потому что ты никогда в жизни не сможешь ими воспользоваться. У Путина никаких иллюзий на этот счет нет. Он хорошо и внимательно изучает историю и учит уроки.

Однако, будучи первым человеком в России – как бы ни называлась твоя должность, – ты попадаешь на такой уровень, когда, хорошо это или плохо, страшно или нет, но страна – твоя. Поэтому Путин воспринимает воровство из бюджета как воровство у него лично. Да, он называет себя слугой народа. Разумеется. Но мы же взрослые люди. Мы хорошо понимаем, что жизнь президента в корне отличается от жизни обычного гражданина. А президент России – это всегда чуть больше, чем президент любой европейской, скажем, страны. Это где-нибудь там, в Скандинавии, президент может куда-то поехать на велосипеде или скромно и незаметно пойти в кино. В России это невозможно по определению. Неважно, хочет он сам этого или не хочет. Тут все устроено совершенно по-другому.

Когда-то император Николай II на вопрос в переписи о роде своих занятий ответил так: «Хозяин земли русской». Путин не «хозяин земли русской», но он чувствует колоссальную ответственность и по большому счету воспринимает страну как часть себя. Наверное, как и любой человек, который оказывается в кремлевском кресле. Поэтому, наверное, сейчас так тяжело Медведеву – ведь необходимо с одного уровня спускаться на другой, на уровень премьера. Но, раз побывав на этом троне, в этом портале вселенской мудрости, очень тяжело делать даже один шаг вниз. А представить, что ты вдруг опять станешь простым гражданином? Посмотрите, каким неподъемным грузом отставка стала для Горбачева и каким не приспособленным к жизни он оказался. Посмотрите, как трудно она далась Ельцину. И ни один ни другой, вежливо говоря, и близко не жили жизнью миллионеров. Не обнаружились ни многомиллиардные счета, ни гигантские дома. То есть, по большому счету, ничего.

Да и американцы настолько поднаторели в поисках тайных счетов и финансовых операций, что для них никаких трудов не составляло бы найти эти счета, если бы они были, и заявить об этом всему миру.

Да, есть «команда Путина». Есть близкие друзья, которые в бизнесе чего-то добиваются. Но при этом интересно, что кроме близких друзей Путина есть и большое количество олигархов еще из 1990-х, которые тоже по-прежнему крайне богаты и неплохо себя чувствуют. То есть нельзя сказать, что у одних, если так можно выразиться, отжали, а другие пришли на их место. Это не совсем корректно.

Я сейчас ничуть не пытаюсь оправдать ни коррупцию, ни семейственность, ни ограниченность команды. Но отношения между Путиным и людьми, которые его окружают, совсем не такие, как это видится американцам – что есть некие олигархи, которые «поставили» Путина. Нет, Путин воспринимается этими людьми как старший, как абсолютно непререкаемый авторитет. Во многом все они состоялись благодаря Путину. И если вдруг для них возникнет необходимость от всего отказаться, как это часто бывает у русского человека, многие с большой вероятностью махнут рукой и скажут: «Да и ладно».

Мы же все живем в ощущении, что завтра все равно не наступит. Наша генетическая память подсказывает, что совершенно бессмысленно откладывать, бессмысленно рассуждать о том, что достанется грядущим поколениям. Потому что на памяти множества поколений наших предков ничего, кроме долгов и головной боли, никому не доставалось. Кто-нибудь приходил и грабил. Что-нибудь случалось. Ты копил-копил деньги – здрасьте, павловская реформа. Ты верил-верил государству – дыдынц, дефолт 1998 года. Если пойти дальше во времени – здрасьте, Никита Сергеич, спасибо вам за реформу 1961 года, когда посрезали кучу нулей. Еще раньше – просто все отбирали, что было, как только ты думал, что все устроилось.

Ну и что ты оставишь после себя? Дворец, особняк? Да в России нет никакого уважения к частной собственности и не было никогда. Наши законы построены таким образом, что последнее, за что ты будешь держаться, это за частную собственность. Верить российским банкам? Конечно! Ох, как мы верим российским банкам! Сейчас это особенно модно. Мы им верим-верим, а потом получаем компенсацию из страхового фонда, если сумма небольшая.

Это все равно что верить в пенсионные накопления. Мы что, верим, что когда-нибудь наступит пенсия? Потому-то нам глубоко пополам, какие пенсионные планы нам предлагают. Большинство населения просто надеется, что, когда наступит пенсионный возраст, дай бог останутся силы работать. Просто ощущение такое, что все равно обманут. Кто обманет? «Они». Как всегда.

Когда объявили об ответных мерах Российского государства на введенные против нас санкции, много говорили о том, что вот сейчас мы сельское хозяйство наше резко поднимем за счет того, что запретили ввоз некоторых продуктов. Стали разговаривать с фермерами. Спрашивают: «Есть такая возможность?» – «Есть». – «Вкладываться будете?» – «Нет». – «Почему?!» – «Ну, чтобы отбиться, надо от трех до пяти лет. А где гарантия, что вы завтра не договоритесь снова и нас не грохнете? А нам что делать? Вы же нас всегда в том или ином виде обманываете!»

Наша история уникальна тем, что мы играем с государством всегда «в короткую». Поэтому, когда русскому человеку говорят «вы все потеряете», он не удивляется и даже особо не пугается. Да он заранее уверен, что все потеряет! Это в принципе не вызывает у него никакого сомнения. Поэтому наш человек с удовольствием живет здесь и сейчас. Сегодня. Ему глубоко безразлично, что будет завтра. Хотя ему, конечно, хотелось бы, чтобы все было хорошо.

Есть отдельный род людей, которые думают о том, «что будет, если», – и уезжают за границу. Но именно по ним санкции нанесли колоссальный удар – причем удар психологический, мировоззренческий. Впервые ситуация перевернулась с точностью до наоборот. Америка стала Советским Союзом образца 1976 года, а мы не приблизились к Америке 1976 года, но вдруг стали максимально открыты. Когда Сноуден непонятно каким образом оказался в аэропорту Шереметьево, то еще не так давно можно было быть уверенным, что сейчас прилетят все американские журналисты, снимут зубодробительные сюжеты, Сноудена на руках вернут в Соединенные Штаты, потому что это же практически «Уотергейт», он же вскрыл такое! Он же борец за американскую Конституцию! Вот только выяснилось, что после «Уотергейта» песенка сменилась. Америка стала совсем другой. И Обама объявил Сноудена врагом народа. Так же, как до него поступили те, кто имел отношение к скандалу с Ассанжем.

Хотя, казалось бы, какие преступления совершили эти люди? Они восклицают: «Вы же нарушали Конституцию! А мы защищаем Конституцию!» А им говорят: «Ну нет, не надо сказок, будете отвечать». Отсюда гениальная фраза Путина на питерском форуме, заставившая весь зал рассмеяться, – мол, Россия никогда не выдает борцов за гражданские права, мы помогаем диссидентам. Но ведь раньше диссидентам помогала Америка, в Америку бежали те, кого мучили, они были борцами за права и за свободу слова! А теперь получилось с точностью до наоборот.

Следующий момент: санкции, которые первоначально ввели, коснулись конкретных людей. Но подождите, а этих людей кто-нибудь судил? В чем их обвиняют? Какое преступление они совершили? У них была возможность представить свою точку зрения? Почему заморозили их счета? Что произошло? Почему они оказались поражены в своих правах? А некоторые из них одновременно являются еще и гражданами других стран. Почему их лишают возможности туда поехать? Или что, тот факт, что они когда-то работали вместе с Путиным, росли в одном дворе или боролись в одном зале и близко с ним знакомы, означает их непосредственную вину? Как им дальше-то жить? Они что, не смогут больше поехать в Милан и посмотреть «Тайную вечерю»? В чем причина-то?

Нам всегда казалось, что такого рода меры должны приниматься против людей, вина которых доказана. Если человека объявляют преступником, должна быть судебная процедура, должен быть состязательный процесс. Здесь же просто выходит некто и говорит: «Ага, нам кажется, что вы дружите с Путиным! Поэтому мы вас накажем». Опять-таки на это Путин отреагировал так: «Выбрали людей из моего окружения. У нас это так называется: уконтрапупить непонятно за что… И почему выбрали именно их? Выбрали двух евреев и одного хохла». Цитата точная.

На самом деле для большого количества россиян то, что произошло, стало абсолютным разрывом шаблона. Мое поколение и люди старше меня выросли в уверенности, что Америка – это такая гавань свободного мира. Мы выросли в уверенности, что вот эта подаренная французами женщина с факелом – действительно символ свободы. И то, что написано на ее постаменте, – это не пустые слова. «Отдай мне своих обездоленных…» Всегда казалось, что если, не дай бог, что-то случится, можно уехать в Америку. Там будет справедливость, там будет закон, ты будешь защищен, и даже если ты что-то сделал неправильно, у тебя будет возможность в суде отстоять свое доброе имя. В принципе, именно так по большей части и бывает – если ты американский гражданин и случайно не попал под «Патриотический акт».

Мы были уверены, что Россия, Советский Союз – выражаясь словами Рейгана, империя зла и тюрьма народов. Нам казалось, что только там, за океаном, настоящая свобода. Когда-то очень смешно сказал доктор Александр Мясников, много-много лет работавший в Америке: «Когда я туда приехал, то после нескольких месяцев работы и тяжелой жизни вдруг понял, что все, что писала газета «Правда», – правда!»

В жизни часто бывает, как в известном анекдоте про то, как стареющий мужик завел любовницу и вдруг заметил, что с дикой скоростью лысеет. Никак не мог понять, в чем дело. Выяснилось: по ночам, когда он ночевал у любовницы, она выдергивала ему седые волосы, а когда ночевал дома, жена выдергивала черные. Вот и получается, что каждый демонстрирует свою версию истины. И все, что говорится, оказывается правдивым – как с одной, так и с другой стороны.

Но мы-то считали, что Америка – это абсолютно свободная страна, где права каждого защищены! Мы знать не знали ни про какие ассоциированные территории, это вообще была совершенно другая тема. В 1980-е, особенно во второй их половине, нам всем казалось, что все моментально изменится, как только исчезнет эта «пошлая советская идеология» – беру формулировку так, как она зачастую звучала на российских кухнях. Вечная геронтофилия в Политбюро страшно всех достала, всем было ясно, что нам говорят неправду, что на самом деле мир устроен совсем иначе. Казалось, что вот сейчас уйдет вся эта надстройка, уйдет 6-я статья Конституции о руководящей и направляющей роли КПСС, уйдет социалистическая система хозяйствования – и рынок моментально все выстроит и сделает здорово, и мы получим фантастическую жизнь!

Мы же тогда были уверены, что американцы все за нас. А главное – у нас была настоящая американская мечта. Мы включали радио и вслушивались через вой и треск помех в долетающие до нас слова: «Говорит «Голос Америки», Вашингтон…» И нам казалось, что этот голос зовет нас туда, в обитель демократии, и что там нам всегда будут рады.

Вот, например, у евреев есть Израиль, куда можно уехать в любой момент, потому что эта земля всегда будет родиной для любого еврея, и каждый еврей, как считает тот же Авигдор Эскин и многие другие, обязан совершить алию. Никогда не забуду, как в начале 2000-х в Москве собрались представители еврейской общественности и к ним приехал тогдашний премьер-министр Израиля Ариэль Шарон. Встреча начинается, все евреи сидят и ждут, что Шарон им скажет. Шарон обвел взглядом всех собравшихся и сказал: «Евреи, совершите алию». Что означает: «Езжайте в Израиль». К слову, ужасно смешно, когда люди жалуются на якобы засилье евреев и в этой связи обвиняют их в сионизме, не понимая, что суть сионизма как раз в том, что евреи должны жить в Израиле, а не кататься по всему миру.

Так вот, люди, которые считали себя демократами, занимались бизнесом и верили, что бизнес как таковой и есть суть американского образа жизни, просто не знали, что все уже давно не так. Что ушло время Рейгана, и американская мечта вместо понятия своего дела, своей семьи и своего дома на своей земле переключилась на другую цель: найти, на кого подать в суд и отсудить у него пару миллионов долларов. Это же гораздо проще, чем тяжело работать всю жизнь. И хлынула волна анекдотических, сумасшедших судебных процессов – то старушка в машине поставила на сиденье между ногами стаканчик с кофе из «Макдоналдса», отвлеклась, сжала колени, разлив кофе, ошпарила себе внутреннюю поверхность бедер и потребовала за это с компании сумасшедших денег; то женщина помыла кота и решила высушить его в микроволновке, а потом подала иск за то, что ее не предупредили, что так делать нельзя. Одна из крупных американских компаний в свое время посчитала, что если на них подают в суд на сумму меньше 10 тыс. долларов, то им выгоднее просто заплатить, чем подключать весь свой адвокатский аппарат, и поняла, что, кажется, что-то не так, лишь когда некий гражданин несколько раз подряд подавал к ним иск на 9995 долларов. Тут-то они догадались, что, кажется, их система не универсальна и придется заниматься претензиями всерьез.

Но мы ничего этого не знали. Америка казалась нам раем, куда главное – доехать, а дальше все будет отлично. Ведь они такие чистые, хорошие, они за демократию, а значит – за нас.

Отсюда и трогательная вера в доллар как часть глобальной веры в американские институты, в том числе финансовые. Многие наши бизнесмены эмоционально ориентированы на то, что, если, не дай бог, в Россию опять вернется, как раньше говорили, «красно-коричневая чума» (что всегда возможно), – им будет куда бежать. А теперь вдруг выяснилось, что бежать будет некуда. Санкции, отслеживание операций, преследование русских за то, что они русские… Что происходит? Вдруг в каких-то банках служащие стали говорить, что им запрещено работать с любыми людьми с русскими фамилиями. И люди начали недоумевать: «Подождите. Как же так? Так же Советский Союз поступал! Вы же по большому счету объявляете людей врагами народа! Ладно, врагами демократии. Но если они что-то сделали – докажите! Дайте им возможность оправдаться. Так нельзя!»

Нам всегда казалось, что открытость границ – это один из базовых признаков демократии. Право на свободу передвижения, возможность путешествовать и видеть мир своими глазами… Но вдруг пришлось остановиться и приглядеться внимательнее. Позвольте. А что происходит? А главное – почему?

И вот наступил момент, когда люди, замирая от подступающего изнутри ужаса, стали понимать, что эмоциональная пуповина, соединяющая каждого демократа с «материнским» лоном, которым является Америка, постепенно рвется. Началась ломка. Часть ударилась в истерику, рыдая: «Нет, нет, не трогайте, дайте нам наших устриц!» Другая часть стала ура-патриотами. Но беспокойство поселилось во всех.

Забавно смотреть, как проявляются люди в этой ситуации. Как страстное желание соответствовать критериям демократии американского образца заставляет некоторых наших оппозиционеров составлять списки неугодных – то есть, по большому счету, стучать в Госдеп с криками: «Вот этого, этого накажите, он плохой!» Этакий сталинизм наоборот. И ведь они даже не понимают всей мерзости своих поступков, всей гадости и пошлости происходящего. Ведь не важно, кому и на кого ты стучишь. Стучать – низко. Но это объяснить невозможно. Они же не стучат, они просто борются, информируют. Докладывают высшему существу, кого из окружающих следует наказать.

Почему представление об Америке как Земле обетованной, овладевшее советской кухонной интеллигенцией, давшей миру поколение российских олигархов, так важно? А потому что из него по умолчанию следовало, что к собственной стране можно относиться, по большому счету, по принципу компрадорской буржуазии. Иными словами, можно не морочиться тем, что происходит в России. Россия – это место для зарабатывания денег. А место для жизни, для семьи, для того, чтобы тратить, – это Европа и Америка. В России можно и нужно было, как говорится, «гулять по буфету». Никто всерьез не говорил о том, чтобы строить общественные институты – гораздо выгоднее было зарабатывать в условиях отсутствия этих институтов. И, когда речь заходила, например, о судебных процессах, все хорошо знали, что, в зависимости от того, где зарегистрирована та или иная компания того или иного олигарха, там процесс и будет выигран.

Те отъемы собственности, которые происходили у нас в 1990-е годы, в Соединенных Штатах Америки были бы невозможны. Они могли существовать только в условиях нарушения базовых принципов, по которым жила Америка. Грабеж под названием «приватизация» вообще уникален. До сих пор отцы той реформы заставляют все население смотреть на них если не с ненавистью, то со своеобразным умилением, особенно когда читаешь в газетах письма, статьи и интервью Коха, Чубайса или Немцова (который, правда, отцом приватизации не был, появившись в правительстве чуть позже). Неизменно удивляет одно: как люди с таким уровнем интеллекта пытались управлять государством? Неудивительно, что у них ничего не получилось.

Зато нет ни малейшего сомнения в том, почему они смогли нанести государству такой колоссальный ущерб. Даже не потому, что они это делали злонамеренно. Просто не сумели сделать лучше, так и не поднявшись выше уровня завлабом – да и до завлабов не дотянули. Они банально неталантливы. Практически для каждого из них характерна глубокая провинциальность, помноженная на малый объем знаний, низкий уровень культуры и уверенность в собственной непогрешимости. Этот комплекс провинциала, особенно ярко видный на примере Коха, проявляется в болезненной неспособности услышать и принять чужую точку зрения, моментальных переходах на оскорбления и глубинной ненависти к народу, который, как считает Кох, его не принял.

В этом плане весьма показательна книга о реформах Гайдара, которую написали Авен и Кох. Ведь все, что сегодня происходит в нашей стране, – это во многом попытка исправить тот пагубный путь, по которому пошла интеллигенция, убежденная: зачем что-то строить в России, если можно наворовать (ой, простите, они это называли «заработать») и уехать туда? И ведь многие так и уехали, уверенные, что их задача выполнена и эмоциональную привязку к России они уже потеряли. Кто-то вовремя и красиво отскочил, как Фридман, кто-то тихо и спокойно уехал делать свои бизнесы, как ряд известных рестораторов. Но принцип остался неизменным: мы работаем в России, но планируем жить с семьями за рубежом. Не выезжать в отпуск – что не вызывает никаких претензий, пожалуйста! – не ездить на учебу. Нет. Жить там. Мечтать осесть на пенсии – там.

Именно поэтому такое глубинное недоверие в народе вызывают записные правозащитники и прогрессивные журналисты, которые с готовностью рассуждают о том, как плохо в России, имея при этом в кармане американский паспорт. Они как будто находятся здесь в командировке, как будто отрабатывают некий заказ. И действительно, когда у тебя есть возможность в любой момент уехать, зачем тебе здесь что-то делать хорошо? Все равно же тратить будешь «там». Кроме того, выяснилось, что как раз зарабатывать «там» практически никто, кроме Прохорова и еще пары ребят, в частности руководителя компании «Барьер», не умеет. Умеют только тратить. А зарабатывать не могут.

Выяснилось, что наш крупный, олигархический бизнес – он особенный. Он прекрасно заточен под коррупционные условия, которые сам же и создал, но продолжает демонстративно стонать: «Ах, ах, какой ужас». Не у всех хватает мужества, чтобы признаться, как сделал Ходорковский: «Да, мы сами создали такие правила игры, по которым нас потом замочили». Цитата не дословная, но точно отражающая смысл.

Сейчас, когда у бизнеса (если рассматривать его как цельное явление), судя по всему, нет возможности сбежать, возникла настоятельная необходимость строить институты внутри России. Возникла необходимость самым пристальным образом посмотреть на то, что происходит внутри страны. Введение санкций заставило наш – напомню еще раз слова Путина – «обращенный вовне» народ обратить внимание на себя. Кто мы? Что мы? Почему против нас так ополчились? Почему нам приписывают все пороки мира? Чем мы виноваты? А главное – куда нам деваться?

Вдруг стало ясно, что у нас нет никакой другой страны, кроме собственной. Конечно, если мы хотим и дальше на полном серьезе ныть и переживать, что изменился привычный порядок вещей, нам никто не мешает это делать. В русской литературной традиции подобные персонажи достаточно популярны, одного из наиболее ярких зовут Васисуалий Лоханкин. Ильф и Петров прекрасно описали образцовый экземпляр недоучившегося российского интеллигента. Не буду от волнения переходить на пятистопный ямб (отсылаю тех, кто не понял, о чем речь, к первоисточнику, то есть к книгам Ильфа и Петрова), однако хочу напомнить, что нравится нам это или нет, но мы живем в определенной исторической реальности. И эта историческая реальность не статична, а динамична.

Сейчас в нашей стране и мире в целом происходят процессы колоссального масштаба. Можно кричать: «Нет, нет, остановите это!» – и выставлять перед собой дрожащие руки. Но тенденция очевидна. Гигантский маховик, запущенный развалом еще Российской империи, продолжает свое движение. Этот развал на самом деле начался в 1914 году, а в 1917-м завершился. Россия могла выйти из Первой мировой войны победителем, сверхдержавой, если бы вытерпела участие в боевых действиях до конца – ведь она была в коалиции победителей. Но вместо этого вышла из войны проигравшей – из-за внутреннего предательства. Не дотерпели.

После окончания советского периода, в 1991 году, процесс развала России продолжился. Для американцев он не остановился до сих пор. Россия слишком большая, слишком богатая, да к тому же представляет собой альтернативу развития, совершенно иную ментальность. Такая страна Западу не нужна. И надо очень четко понимать, что демократические механизмы революций Шарпа не случайно сработали сначала в Грузии, а потом на Украине (я не беру сейчас Ближний и Средний Восток). Очевидно, что рано или поздно этот сценарий будет реализован и в России. Несколько раз попробовали (площадь Сахарова, Болотная площадь) – не сработало, не хватило запала. Власть оказалась слишком сильна. Поэтому стали искать объяснения, говоря: у власти слишком много денег, она может кормить пассивный народ плюс в состоянии мобилизовать активистов, которых оказывается больше, чем может поднять оппозиция.

Ведь, если говорить серьезно, переломным стал момент, когда на Поклонную гору и в Лужники – не важно, какие методы при этом использовались – вышло больше народу, чем на Болотную и Сахарова. Вдруг стало ясно, что в прямом противостоянии возможность власти рекрутировать активных бойцов гражданского общества выше, чем аналогичная возможность оппозиции. То, чего не смог продемонстрировать Янукович на майдане – потому что, когда он попытался подтянуть людей, которые формально должны были его защищать, их оказалось существенно меньше, чем тех, кто заявился в Киев поддерживать майдан.

Но давайте перейдем к санкциям. Как они влияют на русского человека?

Отвечу сейчас очень банально: на всех по-разному.

Я не думаю, что санкции окажут хоть мало-мальски серьезное влияние на россиянина, живущего в глубинке. Напомню, что количество людей, которые посещают заграничные страны, у нас по-прежнему крайне невелико. Туризм в России совсем не так развит, как хотелось бы думать. А если запретить нашим гражданам пользоваться банковскими счетами за рубежом, большинство скажут: «Вот оно что! В таком случае не могли бы вы для начала такие счета нам открыть?»

Россия в принципе гораздо меньше интегрирована в мировую экономику, чем это себе представляет Запад. Огромное количество людей живут так, что для них, строго говоря, ничего особо не изменится. Например, они могут практически не заметить исчезновения с прилавков каких-то продуктов в связи с ограничением импорта – просто потому, что в силу уровня достатка данные продукты отсутствуют в их ежедневном или даже праздничном рационе. Ну и кроме того, для нас санкции, если угодно, – абсолютно будничный образ жизни. Россияне мыслят совсем другими категориями. Советский Союз 70 лет был под различными санкциями. Мы привыкли, что санкции есть всегда. Если они есть, значит, нас заметили.

Еще несколько лет назад России не существовало на политической карте мира – для Америки, по крайней мере. Российские проблемы были где-то далеко, воспринимались как совершенно незначимые и в принципе никого не волновали. Какая Россия, о чем вы говорите? Давно уже забытая тема. И тут вдруг – Совет Безопасности по поводу России! Российская угроза! Целая НАТО борется с Россией! Санкции вводят против России! Надо же. Значит, мы крутые!

Американцы думают, что они возвращаются к привычному для них режиму «Россия – враг народов». Но ведь и россияне возвращаются к привычному для них режиму! «Весь мир против нас, – говорят они себе, – а почему? Потому что мы лучше, чище. Они нас боятся, а мы великая страна. Кто там говорил, что Россия – всего лишь региональная держава? Обама? Ну чё, мужик, какая региональная держава? Вон у тебя вся НАТО трясется. Вот ты создаешь оборонительные силы. Какая региональная держава, если ты столько раз Совбез собрал? Мы ого-го какие крутые! Вон как вы все вокруг носитесь и не можете ничего. Ха-ха!»

И вот тут надо сказать, что это абсолютно российское «ха-ха». Ну как можно объяснить англичанину или американцу выражение «назло бабушке попу отморожу»? Никак. А для нас это абсолютно понятно. Поэтому мы можем сказать: «Санкции? Ладно. А мы сейчас вам в ответ как захреначим!» И тут же наша интеллигенция начнет выть: «Боже мой, боже мой!»

И я, в общем-то, согласен с интеллигенцией. Действительно, «боже мой». И я хочу, чтобы были нормальные устрицы, а не «белорусские», и мне тоже нравится, когда у людей есть возможность есть дор-блю – хотя я, к своему стыду, не являюсь большим поклонником этого сыра, что, наверное, тут же меня вычеркивает из рядов демократов. Но суть же не в этом. Меня раздражает проявление нашего национального характера.

Почему-то, вместо того чтобы спокойно сказать: «Да, нам сейчас непросто. Но надо потерпеть. Это наш ответ. Это необходимо сделать, потому что мы оказываем ответное воздействие», – мы моментально срываемся в ура-патриотическую риторику: «Да они все плохие, да у них товары ерундовые, наше лучше». Нет, наше не лучше! Наши машины не лучше, наша одежда не лучше. Просто скажите нам прямо: страна вступает в эпизод торговой войны. Это не наша инициатива, нас вынудили. Нет проблем! Мы на это сможем отреагировать. Но давайте сначала подготовимся, давайте просчитаем все варианты!

Важно понимать, что введение любых контрсанкций, которые, безусловно, необходимы, должно последовательно приводить к тому, чтобы здесь, в стране, произошли принципиальные изменения. Которые дадут возможность не затягивать пояса и не отказываться от привычных товаров, а изменить структуру производства, сделать так, чтобы местному производителю было интересно замещать то, что выпадает из импорта. Сделать так, чтобы потребитель не почувствовал принципиального падения уровня жизни.

А главное – нужно отдавать себе отчет, что никто после этого не воскликнет: «Ах, как обидно, сейчас мы побежим снимать санкции». Наоборот – будут новые ответные шаги, торговая война продолжится. И необходимо эти шаги тоже просчитывать. Потому что на уровне вина и сыра санкции не страшны. А когда это перейдет на уровень медицинских товаров? Когда ограничения затронут то, что в нашей стране не производится? Если перестанут идти в Россию поставки того же инсулина – тогда санкции станут страшными? Станем ли мы тогда говорить: «Диабетикам сейчас очень плохо, но в целом ничего особенного не происходит»?

Мы же не привыкли серьезно задумываться над такими вещами. Нам все кажется, что происходящее – такая компьютерная игра. И судя по всему, людям в правительстве, принимающим решения, тоже кажется, что все кругом условность. Можно всего лишь взять и повысить налоги. И заявить, что зато мы поддерживаем нашего, российского производителя. А кто это? Большинство компаний, которые в России занимаются производством, – не российские, а в той или иной степени либо международные, либо завязанные на западный капитал. И им принадлежат права в том числе и на технологии.

К качеству продуктов претензий, может, и меньше. Вот только надо помнить, что в каких-то областях замещение по импорту у нас есть, а в каких-то нет совсем. Мало того, в свое время мы существенно разрушили собственные возможности к импортозамещению.

Говорить «а и не надо нам французского вина, будем завозить чилийское» можно ровно до тех пор, пока на Чили не наехали. Ведь на Израиль американцы наехали в момент. И когда Аргентина попыталась намекнуть, что она хочет в БРИКС, ей устроили дефолт. И хочу напомнить, что в истории Чили уже был Сальвадор Альенде, который попытался наехать на крупнейшие американские корпорации, после чего к власти тут же пришел Пиночет.

Продолжение торговой войны означает, что мир будет сокращаться колоссальным образом. Угроза быть исключенными из ВТО моментально заставит такие страны, как та же Чили, отказаться от поставок в Россию, потому что иначе они потеряют рынки в Америке. Думаете, они будут долго выбирать, какой рынок для них важнее? Достаточно посмотреть, сколько вина в какую из стран поставляется, чтобы стало понятно, как быстро и легко они отвернутся от России. Дураков нет. Все понимают, что означает попытка России найти другие рынки. И поскольку нашу страну сейчас будут долбить в полный рост, очевидно, что все эти лазейки тоже будут перекрываться. Не надо быть наивными.

Значит ли это, что надо сдаться? А это никакой роли не играет. Если даже попробуем сдаться, нас в плен брать не будут. Россия никому не нужна. Как только мы дадим слабину, нас разорвут в клочья до бантустанов, до атомарного состояния, и разрывать будут быстро и уверенно. А слабина дается не на вербальном уровне, а когда экономика проседает, когда она не может сопротивляться.

К чему я это говорю? К тому, что, если мы сейчас начнем проводить четкую и ясную политику на отказ от тех или иных вещей, придется просчитывать и каждый шаг с той стороны, и каждый ответ с нашей. Это значит, что мы не можем дальше позволять такой режим работы правительства, при котором все равно происходит удушение частной инициативы, фактическое уничожение малого и среднего бизнеса, зашкаливающий уровень коррупции, фантастический уровень некомпетентности. Когда мы испытываем принципиальную нехватку внутренних источников финансирования за счет всего лишь того, что безграмотно работаем с нашей банковской сферой и с нашими фондами, в том числе и с Пенсионным, неэффективно инвестируя его средства. Заморозить деньги – значит их потерять.

Так что надо понимать, что наши решения что-то запретить или ограничить – это начало долгой торговой войны, которая будет приобретать все более отвратительные формы. И для того, чтобы страна не скатилась в 1983 год, необходимы принципиальные изменения во внутреннем экономическом устройстве. Если у кого-то есть иллюзии, что у нас все хорошо, – покатайтесь по городам и областям, побеседуйте с предпринимателями. Да они воют в ужасе. Давление со стороны правоохранителей запредельное, со стороны чиновников – запредельное. Попытки участвовать в тех или иных государственных конкурсах сталкиваются с требованиями либо сделать откат, либо взять на субподряд компанию, принадлежащую кому-то из чиновников. То есть, повторю, нам необходимо принципиально менять методы хозяйствования.

Поэтому смешно звучит предложение «пересадить» всех чиновников с айфона на «Самсунг». А если Южная Корея поддержит санкции, что делать будем? Евтушенков новый телефон сделает, как обещал? Или Чубайс со своими нанотехнологиями кому-то чем-то поможет?

Не надо допускать псевдопатриотического угара и криков, что у нас все лучше, чище и краше. Это вранье. Если бы у нас все было лучше и краше, это «все» продавалось бы на международном рынке – как автомат Калашникова. Вот оружие мы делаем отличное, поэтому занимаем второе место на рынке продажи вооружения. И есть еще ряд позиций, которые мы делаем отлично, и они продаются. С другой стороны, что бы ни говорили о военной мощи, это функция экономики. Чтобы производить то, чем занимается Рогозин, нужны металлургические заводы. Нужны научные центры. Нужна своя электроника, которая сейчас практически уничтожена.

Вообще надо четко понимать, что рассчитывать можно только на себя. А чтобы рассчитывать на себя, надо заниматься собой и своей экономикой, а не заклинаниями и не созданием для экономики стрессовых условий. Если человека сбросить с 12-го этажа и сказать «теперь лети», это не значит, что он сможет, замахав руками, перейти из режима свободного падения в режим свободного полета.

Поэтому я призываю считать шаги. Время игр закончилось, мы находимся в условиях реальной войны. У нас была война холодная дипломатическая, которая дошла до апогея и перешла на следующую стадию – торговой войны. Торговая война подразумевает разумный расчет.

И в этом, кстати, состоит разница подходов между Россией и тем же Китаем. Китай на санкции реагирует по-другому. Он сначала выстраивает экономическую основу, а потом долбит. Мы сначала громко заявляем «да идите вы все!», а уже после этого начинаем считать.

О национальных характерах есть много забавных рассказов. Известно, что характер части нашего народа очень точно описывается историей про человека, который осенью собрал в своем саду яблоки и убрал их на зиму в подвал, чтобы было что поесть. И каждое утро начинал с того, что смотрел, какое яблочко подгнило, и его съедал. Ну жалко же выбрасывать! Поэтому получается, что, мечтая питаться нормальными яблоками, он всю зиму жрал гнилье. И совершенно на эту тему не задумывался – потому что жалко же!

Мы над этим анекдотом смеемся, нам это весело, мы понимаем, что и в нас есть эта черта. Мы до сих пор при необходимости можем и капусты наквасить, и яблочный компот закатать, и огурчиков-помидорчиков насолить. Я и сам еще прекрасно помню, как это делается. И по привычке выживем. Для нас санкции, если угодно, форма существования в течение большого количества лет. Встревоженная креативная часть общества страдает от того, что изменился их образ жизни. Они никак не могут понять, что, к сожалению или к счастью, ситуация не та, о которой можно рассуждать. Это просто уже данность.

Колесо истории повернулось. Этап, когда нам казалось, что Америка нас любит, прошел. Стало ясно, что нас, в общем-то, никто не любит. Либо мы вызываем опасения и с нами борются. Потом, когда считают, что нас победили, о нас забывают. Нас гладят по головке, когда у нас нет собственной позиции и нет внешней политики, но как только она появляется, нам говорят: «Эй, слушайте, вы с ума сошли?! Вы хотите опять стать страшной суперимперией? А вот вам санкции!» Мы отвечаем: «Точно! Мы же хотим стать страшной суперимперией. Мы же суперимперия. Для вас – страшная. А сами вы какие?»

К сожалению, иногда мы начинаем почему-то бороться не с тем. Например, с «Макдоналдсом». Я считаю такие эксцессы абсолютной глупостью, но это свойство нашего народа. Хотя важно абсолютно четко понимать, что санкции вызывают к жизни разные механизмы реализации угрозы. И первый, эмоциональный момент реакции – всегда неправильный. Ты говоришь: «Да сами вы козлы. Вы сами ничтожества, и мы вас сейчас накажем. Откажем вам во всем, что вы делаете». Глупость! Полнейшая глупость. Надо всегда брать то лучшее, что есть на Западе. Не надо отказываться. Надо брать и делать еще лучше.

Для того чтобы адекватно ответить на санкции, надо развивать свою экономику, обратить внимание на свои институты. А бизнесу и интеллигенции необходимо понять: у нас нет другой родины. Если кто-то лично для себя делает выбор, что у него запасная родина есть, – не вопрос, всегда можно уехать. Как раз Россия железный занавес не опускает. Но, уехав туда, вы должны понять, что то, о чем вы думали – что вы защищены, ваши деньги защищены, ваша собственность защищена, – отнюдь не соответствует действительности. Нет никакой защищенности. Потому что все незыблемые постулаты, с которыми вы выросли, в последнее время перестали существовать.

Ваши счета в банке могут арестовать только потому, что у вас русская фамилия и кому-то что-то вдруг показалось. Тем более если вы бизнесмен и, не дай бог, работали с какой-нибудь компанией – а где гарантия, что эта компания не принадлежала кому-нибудь из друзей Путина или как-то еще не имела отношения к этим людям? Или, например, вы обслуживались или брали кредиты в банке, принадлежащем одному из друзей Путина. Вас тоже тогда могут прихлопнуть. За что еще? Да вы и сами не поймете за что. По беспределу, как говорили раньше.

Но ведь беспредел – это претензия, которую мы привыкли адресовать нашей стране, а уж никак не Америке! Уж там-то беспредела быть не должно! Выясняется – отнюдь. (Вспоминаю, как Егор Тимурович Гайдар отвечал на вопрос, верит ли он в Бога. «Отнюдь, – сказал Егор Тимурович. – Видите ли, я агностик». После чего стало ясно, что действующая на тот момент Государственная дума Российской Федерации никогда не утвердит этого человека в должности премьер-министра.)

Мы действительно другие как народ. Этого никак не поймет Запад. И наши олигархи другие. Я сейчас не говорю об отдельной породе, выращенной только в России, – особый вид вчерашнего чекиста и сегодняшнего православного олигарха. С другой стороны, думаю, что этот образ уже описан в христианской литературе. Уж если даже мытарь стал апостолом, то что мешает чекисту стать глубоко набожным человеком?

Санкции уникальным образом воздействуют на нашу страну и наших людей. В чем-то очень опасным. Что меня беспокоит, когда речь заходит о санкциях? Ура-патриотизм. Мне не нравится, когда начинают искать врагов. Хотя ряд представителей интеллигенции зачастую делает все возможное, чтобы другие, глядя на них, воскликнули: «Минуточку, да вы все сошли с ума!» Вдобавок они еще перефразируют Владимира Ильича. Как вы помните, в письме Горькому Ленин писал об интеллигенции, «мнящей себя мозгом нации. На деле это не мозг, а г…но». Теперь получается все наоборот. Устами Дмитрия Быкова до нас доносится мысль, что, оказывается, это народ г…но. Народ не дозрел до своей интеллигенции.

Раньше мы думали, что это власть считает народ неправильным, потому что он не понимает, как ему с ней повезло. Власть замечательная – народец подкачал. А теперь оказывается все наоборот!

Вот этот бешеный снобистский дух у меня ассоциируется с Петербургом и декабристами. Им заражены как представители нашей креативной интеллигенции, так и высокопоставленные государственные служащие. Они искренне считают, что народу ничего объяснять не надо, он все равно ничего понять не способен, поэтому не надо морочиться. Надо, как декабристы – вывели полки на Сенатскую площадь, не объясняя, почему и зачем. Солдаты-то вышли – но они что, понимали, что будут делать? Они шли за Константина и его жену Конституцию. Разве они знали, о чем речь? Им кто-то объяснял? Нет. Логика такая: вы нам не мешайте, мы сейчас все сделаем, и вы потом ахнете, как все будет хорошо. А так не бывает. Не ахнешь.

Без народа страну не изменить к лучшему. Без осознанного, четкого целеполагания, без объяснения, что и как делать, не вытащить страну из ямы в новый технологический век. Государство обязано говорить с людьми. Государство обязано сказать: «Слушайте, нам сейчас тяжело. У нас просела промышленность, нам необходимы инженеры, конструкторы, нам нужны рабочие, вот государственный заказ, мы готовы за это платить. Мы готовы создавать особые налоговые условия для предприятий, которые этим занимаются. Если вы хотите учиться, мы готовы вас учить бесплатно, но за это вы обязаны три года отработать по распределению (не худший, к слову, вариант был в советское время)».

Сельское хозяйство? Государство должно сказать: «Слушайте, ребята, нам надо, чтобы вы нам поверили. За это вот вам новые земельные отношения, вот вам банковские гарантии, вот мы берем на себя обязательства закупки вашей продукции, мы срезаем все бесконечные мешающие вам структуры для того, чтобы товар попал от вас непосредственно к продавцу, чтобы цены были низкие. Вот договор, мы, государство, его подписываем. Мы берем на себя ответственность».

Но у нас же этого нет. Есть только пассы руками и заговоры.

Россия – страна абсолютно непредсказуемая. Самое опасное в России – ездить в Санкт-Петербург. Вот только вдумайтесь. Министр Игорь Слюняев проводит выездную сессию Министерства регионального развития в Санкт-Петербурге, и прямо во время проведения этой выездной сессии президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин встречается с премьер-министром Дмитрием Анатольевичем Медведевым, и вместе они заявляют, что, кстати, министерство, которым управляет господин Слюняев, распускается. И кто тогда все эти люди? Кого они слушают?

Чтобы Слюняев не переживал, ему сразу говорят: «Не волнуйтесь, вы будете депутатом Государственной думы». Конечно, это не конь Калигулы, не вопрос, это замечательный человек, хороший профессионал, которого судьба уже изрядно побросала – кем он только не работал. Но, может быть, сначала стоит спросить его самого? А то получается: «Мужчина, вы не знали, но с сегодняшнего дня вы уже не министр, вы депутат». – «Как?!»

Тут же вспоминается миниатюра Жванецкого, когда человеку заочно поменяли телефон, адрес, фамилию и биографию, он это все выслушивает, и у него брови лезут на лоб: «Крысюк. Семен Иммануилович. 51 год. Еврей». – «Что, опять?!»

Есть в этом что-то напрягающее. «Вы не волнуйтесь, мы за вас лучше знаем, где вам будет хорошо». Они лучше знают и за министра, и за целое министерство. Притом, мы же представляем, как в экспертном сообществе «активно» обсуждался вопрос, нужно это министерство или нет. Да я уверен, что не нужно! И не только это министерство. Но просто, извините, бестактный вопрос: а кто-то с кем-то что-то обсуждал?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.