Стругацкое дело нехитрое

Стругацкое дело нехитрое

Фантасты — народец странный, ночной, под стать самым диковинным своим персонажам. И держатся они наособицу, как глухонемые. Издают книги, журналы, присуждают друг дружке премии, обмениваются мечами и улитками, всем племенем поклоняются Отцу-Беснователю. Ужасно обижаются на остальных писателей. Да ведь и впрямь: понять, почему прозаик, пишущий про заек, презирает прозаика, пишущего про звездолёты, трудно, хотя и возможно. Фантасты живут в Лесу (он же Резервация, он же Центр современной литературы), чуть ли не ежевечерне разыгрывая в лицах анекдот про американских индейцев: — Отпустите меня, вожди, я хочу уйти к белым людям! — А зачем тебе это? — Уж больно имена у них красивые: Билл, Джон, Мэри… — А у нас разве хуже? Орлиный Глаз, Большой Буйвол, Лунная Ночь… — Нет, не хуже. — Вот видишь! Так что ступай-ка ты, Комариный Член, обратно в вигвам! Конечно, кроме мечты о бегстве из Леса, имеется у фантастов и литературная или охотничья стратегия заманивания в Лес: стоит кому-нибудь из пишущих про заек разминуться с постсоциалистическим реализмом, как в Лесу его тут же объявляют своим братом фантастом: хоть Кабакова, хоть Веллера, хоть самого Сорокина. А один из питерских фэнтезийщиков — назовём его с оглядкой на вышепроцитированный анекдот и суровую правду жизни Паршивым Кабысдохом — придумал целое литературное направление турбореализм, в которое зачислил себя, Паршивого Кабысдоха, и… Виктора Пелевина. Правда, не сумел подписать на это самого Пелевина. Особенно разволновались фантасты, когда в «большой прозе» про заек возникла мода на произведения в жанре альтернативной истории. Чем я хуже, допустим, Крусанова? — такой вопрос пришёл в голову чуть ли не любому из них, стоило ему прочитать про укус ангела в клиторальную зону подземной башни, она же американская дырка. Да всем ты хуже, всем!.. Дурацкое племя, застойное время, плешивое темя, стругацкое семя — и дальше по учебнику русского языка для третьего класса. Нет, а всё же? — именно с таким вопросом обратился ко мне бесспорно самый талантливый из петербургских фантастов Вячеслав Рыбаков, надписывая книгу «На будущий год в Москве» (издательство «АСТ», Москва, 2003, серия «Звёздный лабиринт»). Что ж, Слава, изволь, со всем уважением и без обид. Действие в романе разворачивается в ближайшем будущем, в настоящем, а отчасти уже и в прошлом — в альтернативном прошлом, разумеется. Потому что где-то в районе 2000 года Россию захватил и расчленил Запад, пропагандистский слоган «красно-коричневых» о Временном Оккупационном Режиме (ВОР!) стал вечной реальностью, историю переписали, литературу прокляли и забыли, науку вывезли в США, недовольных таким положением вещей отправляют на принудительное психиатрическое лечение в приюты имени Валерии Новодворской (процесс курирует лично она), а над умами надзирают агенты Общества развития славянской письменности имени генерала Калугина. В Питере возле Смольного стоит каменный Ельцин. В Москву ездят, испрашивая визу и подорожную. Молодёжь одурманивают пивом «Сахаров». И, естественно, на каждом углу раздают бесплатные презервативы: русские вымирают, но процесс этот необходимо ускорить и с другой стороны.

Главный герой романа — несомненный протагонист автора (правда, не прозаик, а публицист, но ведь сам Рыбаков подвизается и в этом жанре). В девяностые он пописывал — сперва в «Неву» и «Звезду», потом в «Новый мир» и «Знамя» — оптимистично-перестроечную чушь, а сейчас сокрушается, осознавая, что вместе с остальными либерал-идиотами невольно помог либерал-предателям и либерал-паскудникам обвалить Россию. Служит он, впрочем, у либерал-паскудника в «Русской газете», хотя премия «Золотой Войнович» ему явно не светит. Разведён, имеет сына пятнадцати лет, пойманного на том, что показывал одноклассникам запрещённый фильм «Иван Васильевич меняет профессию». Всё это весьма недурно написано, да и правдоподобия — в жанре альтернативной истории, разумеется, — не лишено. Правда, как я не раз уже указывал «патриотам», подлинный оккупационный режим функционировал бы куда эффективнее и был бы коррумпирован далеко не в той мере, как любое из постсоветских правительств, кроме разве что примаковского… Недурно, местами даже вкусно написано и вполне могло бы стать интересным для продвинутого читателя (не путать с задвинутым — тот как раз читает только фантастику) романом. Да только не становится. Мешает дурная фантастическая генеалогия (и телеология), мешает «добрый прищур», предписанный мэтром, мешает дурное стругацкое семя. Главного героя зовут Губошлёпов. Его друзей и сподвижников — таких же славных по-своему людей, как он сам, — Обиванкин и Гнат Соляк. В последнем имени угадывается тёмное прошлое — да ведь и впрямь Гнат из украинских националистов и именно в таком качестве под американским руководством поучаствовал в распаде Союза и обвале России. Но то, что этот «плохой парень» вот-вот встанет на дорожку идейного исправления, ясно с первой страницы. Обиванкин — тот и вовсе могучий старик изнурённого вида, ядерщик и ракетчик, духовный собрат замученного оккупантами академика Алфёрова. Понятно, что приключения носящих такие фамилии персонажей не могут не обернуться идиотизмом. Они и оборачиваются. Губошлёпов, взяв с собой сына, едет в Москву попрощаться с умирающей родственницей. В компаньоны набивается Обиванкин, таинственно намекая на судьбоносную для восстановления державы миссию. Обиванкин числится в розыске, на вокзале его углядывает и затем «ведёт» Гнат. Но прямо в Бологом (на таможенном и пограничном контроле) перековывается и в конце концов помогает Обиванкину, Губошлёпову и Губошлёпову-младшему осуществить невыполнимую миссию. А именно: захватить пылящийся в качестве выставочного экспоната в одном из московских парков «Буран» — и поднять его в воздух. То есть, опять-таки по анекдоту, купить фанеры, построить аэроплан и улететь на нём к Бениной матери! Конец романа. Альтернативщики — тот же Крусанов — пишут для умных людей и уважают читателя. Не зная решения, они предлагают решение метафорическое или символическое; решение суггестивное, решение будоражащее. Фантасты пишут для дураков, их, понятно, не уважают и решения предлагают поэтому заведомо дурацкие, заведомо потешные, заведомо никакие. Книга получается (дураков у нас хватает), литература, увы, — нет. Не получается даже у несомненно талантливого Вячеслава Рыбакова. Вот так, Слава, без обид. Ты спросил — я ответил. И мой тебе совет на будущее: пиши для умных людей, а не для коллег по семинару научной фантастики.

2003