Запрет — дело тонкое

Запрет — дело тонкое

Главное литературное событие ноября 2005-го — полный и окончательный запрет НБП. Почему литературное, а не политическое? Потому что политики у нас нет, не было и в обозримом будущем не предвидится. А почему главное? Потому что и литературная наша жизнь событиями небогата.

Партия эта, запрещённая или нет, имеет сугубо литературное происхождение. И не только потому, что её отцом-основателем и бессменным руководителем является знаменитый писатель. По сути дела, НБП — литературный проект, в основу которого положены «Семнадцать мгновений весны», сочинения Камю и Сартра, публицистика Льва Троцкого (первоклассный, кстати, был литератор!), мемуары Че, стихи Мао, блюзовые речитативы Натальи Медведевой, харьковская полемика Лимонова с Милославским и, естественно, Фёдор Михайлович Достоевский. «Бесы»!

Великий этот роман имеет уникальное свойство: разя всякий раз без промаха, он каждые десять лет избирает себе новую жертву. По замыслу Достоевского, это террористы-нигилисты (народовольцы) и, во вторую очередь, прекраснодушные болтуны-либералы потом роман запретили как антисоветский, потом — уже в застойную пору — будущие антикоммунисты Карякин («Россия, ты сдурела!») с Сараскиной мастерски перевели стрелки на маоистов, а в перестройку — они же — сперва на Сталина и в конце концов всё-таки — на дедушку Ильича с актуальным тогда намёком на Хасбулатова. Но конец концов (он же полный абзац) настал в историческом времени, а вовсе не в литературном. И жизнь романа «Бесы» продолжается!

Можно, конечно, порассуждать на тему о том, на кого сильнее смахивает «Эдичка» — на Ставрогина или на Верховенского-младшего (а если на Верховенского, то кого же нам записать в Ставрогины — уж не самого ли Солженицына?), но это будет беспредметный разговор. Куда полезнее перечитать «Бесов» как сатирическую энциклопедию отечественного бесовства, которое совершенно не обязательно имеет революционный, террористический или нигилистический характер.

Сегодня «Бесы» — это роман о растленной, коррумпированной и недееспособной власти. И вместе с тем — о власти на редкость самодовольной (хотя внутренне не уверенной в себе) и падкой на лесть, на чём её, собственно, и подлавливает Петруша Верховенский. О власти тупой, дикой и невежественной, но изо всех неуклюжих сил пытающейся прослыть просвещённой. О власти, на губернском уровне функционирующей в двух ипостасях — как административная и как олигархическая (потому что чем не олигарх — богатая городская помещица, держащая в вечном услужении говорливого либерала?). Плюс продажная полиция, плюс выполняющий «заказы» криминалитет. И только в последнюю очередь революционеры-подпольщики — или, по Достоевскому, собственно бесы. Бесы, порождаемые совокупным бесовством элит.

Я совершенно запутался, признаётся один из персонажей романа. Начав со всеобщей свободы, я прихожу к поголовному рабству. Хотел как лучше, а получилось у него как всегда.

Центральная сцена в «Бесах», перечитанных сегодня, — «литературная кадриль»: приём у губернатора (точнее, у губернаторши), заканчивающийся безобразным скандалом с полнейшим саморазоблачением действующих лиц и всеобщим городским пожаром.

На язык наших дней эту сцену можно «перевести» так: устроили в Колонном зале концерт в честь учреждения Общественной палаты, а на сцену — под видом актёров — прорвались нацболы. И началась паника. И власть сделала себе публичное харакири.

В реальности ничего такого, разумеется, не произойдёт. Актёров пригласят проверенных: споют Пугачёва (член Палаты) с Вишневской и Розенбаумом, спляшут Волочкова с Моисеевым, тёплое слово скажет Никита Сергеевич Михалков (который при экранизации «Бесов» был бы изумительно хорош в роли писателя Кармазинова) — и мы знаем человека, который ему ответит. Шендеровича, как он и боится, скормят Хрюну со Степаном, Говорухина выберут, Машу Гайдар выдадут за Василия Якименко… Нацболов вот уже запретили — и это, повторю для самых умных, — главная литературная новость месяца. Хотя бы потому, что и сам запрет останется исключительно на бумаге.

2005