Глава 9 Люди книги

Глава 9

Люди книги

Интеллигенция – это мозг и совесть нации. А также, согласно Ленину и Говорухину, ее г-но. Вождь мирового пролетариата высказывался на эту тему в немалом раздражении, явно разочарованный тем, как образованная и мыслящая часть российского общества отнеслась к нему и его Октябрьской революционной инициативе. Доверенное лицо российского национального лидера и общественный деятель был раздражен не меньше, хотя и другим, однако Ленина в предвыборном запале 2012 года процитировал, войдя в историю новейшую. Чем несостоявшийся юрист и состоявшийся кинорежиссер всего лишь повторили разочарование в такого рода предполагаемых альянсах всех политических и религиозных реформаторов предшествующих эпох. Интеллигенции в эти эпохи еще не было, но были другие группы и прослойки, на поддержку которых реформаторы уповали. Например – евреи. Любой основатель новой религии или нового религиозного течения, от пророка Мохаммеда до Лютера, полагал, что этот, по Сенеке, «жестоковыйный» народ узрит в его учении свет, примкнет к нему и обратится в его единственно правильную веру, оставив свои прежние заблуждения, которые на протяжении некоторого количества тысяч лет принимал за веру истинную.

Именно поэтому любая религия из двух главных стволов авраамической триады, покоящихся на разветвленных корнях иудаизма, будь это очередная христианская церковь или очередное направление ислама, не отрицала еврейских (а ислам – и христианских) пророков, открывая объятия для неофитов, которым оставалось только сделать шаг в правильном направлении и признать истинность дела Иисуса или Мохаммеда. После чего можно было встроиться в поток и делать там карьеру или продолжать зарабатывать кровные, не боясь погрома или изгнания и не платя джизью – или что там евреи платили у европейских христианнейших королей. Теоретически картина была благостная, но процесс шел вяло и евреи обращались плохо. Интеллигенция, в свою очередь, ни в какую не проникалась прогрессивными идеями и писала классово чуждые и идеологически вредные книги, вроде булгаковского «Собачьего сердца», создававшие искаженный образ действительности и проистекающего из нее светлого будущего. Все это не могло не вызвать соответствующей реакции, и вызывало ее с неотвратимостью, какую дает в человеческом организме попытка запить дыню теплым молоком. Именно поэтому сначала идея состоит в том, что «благословен народ Израилев», а кончается все тем, что «да будет отделена кровь евреев от крови мусульман» (а также христиан). По аналогии интеллигенция – ум, честь и совесть нашей эпохи, а также русского народа, а потом характеризуется теми же авторами, как его г-но. Классики, в отличие от исследователей их творческого наследия, не чуждались крепких выражений. Да и вообще они мало напоминали ту бледную моль, которая годы и десятилетия спустя паразитировала на их работах, порхая по коридорам кафедр марксистско-ленинской философии.

Заметим, кстати, что в СССР произошел уникальный и в мировой практике, и едва ли не единственный в своем роде симбиоз евреев и интеллигенции, перешедший в результате длительных контактов, в том числе брачных, в почти полное слияние этих двух категорий населения. Корни этот процесс имел давние, но главный толчок получил в годы реформ Александра II, когда евреям, получавшим образование и тем более ученую степень, были открыты возможности, ранее для них исключенные. Все это вместе с древней еврейской традицией всеобщего образования для мужчин, иногда распространявшейся и на женщин, дало взрывной эффект. Отметим мимоходом, что инициативы по введению поголовного образования у евреев относятся ко временам правления забытой всеми, кроме узких специалистов, царицы Саломеи-Александры, осчастливившей избранный народ необходимостью гнать детей в школу аж в 76–67 гг. до нашей эры. Следующее несчастье такого рода произошло в немецких Гессене и Вюртенберге в конце XVII века. Великобритания со своим статусом «царицы морей» дошла до жизни такой в первой половине века XIX, а введение отечественной системы всеобщего обязательного школьного образования относится к 1930 году. Не исключено, что Тому Сойеру с его «любовью» к школе понравилось бы жить в современной ему России.

Как бы то ни было, мельком пущенная современником фраза, что общественные библиотеки Российской империи были бы пусты, когда бы их не посещали барышни и молодые евреи, в полной мере соответствовала действительности, заложив прочную основу для знакомств и будущих брачных союзов в среде начитанной молодежи. Сокрушения по этому поводу родителей с обеих сторон, ревнителей чистоты расы и охранителей патриархальных устоев мало чего стоят. Искренних криков души по поводу того, что русские евреи «объинтеллигентились», а русская интеллигенция за годы советской власти «объевреилась», было много. От переписки Куняева с Эйдельманом до «Двухсот лет вместе» Солженицына эти крики представляют редкий набор бессмыслиц, штампов и несообразностей, вопреки тому, что иногда испускали их люди талантливые. Бывает и на старуху проруха: простим великим благоглупости, сказанные ими по теме, в которой никто из них не разбирался. Чего хотеть от динозавра, вдруг осознавшего, что мир его исчез и нужно приспособиться к ограниченной нише, сесть в свой биотоп и не питюкать, или вымирать? Чтобы он хорошо относился к млекопитающим, занявшим его место? Ага. Отнесется он к ним. «А в комнатах наших сидят комиссары и девушек наших ведут в кабинет». Хотя пой – не пой, но и русский шансон в конечном счете оказался плодом игры ума еврейских шансонье.

Так что слияние можно считать полным, что есть именно российское – или, если угодно, советское наследие революции и всех последующих десятилетий. Старая элита была выбита или бежала, а образованные люди нужны любой стране, вне зависимости от ее государственного строя и того, какая конкретная сволочь ею правит в данный конкретный исторический момент. Числом российские евреи и российская интеллигенция более или менее совпадали. Приоритеты были общие: дети, образование, служение Отечеству – благо оно с 1917 года декларировало себя в части интернационализма в таком замечательном качестве, что ему бы только и служить. Практика вела в другую сторону, но до этого надо было еще дожить и разобраться, а разобравшись, выжить. Гуманитарии и технари, которых классик обозвал «образованщиной», эту образованщину в своих рядах действительно имели, но множество их составляли элиту мирового уровня, создавшую те самые научные и производственные школы, на которых страна превратилась в сверхдержаву. Среди них были профессионалы высочайшего класса и дилетанты, люди кристально честные и авантюристы – от Презента до Петрика, подвижники и бюрократы. Были титаны духа, вне зависимости от того, чем они занимались: Лихачев и Лотман, Королев и Ландау, Сахаров и Харитон, Зельдович и Уголев – перечислять можно бесконечно. Были приспособленцы и паразиты. Все то, что сказано в отношении предпринимательского сообщества о законах организации биосферы, действующих в мире людей, в полной мере относится к образованию, науке, культуре и технологии.

Было бы любопытно посмотреть на модель населения страны, характеризующую ее сегодняшнее состояние. Объемная и многоцветная, включающая основные группы интересов и профессиональные сообщества, учитывающая уровень способностей и степень их реализации для наиболее важных участников процесса (роль личности в истории никто не отменял). Практически Азимов с его «Основанием». И всего-то полтораста миллионов переменных. Вопрос лишь в том, кто будет задавать критерии оценки. Если судить по Академии наук, годовые собрания которой не без юмора называют «встреча академиков с учеными», бюрократизация и окостенение грозят даже самым динамичным институтам. Впрочем, это касается и университетов с их ректорами, и творческих союзов, подминаемых творческими же кланами, как когда-то итальянские и голландские городские коммуны подминались кланами купеческими. С исторической точки зрения между Медичи и Михалковыми разницы никакой, разве что первые оседлали Флоренцию, а вторые – гимнописание и кинематограф.

Распил бюджета является основой всякого образования, науки и культуры с незапамятных времен. Неважно, выделяется бюджет на производство философского камня в промышленных масштабах или «Манхэттенский проект», строительство обсерватории Улугбека или андронный коллайдер, поиски эликсира молодости или изучение стволовых клеток. С точки зрения чиновника минфина или хранителя папской казны, разница между Глазуновым и Рафаэлем, Микеланджело и Церетели равна нулю. Приходит некто, берет конкретную сумму, предоставляет результат. Кто заказал – тому понравилось. Наличие или отсутствие вкуса у заказчика – вопрос тонкий, исследованию не подлежит. Точно так же, что Гарвард и Сорбонна, что МГУ или Высшая школа экономики – бизнес-проект. Профессура получает зарплату и аудиторию для бесед. Студенты – дипломы и несколько лет беззаботной жизни. Руководство страны – дипломированные кадры. На первом этапе все довольны. Это потом выясняется, что золота из воздуха не будет, бессмертия не существует, а расходы на строительство бетонной дуры размером с полстраны и стоимостью в годовой бюджет для поиска чего-то непонятного неадекватны результату. Как говаривали офицеры на военной кафедре Московского института стали и сплавов, которую автор три года из пяти проведенных в его стенах исправно посещал: «Электроны – мелкие частички, почти невидимые глазом, вращаются они вокруг ядра, а между ними и ядром, понятно, воздух». Танкисты искренне хотели рассказать студентам, как устроен мир. Полковник Литошенко, помимо фразы «труба круглого диаметра», остался в истории науки утверждением, что в танке «40 % электричества течет по этому синему проводу, 60 % по красному, а вот тут они встречаются и дальше текут вместе». Последнее утверждение в общем характеризует интеллектуальный уровень заказчика любого академического, культурного и образовательного проекта, будь он из Пентагона, мэрии Москвы или правительства Швейцарии. Именно поэтому так важно, кто именно, на что и с какой отдачей деньги тратит. Если он по-настоящему увлечен своим делом и талантлив – платить ему стоит в любом случае, даже если полученное не будет совпадать с задуманным. Колумб не собирался открывать Америку, он в Индию хотел, но сухой остаток налицо. Галуа, Эйнштейн или Старостин изначально не планировали получить тот результат, который получили в математике, физике или компративистике. Но они его получили. После чего армада их последователей, эпигонов и учеников может рыть дальше. Легко искать, когда ты знаешь, что и где. Сплошь и рядом тот, кто идет впереди, понятия не имеет, на что наткнется. На том мир и развивается.

Свары творческих и академических сообществ по поводу того, что и кто из них собою представляет, вещь замечательная. Разбираться в том, кто из них прав, резона нет, и именно поэтому никто из власть имущих в их делах отродясь не разбирался, не разбирается и разобраться не сможет. Хотя многие и делают вид, что что-то понимают в той лапше, которую им вешают на уши достойнейшие из достойнейших в моменты своего прорыва к трону. Как следствие, наглость – второе счастье не только для Фоменок и Носовских, но и для Челлини, Росси или Ломоносовых. Кто хочет преуспеть, не должен извиняться перед миром за то, что он родился. Скромная творческая личность приятна окружающим, но помрет голодной, что особенно жаль в тех случаях, когда она заслуживает настоящей поддержки, а иногда только она ее и заслуживает. К моменту выхода в свет настоящей книги автор почти четверть века занимался поддержкой науки, культуры и образования в России и окружающем мире. Потратив на это замечательное занятие несколько собственных миллионов (не рублей) и собрав среди коллег и друзей по Российскому еврейскому конгрессу и его окрестностям более ста миллионов добрых полновесных американских долларов, не менее четверти которых пошло на университеты, архивы, музеи, библиотеки и проекты в естественных и точных науках, он получил немалый опыт в том, кто в этом мире чего стоит. Притом все прочее пошло на не менее толковые дела, вроде кормления одиноких стариков в «тощие» годы. Некоторые из ученых, которые стояли у истоков организации российским бизнесом этого добровольного рэкета, имели опыт выжимания грантов для поддержки российского образования и науки из персонажей типа Сороса, отличавшихся размахом в годы, когда отечественный бизнес просто не существовал. Тысячи исследователей были ими буквально спасены, при том, что сами эти люди не использовали для себя и своих проектов и тысячной доли тех возможностей, которые им предоставлялись. Как следствие, автор твердо понял, что последними в очереди за деньгами стоят именно те, кто заслуживает их в первую очередь. Что нет ни справедливости, ни объективности в системе грантов и поддержки, кто бы ее ни осуществлял. Что надо брать на финансирование не именитых, но забронзовевших, а талантливых и увлеченных, вне зависимости от занимаемого ими поста. Собачники хорошо знают, что родословная и полученные на выставках медали – одно, а охота и охрана – абсолютно другое. К роду человеческому это тоже относится.

Как правило, настоящая наука состоит из множества недорогих проектов. Мэтры, преуспевшие в выбивании из правительства грантов на сверхдорогое оборудование: суперкомпьютеры, коллайдеры и прочих быстро устаревающих монстров, зачастую участвуют в банальном освоении бюджетов. Большая часть того, на что отпускаются эти средства, превратится в анахронизм до того, как выполнит и долю того, для чего покупается. Единственный в отечественных условиях способ этого избежать – создать собственную индустрию производства такого оборудования, работающую на экспорт, что обеспечивает поставки на внутренний рынок новейших образцов за счет прибыли от внешнеэкономической деятельности. Вариант: сформировать экономику, которая даст приток средств в бюджет, не зависящих от конъюнктуры цен на углеводороды. Когда и если величина бюджета достаточна для любых трат на науку, образование, медицину и культуру не за счет урезания социальных расходов и расходов на оборону – все вопросы, касающиеся будущего страны, можно считать решенными. Ну да, мечтать не вредно. На самом деле, повторим еще раз, проектов, в которые необходимо вкладывать миллионы или миллиарды (при расчете в свободно конвертируемой валюте), не так много. Но количество и качество их по-настоящему важно.

Необходимое дорогое оборудование в современных условиях может быть арендовано на время эксперимента или проведения расчетов там, где оно стоит, чем многие российские ученые и пользуются. Но мировой опыт, в том числе израильский, требует финансировать конкурирующие направления и школы, что в российских условиях блокируется лоббистами, выбивающими финансирование на свои проекты, либо самими финансистами, совершенно не обязанными понимать, как действуют законы конкуренции. Профессиональная экспертиза здесь, в отличие от советских времен, либо отсутствует, либо буксует, не в состоянии повлиять на начальственные решения. Работает фаворитизм, групповщина и «близость к телу», как ярко демонстрируют профильные министерства, включая ставшее притчей во языцех Минобрнауки, продвигающее изобретения чиновников, вроде ЕГЭ, новых бюрократических стандартов и невнятных учебников, единственным результатом введения которых служит перераспределение финансовых потоков в пользу авторов и исполнителей этой малоуспешной имитации модернизации. Отметим еще раз, что слова, произносимые с высоких и высочайших трибун в отношении описываемых сфер отечественной жизни, – замечательные и правильные. Однако, в соответствии с восточной поговоркой, «сколько ни говори «халва», во рту сладко не станет». Пока вместо реальных дел выстраивается имитация, цель которой – освоение средств и распил бюджетов, все то, что стране и оседлавшему ее государству необходимо, будет чахнуть, сохнуть и дохнуть, пока талантливые и работоспособные из ее пределов будут уезжать. Чем, не исключено, окончится и проект «Сколково», и деятельность многочисленных госкорпораций. Впрочем, кто сказал, что пар должен идти куда-то, кроме как в свисток?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.