Глава 3 Виват, король, виват!

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3

Виват, король, виват!

Система – любая, хоть наша, хоть не наша, – лидеров не выдвигает и терпеть их не может. Лидер ее будоражит, выбивает из летаргического сна, тащит в поход, душит налогом на роскошь, которой она неукоснительно обрастает, гнобит опричниной и призывом в армию и втаскивает на самый верх властной пирамиды обязанных ему лично худородных и мелкопоместных, находящихся вне коллективных рамок и не обязанных придерживаться прежних договоренностей. Александр, Цезарь, Атилла. Ашока, Чингисхан, Тимур. Петр, Рузвельт, Каддафи. Легенды о великих куда как хороши. Ты при них сам поживи – и выживи. Устоявшаяся система предпочитает выдвиженцев из собственной среды. Средних, серых мышек, которые блюдут стабильность и сами же ее олицетворяют. Мечта аппарата. Чтобы вся власть и, желательно, все деньги у него, а вся ответственность и все проблемы – у кого-нибудь другого. При этом главный на Западе – первый среди равных, сменяем по ротации, и его прихлебатели имеют строго отмеченный срок пребывания у власти. Потом придет другая гопа, которая не сможет зарываться именно потому, что ей отмерен срок и все, что она применит к предшественникам, применят к ней самой. Главный в России – дело другое. Он единственный, самый-самый, гарант всего и общий папа. Снисходительный и милостивый к своим, гроза врага внутреннего и внешнего. Особенно внутреннего. Вся его ближняя бригада расползается по стране, как тесто из гриммовского горшочка, а сказать «горшочек, не вари» он сам не может, поскольку опыта ротации-то нет. Ты вожжи отпустил, а тебя – даже если не как Каддафи или Мубарака, а как Акаева или Тимошенко. Специфика исторического развития, в первом приближении описанная выше. Своего опыта нет. Культура смены власти не выработана, а система боится возмущений, справедливо полагая, что у всех рыло в пуху и от добра добра не ищут. Именно поэтому ярких и нетривиальных эта система по дороге к власти выбивает за парапет, старательно оберегая себя от исторических фигур. Разве что на фоне вялой, как старая брюква, политической Европы нет-нет да промелькнет отдельно взятый Берлускони. Да практически неразличимый в длинном ряду питерских чиновников 90-х Путин, «встав на крыло», оказался фигурой совершенно не того масштаба, на который рассчитывал хитроумный Улисс, отечественный профессор Мориарти и главный режиссер политического цирка того периода Березовский. Бывает. Не все то умное, что хитрое, даже если оно до поры еще и везучее. На всякого академика найдется изделие под его размер и с винтом.

Однако исключения лишь подтверждают правило. На одного капо ди тутти капи приходится сто сорок евробюрократов. Что до отечественных райских кущ, вокруг одного более или менее яркого немедленно выстраивается своя административно-командная система, которая начинает жить по собственным законам, демпфируя и блокируя все его инициативы и приказы так, как будто их и не было в природе. Как правило, «к телу» информацию она пропускает в сильно искаженном виде, а обратные сигналы гасит. Ее периодические встряхивания находящимся внутри китом, выбивающие то одного, то другого персонажа из этих, мертвой хваткой цепляющихся за носителя верховной власти и материальной благодати морских уточек, приводят только к смене караула. К очистке всего организма от панциря из паразитов организм, как правило, не способен, хоть напускай на бояр опричнину, хоть руби головы стрельцам, хоть устраивай Большой Террор. Тем более что новые, как только сожрут старых, займут их место и воспроизведут все их грехи. Интересно жить таракану в бронированной банке, тем более когда он все понимает и про себя, и про банку – спасибо за цитату. Поручения, давай – не давай, затеряются по дороге. Нацпроекты, принимай – не принимай, погаснут в пути. Бюджеты, выделяй – не выделяй, освоят, распилят и скрадут. Послания, произноси – не произноси, в одно ухо влетят, из другого не вылетят, но в пустоте черепных коробок будут ходить по замкнутым орбитам, подтверждая всесилие энтропии во Вселенной. Модернизация, объявляй – не объявляй, сама собой не сделается, да и делать ее будет кто? Конкретно? Или чисто конкретно? Задернем шторы и представим себе, что мы едем. Модернизировали, модернизировали, да не вымодернизировали. Совершенно неважно, Петр ты, Сталин или Путин. Система у каждого своя, но создавать ее приходится, и только ты ее создашь, тут она тебя – оп-паньки. Однозначно. Ваше Императорское Величество, Хозяин или Национальный лидер, со всем уважением к персоне был, есть и будет до той поры, пока Господь не призовет. Толку что? Так что с точки зрения самоуважения и яркости картинки лидер – это здорово. Перелопачивание страны, обрезание бород и прочих выступающих частей тела, освоение северных и восточных просторов, смена сохи на атомную бомбу и прочие духоподъемные для потомков выжившей части населения предметы. Но с точки зрения эволюционного прогресса не исключено, что и хрен с ним, с лидером. Один прикончил четверть населения, другой треть, а система как была нехороша и негодна ни к дьяволу, так и осталась. Стоило огород городить?

Не в комплимент, но исходя из желания раздать всем сестрам по серьгам: при всей ее неэффективности, бестолковости и вороватости нынешняя отечественная власть властям прежним по кровожадности в подметки не годится – и слава богу. Не в этом ее укор, чуть слышно доносящийся с Болотной и прочих площадей, но скорее в том, что, деградируя в соответствии со всеобщим раздолбайством, никчемушности и неспособности ответственных лиц, включая высший эшелон, страна вполне способна докатиться до обычного для нее состояния рубки одной частью населения другую в мелкий фарш. Мирная Камбоджа, очаг буддизма и древней цивилизации, при красных кхмерах продемонстрировала, как это бывает. Захолустный Афганистан в 60-х с точки зрения иностранного туризма был чем-то вроде Непала: много конопли, благодушные горцы, вкусная дешевая еда и никакого фанатизма. Несть им числа. Возвращение в первобытное состояние – дело недолгое и не всегда обратимое. Впадение во всеобщее варварство происходит, в том числе, и под самыми привлекательными лозунгами. Свобода, равенство, братство. Долой эксплуататоров. Грабь награбленное. Пересмотрим итоги приватизации. Или как говорили доны в сицилийской мафии: «Грабить грабителей, являющихся грабителями грабителей – не грабеж». Не будем подвергать сомнениям благие намерения консультантов по построению демократии в отдельно взятой стране в условиях несознательного местного населения. Вспомним старую как мир притчу о еврее, курах и раввине. Что там сказал последний персонаж первому, когда, невзирая на неукоснительное воплощение в жизнь рецептов исправления хромавших дел, вроде строительства треугольного курятника, покраски его в зеленый цвет и прочих политтехнологий, все куры передохли? «Жаль, у меня так много еще осталось хороших советов». Всегда всем хочется одним рывком – в конец дороги. Не пройдя через наивное детство и юношеские прыщи – в богатую приключениями молодость и зрелую мудрость. По щучьему велению. Цветиком-семицветиком. Трах-тибидох-тух-тух, и волосок из бороды, причем не своей, а Хоттабыча. Но так не было, не бывает и не будет. Посаженное дерево даст урожай, если за ним ухаживать долго и правильно, причем даст его, зараза, непременно не к президентским выборам, а в свой собственный никому не нужный с этой точки зрения черед. Впрочем, у политиков свои законы. Если бы их обещания еще и исполнялись…

Советская система, как со знанием дела шутили в комплексе зданий ЦК КПСС, была однопартийной, но многоподъездной. Кстати, такою же она была и остается на Кубе, во Вьетнаме, в Северной Корее, в Китайской Народной Республике и прочих странах победившей народной демократии. Вне зависимости от того, оставлены там для приличия мелкие безвредные партии для украшения государственного фасада и национальной экологической среды или пространство зачищено под корень, как это было в родном СССР. На первый взгляд отличие от двухпартийной американской и многопартийных немецкой, британской, французской, израильской, etc. систем налицо. При всем том в реальной жизни оно куда меньше, чем кажется. Природе живого человека единомыслие не свойственно по определению. Люди объединяются в соответствии с симпатиями и антипатиями, интересами и предпочтениями, врагами и союзниками, вне зависимости от того, как это оформлено, формально или неформально. Интересы идеологического и международного отдела вовсе не обязаны совпадать между собой, а тем более с отделами промышленности, сельского хозяйства или, упаси Господь, обороны. Да и внутри отдельно взятого властного лица… Лаврентий Берия как глава НКВД учитывал одно, а как куратор атомного проекта – другое. Что и оказалось в конечном счете главным для Ландау, Королева, Сахарова и прочих Гинзбургов и Гольданских. Михаил Суслов в качестве главного идеолога страны редко спотыкался о личные или ведомственные интересы Брежнева, Андропова и Устинова, но бывало и такое. Сдержки и противовесы существуют в любой системе, хотя оформлены они всегда по-разному. Публичное перетряхивание грязного белья на праймериз или предвыборных дебатах не очень-то напоминает «схватку бульдогов под ковром», как называл процессы, идущие в отечественных верхах цитируемый на просторах СССР чаще всех прочих его современников Уинстон Черчилль. Но это на первый взгляд. Система конкуренции в ее отечественном исполнении была и во многом остается подлой и отвратительной, но подлее она и отвратительнее западной или нет после скандалов вокруг личной жизни Клинтона, Кацава, Берлускони, Стросс-Кана и персонажей более мелкого калибра сказать уже трудно. Пожалуй, что и нет. В каждой избушке свои за…бушки.

Российская вертикаль власти – пугало Запада со времен диалогов между Папой и Императором, которые, в зависимости от действенности отлучения и наличия на той или иной стороне достаточного числа ландскнехтов, кончались то паломничеством в Каноссу, то взятием наемниками Рима. На протяжении веков европейские соседи привыкли к распространению привилегий Хартии вольности, которую бароны вырвали зубами у Иоанна Безземельного, на сословия, которым все это изначально в страшном сне не полагалось. Привыкли к тому, что благородные сословия подсудны – для начала в рамках их разборок меж собой, а там хоть на Пиночета ордер на арест выдавай. Что канцлер – канцлером, а хозяин в городе бургомистр или мэр. Что парламент – хоть английский, хоть французский, хоть испанские кортесы, может отказать королю в предоставлении бюджета или займа, и король утрется. Современная российская система их коробит, поскольку ее абсолютизм пережил соседей, а Владислав Сурков вынужден выполнять функции Жана Армана дю Плесси де Ришелье и Отто фон Бисмарка во времена, когда указанные персонажи давно отошли в историю. Ну, что поделать – не мы такие, жизнь такая. Российский двуглавый орел, сам от себя отвернувшийся, согласно остроумному замечанию Виктора Шендеровича, как модель государственной власти в полной мере соответствует динамике ее развития. Не нравится – можно не жить в стране, тем более что выезд из нее, несмотря на все претензии к системе, открыт, и весь вопрос только во въезде: кто куда хочет и где кого примут. Тоже не русское изобретение. Ленин в свое время жил в Швейцарии, поскольку жить в России ему было вредно для здоровья, но Чарли Чаплин и Эфраим Кишон жили в Швейцарии по тем же причинам, вопреки эталонному характеру американской и израильской демократии.

Отечественная специфика – две столицы, попеременно выполнявшие роль самого большого провинциального города страны, – тоже не новость. Как правило, столица старая в подобных ситуациях тихо загнивает с той или иной степенью снобизма, варясь в своих амбициях и комплексах, пока новая стремительно развивается и растет. Уникальность российской политической акробатики в том, что нынешние «питерские», оккупировав Москву, принесли в нее не столько шарм, аристократизм и имперский дух, сколько нравы коммунального клоповника, сохранив исконность и посконность, присущие месту, которое они взялись европеизировать. В итоге получился дезодорант «Ель» из неприличного детского анекдота: «Как будто кто-то под елкой обоср…ся». Этакая людская, настоянная на Достоевском и дополненная инстинктами и инструкциями Третьего отделения, в дивном сочетании с Дикой дивизией, охотнорядцами и еврейским штетлом. Не случайно недобитые в войнах и революциях, недовымершие в блокаду и недопревращенные советской властью в новую человеческую общность жители города на Неве, имеющие отношение к старому Петербургу, демонстративно именуют себя ленинградцами и полагают «питерских» особой ветвью на эволюционном древе. Впрочем, Москва, переварив на протяжении своей истории, как и всякий мегаполис, не одну волну провинциалов, видывала и не такое. В третьем поколении даже самые дикие из живущих в ней персонажей, как правило, неотличимы от предшественников и брюзжат по поводу очередных «понаехавших» ничуть не хуже. Возникший благодаря специфике 2000-х между городом Невского проспекта и городом Арбата постоянный обмен населением – дополнительный фактор развития. На то и питерский приехал, чтобы москвич не дремал. Круговорот людей в природе повышает мобильность, расширяет кругозор и стимулирует рождаемость, не говоря уже о вырабатываемой культуре путешествий, чрезвычайно полезной для такой страны, как Россия, необъятные просторы которой до уровня Канады доводить и доводить.

Дополнительно укрепляет постепенно возникающую ветвистость российской вертикали власти традиционное с советских времен соперничество трех московских площадей и, словно по Рональду Р. Толкиену, двух башен. Расстояние между Старой площадью и площадью Дзержинского, которую нынешнее поколение знает под добрым старым наименованием «Лубянка», намертво сросшимся с жизнью железного Феликса и его наследников, невелико, но разность их потенциалов до самого 1991 г. зашкаливала. Да и армейский центр власти имел собственное видение будущего страны, успешно и не без участия военных превращенной в осажденный лагерь, большая часть науки, промышленности и образования которого была подмята ВПК. Теперь пришли иные времена, и главная задача спецслужб, как, впрочем, и армии, состоит в отсутствии у них возможности устроить путч или иным способом покуситься на власть в обмен на присутствие в рядах губернаторского корпуса, но история отношений трех заклятых единомышленников: Берии, Жукова и Хрущева – недавняя, и помнят ее все. Это же, хотя и несколько в другом разрезе, касается и отношений администрации президента с правительством. Белый дом и Кремль с его стенами из красного кирпича, как воплощение знаменитой трилогии, – это, конечно, сюр, и цветовая гамма у этого сюра, как у кока-колы или знамен Речи Посполитой, но что-то в этом есть. Салат «оливье», как национальная идея. Толкинизм под соусом «провансаль». Правительство и администрация как две башни, причем обе чуть-чуть снесло. Не то чтобы население приветствовало превращение руководящих ведомств в спаянную команду, которая занялась бы этим населением, как рыцари короля Артура саксами в период расцвета Круглого стола. Осознание своей скромной роли и жизненного предназначения в качестве мясного и молочного скота служит плохим фундаментом для того, чтобы стадо заботилось о единстве рядов пастушеского коллектива. Однако же, пока паны дерутся, у холопов чубы трещат. И без того не слишком эффективная система пошла вразнос, когда стала мучительно делиться, подобно лабораторной амебе, на две половинки, каждая из которых немедленно попыталась сожрать друг друга. Речь не о тандеме – там все в рамках политеса, но какие страсти бушевали ниже! Какие обвинения и статьи в газетах, доносы и интриги, какие усилия по блокированию чего угодно, исходящего не из социально близкого лагеря… Куда там оппозиции – власть превратилась в легендарного Уробороса из скандинавской мифологии, насмерть вцепившегося в собственный хвост. Понятно, что так же в свое время начиналось и в лучших домах демократического мира, где внешнее благолепие отношений – и то весьма сравнительное – достигнуто по прошествии столетий. Понятно также, что пройди лет сто, по максимуму триста, и тогдашнюю Россию будут приводить в пример молодым демократиям Африки, когда и если само это понятие не выйдет из моды и не отойдет в архив, как много что до того. Процесс нормален, и все наблюдаемые флуктуации предсказуемы. Терпение и еще раз терпение – все образуется. Жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется. Хотя, может, оно и к лучшему, что не придется. Дожили бы строители мирового коммунизма до столетнего юбилея Великой Октябрьской социалистической революции – вот было бы им счастье!

Протестные митинги и митинги против протестных митингов зимой 2011/12-го имели поводом несообразности на думских выборах и отсутствие удобоваримого ассортимента на выборах президентских. Публика отказалась считать настоящим выбором появление в качестве спарринг-партнеров действующего премьера набора кандидатов, который был ей предложен. Поединок Чака Норриса с Вициным, Никулиным и Моргуновым в стиле «полный контакт», может быть, и смешон, но не вдохновляет идти на стадион из спортивных соображений – их там просто нет. При этом президентские выборы в России – это по-настоящему важно, а вот насчет парламентских – большой вопрос. Разумеется, за убойные проколы, типа публичных объявлений о том, что договоренность насчет президентских сроков была достигнута давным-давно, а председатель ЦИК – «просто волшебник», надо ставить к пыточному столбу и звать команчей с оборудованием для скальпирования. На худой конец – менять пресс-атташе. Поскольку это лучший способ вытереть об избирателя ноги, объяснив ему, что его номер последний и его тут «не стояло», причем население это осознает именно так и никак иначе, а оно не все состоит из придворных и вовсе не обязано любить начальника, поскольку это «Богом данное начальство». Оно, конечно, может быть, и так, но зачем размазывать так смачно по физиономии? Народ хотел бы уважать себя и вне зависимости, что о нем на самом деле думает власть, когда и если она не только от Бога, но за нее разрешено еще и проголосовать, имеет смысл не обижать электорат, хотя бы непосредственно перед процессом. В противном случае Государь Император Всероссийский с неожиданной для себя и окружающего мира скоростью рискует оказаться гостем Ипатьевского дома в Екатеринбурге. Были прецеденты.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.