IV. Какую роль играет религия?

Если столь бессмысленное для некоторых нечто, как религия, существует уже очень-очень долгое время, надо исходить из того, что впереди у него тоже очень-очень много времени и оно наверняка переживет тех, кто требует его упразднить.

Нассим Николас Талеб, математик и философ

Какое положение в обществе занимает или вправе занимать религия – на этот вопрос как существующие, так и новые общественные системы обязательно должны ответить. В противном случае неизбежны конфликты. Дать определение религии не очень-то просто, в особенности касательно отграничения ее от других идеологий. В целом религию трактуют как мировоззрение, основу которого составляет вера в определенные сверхъестественные силы, влияющие на жизнь людей, а кроме того, удовлетворяющие потребность в нахождении смысла жизни, моральной ориентации и объяснении мира. Если посмотреть на историю человечества, становится ясно, что спрос на подобные предложения невероятно велик. Вот почему и в будущем следует ожидать, что ориентированные на богов религии или же светские эрзац-религии будут весьма популярны. Отношение общественного строя к религии есть также и вопрос власти, от которого не уйти ни одному обществу.

Представим себе, что найдена доселе неизвестная вводная глава книги Гитлера «Майн кампф». Допустим, нет никаких сомнений в ее подлинности. В этой главе Гитлер повествует, как архангел Гавриил возвестил ему все, что написано ниже и что образует основу его идеологии, каковая, стало быть, есть непосредственный завет Господа.

Стал бы национал-социализм в таком случае религией и мог бы практиковать свое учение, ссылаясь на свободу вероисповедания? Предвосхитим вывод: религия не составляет проблемы для общества, только когда являет себя как духовное личное дело, придающее индивиду силы, а его жизни – смысл. Поскольку она учит добродетелям, например честности, терпимости и добропорядочности, она может даже быть средством спайки для исполненного доверия и мирного общежития в больших группах. В этом плане из вопроса, кто во что верит или не верит, не вытекает потребность в регламентации. Свободное общество не вмешивается в личные убеждения. Но если религия требует привилегий для своих приверженцев или упорно настаивает, чтобы неверующие соблюдали определенные правила, она немедля становится (также и) политической идеологией. И вот тут начинаются проблемы. Ведь в таком случае друг другу противостоят две системы регламентации, а именно религиозная и светская. А постольку, поскольку они не абсолютно совпадают, возникает вопрос, каким правилам отдать предпочтение.

Долгое время принадлежать двум противоречащим друг другу системам невозможно – одна всегда одержит верх, причем, как правило, более готовая к насилию, а не более привлекательная морально или интеллектуально. И если сталкиваются взаимоисключающие убеждения, компромиссов быть не может. Женщина либо имеет равные права с мужчиной, либо не имеет. Права сторонников разных религиозных направлений либо равны, либо нет. Религия есть личное дело либо нет. Критика богов или пророков разрешена либо нет. В этом плане история Европы в последние столетия отмечена беспрестанной борьбой за подавление коллективной претензии религии на регулирование, в пользу гарантированных государством прав индивида. Ведь и США в конечном счете военными средствами вынудили мормонов произвести раздел государства и церкви[122].

Поэтому не стоит удивляться, что ныне особенно ислам распространяется из религиозной частной сферы на общественную жизнь. Ибо ислам понимает себя не только как религию, но и как замкнутую политико-правовую систему ценностей, которая предусматривает полную регламентацию будничной жизни. Поэтому мы не можем не присмотреться к этой системе.

По исламской самотрактовке, уже разделение религии и общества вовсе не предусмотрено:

[Сунна и Коран] образуют основу исламской веры, исламского права и исламского образа жизни… Поэтому ислам есть одновременно вера, этика, социальный строй и образ жизни[123].

Совокупность всех правил из Корана и изложенной в хадисах Сунны – высказывания и деяния пророка, именуемые шариатом. Изрядная доля этих правил касается отношения к немусульманам, которые большей частью однозначно подвергаются унижению[124]. Коран для мусульман есть опять-таки «истинное слово Аллаха»[125]. Его изречения поэтому непосредственно обязательны и в рамках шариата имеют силу закона. Таким образом, Коран не просто исторический текст вроде Ветхого Завета, где, кстати, всего лишь десять прямых заповедей. Отсюда вытекают проблемы, а именно когда правила шариата сталкиваются с иначе сформулированными государственными правилами, например касательно:

• запрета на насилие против инакомыслящих,

• свободы слова и искусства,

• равноправия женщины,

• свободы вероисповедания, в частности атеизма,

• сексуального самоопределения, в частности гомосексуализма,

• свободы заключения брака,

• запрета унизительных наказаний,

• одинакового отношения к различным убеждениям,

• смены религии, в частности выхода из ислама.

Что же тогда действует? Если шариат предпринимает здесь отклоняющиеся регулирования, осуществляемые на основании так называемой отмены[126] и без того более умеренных пассажей Корана, например касательно места женщины[127], критиков ислама[128], евреев и христиан[129], женитьбы[130], наказаний[131], отхода от веры[132], то почему бы им не действовать? Почему действует заповедь, что нельзя есть свинину, но не заповеди не водить дружбу с христианином (сура 5, аят 51 и 3,118), отсекать руку ворам (5,38) или насилием бороться с неверными (9,123; 9,111; 2,191; 4,89; 47,4)?

Как можно быть мусульманином и отвергать действие этих предписаний? Верующим тоже необходимы ясность и постоянство. Коран либо есть непосредственное слово Аллаха, либо нет. Если да, то обязательны все заповеди, а не произвольная их выборка. В этом состоит слабость умеренных течений в исламе. Они просто игнорируют определенные нормы, но не имеют четкой умозрительной конструкции, позволяющей все это между собой увязать. Поэтому так популярны якобы радикальные направления ислама. Они логичны, непосредственно соответствуют письменному преданию, а к тому же отражают жизнь пророка, который повелевал убивать многочисленных противников вероучения и критиков[133]. Это отнюдь не только теологическая проблема. Из 57 государств – членов Организации исламского сотрудничества 45 подписали в 1990 году так называемую «Каирскую декларацию о правах человека в исламе»[134]. В ней, в частности, говорится:

Ст. 1а) Все люди образуют семью, членов которой объединяет покорность Господу и которые все происходят от Адама […]

Ст. 2а) […] запрещено отнимать у другого жизнь, кроме как когда этого требует шариат. […]

Cт. 2d) Право на физическую неприкосновенность гарантируется. […] кроме тех случаев, когда имеется предписанная шариатом причина. […]

Ст. 24: Все права и свободы, названные в этой декларации, подлежат исламскому шариату. […]

Ст. 25: Исламский шариат есть единственный главный источник для толкования или объяснения каждой статьи данной декларации.

Таким образом, совокупные права человека, в том числе право на жизнь и физическую неприкосновенность, подчинены ограничениям шариата, причем универсально. А это означает, что божественное право даже превыше прав человека. Критики ислама поэтому не имеют права на физическую неприкосновенность, поскольку шариат предусматривает иное (прочитайте вышеупомянутую статью 2d, а также суру 5, аят 33: кто выступает против ислама, тому должно отсекать руки и ноги).

Всякий общественный строй, пропагирующий неотчуждаемые права индивида независимо от его вероисповедания, находится, стало быть, в конфликте с исламом. Это давний конфликт между разумными, созданными человеком правилами и якобы божественным правом. Его можно отвергать, игнорировать, приукрашивать, но не искоренить. Борьбы за верховенство регулирования так или иначе не избежать. В конце концов более слабый приспособится. И этот процесс уже идет полным ходом. Приведу три примера.

Моя жена, дочь сенегальских иммигрантов, выросла в предместьях Парижа. Несколько знакомых и родственниц до сих пор живут там. Они рассказывают, что в тех кварталах, где они в юности ходили в коротеньких шортах, сейчас патрулируют молодые мусульманские мужчины, под угрозой насилия запрещающие любую фривольную одежду и полностью закрывающие женщинам доступ в определенные кафе и рестораны[135]. Другие ее знакомые, в свое время регулярно посещавшие вечеринки и слывшие вольнодумцами, ныне строго соблюдают религиозные предписания, свысока смотрят на «неверных» и тех мусульман, которые не следуют религиозным правилам.

В Берлине 2017 года реформаторша Сейран Атеш открыла либеральную мечеть, где мужчины и женщины молятся сообща и женщины не обязаны носить хиджаб. За короткое время единоверцы более ста раз угрожали ей убийством, и на людях она может появляться лишь под охраной полиции. Немало мусульман сообщили ей, что поддерживают ее дело, но из страха предпочитают не посещать либеральную мечеть[136].

«Немецкому журналисту Ширмбеку, который жил в Алжире, довелось увидеть, как буквально за несколько лет ориентированное на Запад, светское общество превратилось в ограничительное исламское общество, хотя многие там, пожалуй едва ли не большинство, этого не хотели. Радикальное меньшинство со своей идеологией одержало верх и исламизировало общественное пространство. Под их напором люди упали как фишки домино, приняли обязательность правил шариата, публично не пьют спиртного, не играют в запрещенные игры, соблюдают религиозные предписания в еде и ритуалы, делят людей на чистых и нечистых, заставляют женщин скрывать лицо и т. д. Более того, подчинившись правилам радикалов, масса теперь оказывает коллективный нажим на тех, кто пока не сдался». (Резюмирующая цитата из Михаэля Клоновского по поводу Ширмбека, 2016)[137]

По данным 2013 года[138], в исламских странах по вопросу, следует ли сделать шариат официально действующим в стране законодательством, за высказались: в Тунисе – 56 %, в Иордании – 71 %, в Египте – 74 %, в Марокко – 83 %, в Пакистане – 84 %, в Палестине – 89 %, в Ираке – 91 %, в Афганистане – 99 %. Таким образом, перед каждым светским обществом встает вопрос, как обходиться с мусульманскими иммигрантами особенно из этих стран. В принципе есть три возможности.

1. Отрицание проблемы: «Религиозная принадлежность не играет роли, ислам – такая же религия, как любая другая». («Западноевропейское решение»)[139]

2. Полный отказ: «Мы отказываемся превращать свою страну в мультикультурное общество несоединимых сообществ». («Восточноевропейское решение»)[140]

3. Избирательность: светские мусульмане, открыто признающие главенство светских правил, будут охотно приняты, остальные нет. («Примирительное решение»)

Буквально каждое немусульманское общество в мире должно, учитывая все за и против, а также последствия, выбрать один из этих трех вариантов. В пользу третьего говорит то, что человек становится мусульманином просто по рождению, а не по своей воле, вдобавок многие мусульмане действительно считают религию личным делом каждого и существует ряд подгрупп, представляющих просвещенные трактовки ислама. Против свидетельствует наблюдение, что и светские мусульмане после жизненных кризисов или под групповым нажимом снова подчинялись правилам шариата и успешная интеграция мусульман в немусульманские общества, очевидно, повсюду в мире весьма проблематична[141].

Долговечное решение может заключаться только в институционализации реформированного ислама, что уже пытаются делать смелые, просвещенные мусульмане, отчасти с опасностью для жизни[142]. Это означает – принять разделение религии и политики и приватизировать веру. Сюда относится признание главенства светских законов, правового равенства мужчины и женщины, права на сексуальное самоопределение включая гомосексуализм, а также права в любое время иметь возможность без санкций оставить религию. Далее, сюда же входит отказ от применения силы для достижения религиозных целей, окончательная, а не только временная отмена рабства, упразднение многочисленных в Коране призывов к убийству, правовое равенство для иноверцев, отказ от доктрины главенства ислама, а также допущение критики веры и пророка, – и это лишь важнейшие пункты[143].

Пока это не произошло, исламская проблема останется. И будет занимать мир еще много десятилетий.

Какие же права мы вообще признаем за религиями в свободном, светском обществе? Коротко говоря, ни одна религия не должна обладать привилегиями, которые не идут на пользу всем остальным гражданам. То есть все законы распространяются и на религиозных граждан, причем без ограничения. Свобода религий возможна только как свобода вероисповедания, а не как привилегия. А это значит, что, к примеру, обрезание гениталий малолетних обоего пола есть наказуемая физическая травма. Согласие невозможно, ибо малолетние (еще) не правомочны соглашаться. Мотивы этого физического травмирования не могут иметь значения. Несущественно и то, что речь идет большей частью о собственных детях. В противном случае пришлось бы допустить также все прочие физические травмы и даже преступления против жизни собственных детей. То же касается и истязания животных. Если общество решило положить конец истязанию животных, иначе говоря, излишним страданиям животных без разумной на то причины, религиозные граждане тоже обязаны выполнять данное решение. Например, в случае так называемого заклания, когда у живого необезболенного животного медленно выпускают кровь, поскольку так предписано в древней книге. И ведь не то чтобы означенные проблемы были непреодолимы. При наличии некоторой доли доброй воли есть возможности и при соблюдении закона об охране животных убивать животных по религиозным ритуалам. И вполне можно себе представить, что решение об обрезании примут сами соответствующие лица по достижении совершеннолетия.

Свобода религии, предоставляющей своим сторонникам привилегии, напротив, контрпродуктивна. Это не право на свободу, а неравенство в пользу тех, кто апеллирует к религии, и не в пользу тех, кто этого не делает. В действительности речь идет исключительно о власти и умиротворении, а не о праве. Если общество устанавливает правила, они должны распространяться на всех. Равенство перед законом – вот умиротворяющий принцип правового государства. Все его нарушения в итоге приводят к раздорам и социальной дисгармонии. Как раз в системе, основанной на взаимности и золотом правиле, не может быть места для религиозных привилегий. То же касается и критики религий или их богов. В свободном обществе не может быть права, исключающего кого-либо из числа объектов насмешки или критики. Если религиозные люди не желают с этим мириться, им следует создавать собственные общества. Зачем вообще людям, имеющим в корне различные представления об общежитии, жить вместе? Это лишь чревато конфликтами.