Курортный городок

Я сидела за рабочим столом и судорожно просматривала содержимое всемирной паутины; рука нетерпеливо подрагивала на мышке. Опять ничего. За последние несколько месяцев остальной мир приветливостью не отличался, не то что четыре года назад. Я все еще помнила терпкий ночной воздух Мармариса, смеющиеся хитрые глаза турчанок и пеструю, по-восточному яркую атмосферу базара. Кстати, турецкие сладости до сих пор для меня вкуснейшие в мире. Собственно, она, эта самая Турция, и положила начало скитаниям. Мир разделился на до и после. С каждым днем это чувствовалось все отчетливей. Однако Вселенная упорно не хотела внимать мольбам. Дни тянулись насмешливо долго и безрезультатно. Может быть, действительно, не судьба? Эта капризная дама часто испытывает на прочность. Может быть, стоит взять себя в руки, перестать барахтаться в облаках и выйти к этому миру здесь и сейчас? Вряд ли. Отмахнувшись от порядком приевшихся изображений пирамид, древних крестов и прочей атрибутики вожделенного места назначения, я отправилась на кухню варить любимый кофе. Египет… Все просто: дешево и популярно; как раз то, что нужно, чтобы накопить средств для взыскательной Европы. Объявление ушло, оставив меня в размышлениях. Египет… Фараоны и пирамиды, Красное море, на которое туристы ежегодно слетаются, как мухи на варенье, и без того восторга не вызывало – я с детства боялась воды. Что еще? Арабы, бедуины, верблюды, закутанные женщины. Стоит только въехать в страну и пожить в ней хотя бы пару месяцев, как стереотипы лопаются со скоростью мыльного пузыря. Снова вспомнился институтский лозунг: "Счастье – это возможность путешествовать". Где ж ты, счастье мое? В данный момент вот. Ароматная чашка с обожаемым напитком внутри передо мной. Однако насладиться ею не получается. Тишину нарушает звонок. Женский голос. Откуда? Из Египта. Спрашивает на английском, не отправляла ли я резюме на должность Guest Relation (менеджер по работе с гостями) отеля. Что за вопрос? Разумеется, да. Пока я пытаюсь справиться с волнением, девушка на другом часовом поясе невозмутимо продолжает интервью. Все происходит так быстро, отвечаю почти автоматически. Наконец, она, по всей видимости, удовлетворенная, прощается, заверяя, что в ближайшее время позвонит менеджер отеля и вновь проведет интервью. Боже, неужели удача? Я вне себя от счастья. Вселенная щедро открывает двери, и на следующий день раздается второй звонок. Отвечаю уже более уверенно, хотя это нелегко: ликование переполняет буквально всю. Улыбаюсь, как чеширский кот. Вслушиваясь в знакомую восточную бархатную интонацию (у восточных мужчин особенные голоса, и это совершенная правда), стараюсь не терять нить разговора. Что? Контракт? Ах да, конечно. Ждать в течение двух недель? Какие пустяки для той, которая ждет несколько лет. Вежливо попрощавшись, я упала на диван и мечтательно закатила глаза. Жизнь налаживалась…

Все последующие недели я поражалась своему ангельскому терпению. Без малейшего негодования переводила контракт родственникам и объясняла энное количество раз, что поездка абсолютно безопасна, никаких возражений я слушать не желаю. Старший брат, мною обожаемый, докуривал пачку на балконе. Женская половина семьи хваталась за голову. Убедить ни разу не бывавших за границей родных, что в Египте тоже есть жизнь и что передача о рабстве, которую смотрела бабушка, – чистой воды профанация и преувеличение, – все равно что камень в гору катить. Мне никто не верил. Каждый крутил свою шарманку: грязно, бедно, необразованно, нецивилизованно. Твердили, что я попаду в рабство, как пить дать. Классическое заблуждение. Однако чемодан уже занял почетное место в коридоре, раскрыв свою жадную до путешествий пасть, и возражения со временем утихли, а потом и вовсе сошли на нет. Я же радостно носилась по квартире, с энтузиазмом запихивая туда все, что могло пригодиться в стране потомков фараонов. Пирамиды больше не казались тошнотворной грудой камней, а прекрасный лик Нефертити был едва ли не образчиком женской красоты.

Наступил долгожданный день. После слезливых прощаний и смачных поцелуев в щеку, выслушав железный инструктаж по правилам техники безопасности в чужой мусульманской стране, я наконец-таки села в самолет. Пассажиры спали, кто-то в наушниках, кто-то без, читали, разговаривали, слушали музыку. Через окно иллюминатора я всматривалась в то, как испаряются с набором высоты верхушки московских многоэтажек, как застыли на ослепительно-голубом небе клочки белой ваты. Прислушивалась к собственному ощущению покоя, которое могут подарить лишь путешествия, отрывая тебя от привычной до боли реальности. Я ничего не боялась, наоборот, наслаждалась каждым моментом. Спустя несколько часов взгляду открылась необыкновенная картина. Пустыня… Гордая, великая, казалось, ей не было края. Солнце в последний раз озолотило верхушки песчаных холмов, которые почему-то оказались темно коричневого, почти шоколадного цвета, что очень удивило (я-то по наивности ожидала увидеть белые пески), затем скрылось, и самолет окутали сумерки. Несколько минут, и раздалось дежурное сообщение стюардессы о посадке, из которого всплыло и сладко отпечаталось в памяти слово Шарм-Эль-Шейх, и я, перевесив небольшую дорожную сумку через плечо, в полном восторге поспешила вперед.

В лицо ударил обжигающий сухой ветер. Жара не смущала, все же я не ожидала, что солнце будет настолько палящим. Аэропорт Шарм-Эль-Шейха представлял из себя маленькое здание с двумя терминалами. Это радовало – я не выносила огромные международные аэропорты. В самом прекрасном расположении духа стала оглядываться в поисках трансфера. Почти сразу же увидела среднего роста египтянина с табличкой, на которой по-английски было крупными буквами напечатано мое имя. Египтянин был одет в белую тунику с вышитым на вороте восточным орнаментом и синие брюки. И, разумеется, ослепительно улыбался. Уладив все необходимые формальности по прилету и указав жестом на выход, работник отеля живо подхватил мой чемодан и устремился к выходу. Сев в черную хонду, я уставилась в окно; сопровождающий хранил молчание, и я была этому несказанно рада, так как получила возможность наслаждаться видом. Сумерки еще не вступили в свои права: отчетливо были видны контуры пальм на фоне серой цепочки гор. Пальмы, горы, пустыня и шоссе – больше ничего. Довольно-таки небогатый пейзаж, но мне он казался почти мифическим. Я все еще не могла поверить в реальность происходящего. Каких-то четыре часа и угрюмая Москва сменилась приветливым Шармом, каких-то четыре часа и далекая восточная сказка воплотилась в явь, оставив все печали позади!

Спустя полчаса или немного больше машина сделала очередной поворот, и я увидела большие ворота, на которых темно-синими буквами в двух вариантах на международном английском и локальном арабском было выведено «Гранд Оазис». Далее располагалась длинная каменистая красивейшая аллея с пальмами по обе стороны. Уже окончательно стемнело, и они светились, обвитые гирляндами, приглашая следовать дальше. Поистине, новогоднее зрелище в стране пирамид, усмехнулась я. Что же дальше? Машина остановилась перед стеклянным входом. Момент истины. По ту сторону осталось прошлое, а впереди ждало настоящее восточное приключение. Иначе и быть не могло.

Менеджер ресепшн оказался полноватым мужчиной с широкими густыми бровями и масляной улыбкой, которую обычно вешают на себя работники магазинов при проверке санэпидемстанцией. Звали его Мохамед Ашраф, к имени впоследствии прибавилось обращение мистер. Мистер Ашраф любезно предложил чашку кофе, попутно распекая, видимо, не особенно усердно выполняющий свои обязанности, персонал. Пока я не спеша пила кофе, разглядывая второго встретившегося египтянина и его кабинет, мистер Ашраф сердито выкрикивал на удивление женским голосом какие-то ругательства на арабском. Получалось очень комично. Потом, спохватившись, положил трубку, клятвенно пообещав привести в исполнение свои угрозы на следующий день, что было ясно и без знаний арабского, и переключился на меня. Было поздно, поэтому после так называемого small talk (краткий разговор, дань вежливости) менеджер пообещал, что знакомство с персоналом и введение в курс рабочего дела начнется завтра, а сейчас мне непременно нужно отдохнуть. Немедленно был вызван консьерж, им оказался молоденький мальчик Хасан с забавно торчащими большими ушами; мистер Ашраф вручил ему ключ от номера и вежливо попрощался. Мальчишка с деловым видом уселся в клаб кар, маленькую машинку, на которой обычно в отелях развозят гостей и их багаж, и пригласил сесть рядом. По дороге он без умолку болтал: начинал рассказ про отель, тут же сбивался и спрашивал мое имя, сколько мне лет и тому подобные детали. Он был забавным пареньком с ужасным египетским акцентом. Я с трудом разбирала слова, поэтому ограничивалась кивками и испытала невыразимое наслаждение, когда дверь, наконец, захлопнулась и я осталась один на один со своими бьющими через край первыми впечатлениями. Но сил их переварить не было. Я бухнулась на кровать и практически сразу уснула, успев перед этим отправить короткое сообщение родным о том, что со мной все в порядке.

На следующее утро, по возможности скромно одевшись, я поспешила в отель. Солнце светило просто ослепительно в прямом смысле слова, наверное, поэтому снаружи никого не было, кроме садовников. Вот уж поистине адская работа. Попетляв немного, я вышла к главному зданию. С первой минуты, как я вошла в лобби, на меня устремились десятки мужских глаз. Молодые парни, стоявшие у стойки возле ресепшн (видимо, консьержи), пялились во все глаза и улыбались. Слегка смутившись, но в приподнятом настроении, я постучала в двери офиса. Знакомый фальцет пригласил войти. Далее я опущу необходимые бумажные формальности, интервью и прочие детали приема на работу, ибо это никому не интересно. На них потратилась первая половина дня, вторую же я с восторгом гуляла по отелю, с любопытством изучая окрестности. Отель «Гранд Оазис» впечатлял своей большой и роскошной территорией; это, как потом выяснилось, было первым плюсом в списке взыскательных туристов. Бежевые корпуса были расположены хаотично, книзу от главного здания скатывалась дорога, которая привела к морю. Наконец-то! Не то чтобы я никогда не бывала на море: бывала и не единожды, но красное море пользовалось особой популярностью, и мне не терпелось посмотреть почему. Море я любила любое. И сейчас, глядя на блестящую от солнца гладь воды, едва не завизжала от восторга. Красное море действительно потрясающее, и не в обиду любителям других, необыкновенное. Такой безудержной синевы я не видела еще нигде. Я стояла, любуясь пейзажем, забыв про все на свете. Однако совесть напомнила, что я здесь по делу, и, с сожалением оторвавшись от манящей немедленно окунуться в нее красоты, я вернулась на ресепшн с благородной целью изучить отель изнутри.

Побродив по коридорам вдоль и поперек с неизменным египетским товарищем Хасаном, я пришла к выводу, что  отелем мне определенно повезло. Не какая-нибудь сомнительная четверка, а полноценные пять да еще Делюкс. Работа обещала быть весьма интересной. Все складывалось на редкость удачно.

С первых недель жизнь потекла в непривычном новом и интересном русле. Обязанностей было не особенно много. К ним относилось все, что касалось работы с гостями: их проблемы, жалобы, просьбы, замечания – все это легло на мои и без того хрупкие плечи. Однако стоило ли жаловаться? За один только месяц, проведенный в отеле, мне выпала возможность повидать столько интересных людей всех цветов и мастей, сколько другим и не снилось за всю жизнь. Забыв о приличиях, я в изумлении глазела на роскошных африканских дам с чалмами из дорогого шелка на голове и в пестрых нарядах, темнокожих мужчин, цвета костюмов которых сливались с цветом их кожи, видела вживую арабских шейхов в традиционном белом наряде и их женщин, закутанных во все черное. Все это представало моим глазам вживую. Было боязно, но постепенно я втянулась и стала получать от работы удовольствие. Мне нравилось консультировать гостей, решать их вопросы, частенько приходилось выступать связующим звеном, особенно когда дело касалось соотечественников, вот уж кому было сложно понять арабский изворотливый менталитет, так это прямохарактерным русским. Работая с египтянами каждый день, я поневоле научилась понимать, почему они в целом ведут себя так или иначе и чем это грозит. Однако объяснить это гостям, учитывая то, что у тех сложился определенный стереотип относительно арабов и включал он в себя далеко не лестные качества, было задачей мегасложности. Исторически обусловленные особенности, природный жаркий климат, спорная религиозность – все это сформировало такое мышление, что любому европейцу проще было разбить себе лоб об стену, чем понять египтянина. Однако как и у любого сейфа есть своя комбинация, так и к египтянину можно найти подход и получить заветный ключик при наличии опыта. В конце концов, я за этим сюда и приехала. И получала его день за днем, шаг за шагом… А вечером, чтобы расслабиться и сбросить оковы ежедневного стресса, неизменного спутника того, кто решил посвятить себя работе в туристической сфере, прихватив в собой подруг, ездила в Нааму Бей.

Наама была эпицентром ночной, бурлящей страстями жизни Шарм-Эль-Шейха, водоворотом эмоций и была по обыкновению благосклонна как к туристам любого плана, так и к резидентам. Туристы всех мастей, довольные тем, что июльская дневная духота сменилась ночной, бросали свои шведские столы и столы а-ля карт и спешили в сердце города за удовольствиями и впечатлениями. По левую сторону широкой улицы владельцы магазинчиков, дружно выкрикивая приветствия, зазывали жадную до сувениров толпу, по правую звали за тем, чтобы покурить шишу (кальян). Далее улица разветвлялась и появлялись ночные клубы, предлагающие расслабиться и приятно провести время не только любителям потанцевать, но и гурманам и даже музыкальным коллекционерам. Я не была любителем ночных развлечений, поэтому клубы посещала редко и то за компанию. Мне больше по вкусу были маленькие уютные кафе, где можно спокойно посидеть и попить любимый латте или горячий шоколад. Нааму я любила искренне и беззаветно. Средоточие пестрой, многолюдной, возбужденной толпы, веселого ночного ритма, громких арабских интонаций… Водопад чувств… Свобода витала в терпком воздухе, наполненным фруктовыми ароматами кальянов. В неспешных движениях туристов, с удовольствием совершающих променад. В жестах хрупких молоденьких танцовщиц беллиданса (танца живота). Наама говорила с тобой, призывала сбросить оковы, внешние и внутренние, и я себя здесь чувствовала как дома. Шарм-Эль-Шейх был городком небольшим, тем не менее я обзавелась любимыми местами. Кафе «Хабиба» на открытом воздухе. С него открывался захватывающий дух вид с высоты на море. Тихое, уединенное, романтическое место… Бар «Паша» на крыше отеля, откуда вся ночная панорама раскрепощенной темнотой улицы представала в полной красе. И множество маленьких кафе в восточном стиле, в которых можно было сидеть прямо на пестрых коврах или же покуривать кальян, лежа на длинных подушках-валиках – неизменных атрибутах восточного быта. Все это великолепие было доступно вечерами, а днем Наама была мертва. Днем я была занята бесконечными заботами.

На работе происходило жесткое столкновение извилистого юркого восточного менталитета с прямым и бесхитростным русским. Я была между двух огней. На первый взгляд, несложная работа оборачивалась пыткой при любом серьезном конфликте русского туриста с отельным менеджментом. Приходилось буквально разбиваться о стереотипы, которых и с той, и с другой стороны хватало. Зная любовь арабов к чаевым, россияне стремились щедро ими одарить обслуживающий арабский персонал с самого начала поселения, вторые же, стесняясь, брали, но почему-то новый номер гостей опять-таки не устраивал. Наряду с этим я обнаружила, что египтяне очень своеобразно улаживают конфликты. Не стремясь искоренить проблему департамента в корне, будь то обслуживание номеров, ресторанный сервис и тому подобные, они просто занимались тем, что ублажали гостя здесь и сейчас, не заботясь о том, чтобы качественно заштопать бракованный материал. Как это по-восточному… Если бы это касалось только профессиональной сферы…

– В чем дело? – мистер Ашраф нахмурился, разбирая ворох бумаг на столе.

– Гость просит о встрече с вами. Недоволен размещением и обслуживанием.

– Скажи, что скоро буду. – И глубокий вздох и, судя по всему, какое-то ругательство на арабском.

«Скоро» понятие неоднозначное в арабской философии. Волшебное «скоро» может наступить и завтра, и послезавтра, и на следующей неделе, а если совсем повезет, то в тот же день. Тот день как раз был из таких, удачных. Сияя, как начищенный пятак, мистер Ашраф появился перед гостем, щедро разводя руками и приглашая сесть. Разумеется, тут же появился поднос с прохладительными напитками. Разумеется, гость поначалу был жутко недоволен. Но природная национальная красноречивость, показная услужливость и отлично сыгранная искренняя заинтересованность в его проблеме погасили ростки гнева. Ему пообещали бесплатный курс массажа и ужин в самом дорогом ресторане а-ля карт. Нужно ли говорить, что покинул лобби он весьма удовлетворенный.

Вообще в большинстве случаев практически все жалобы, нелепые, дикие или же, наоборот, справедливые, испарялись при помощи вышеуказанных приемов руководства. С арабскими гостями дело обстояло немного иначе. То был особый контингент, неприлично богатый и поэтому самый почитаемый. К ним требовалось особое, тщательнейшее внимание. Здесь простой бесплатной корзиной фруктов было не обойтись. Арабского я не знала и не могла понять, какие золотые горы обещаны гостю с претензиями, но в итоге все сводилось к тому, что он просто получал больше привилегий. В самом критическом случае ему могли бесплатно продлить отдых.

Стоит ли упоминать, что во время таких важных событий, как прием делегации из Кувейта, мистер Ашраф был напряжен и взвинчен, как оса, в своем небольшом для его параметров кабинете.

– Приезжает делегация из Кувейта. Нужно отнестись к ним с особым вниманием.

– Я думала все гости заслуживают в равной мере хорошего отношения.

– Нет, эти особенно.

– Потому что у них в карманах больше денег? Мне…

Ох уж эта русская девчонка! Что за глупость! Договорить я не успела. Песчаной бурей в кабинет ворвался ассистент и быстро что-то начал говорить, сопровождая речь немыслимым количеством жестов. Естественно, на арабском. Ясно, тема исчерпана, я покинула офис, параллельно проклиная арабскую торопливость и некомпетентность. Звонок. Ответила привычным приветствием. Опять жалоба и снова на уборку номера. Ну это мы поправим, правда? По опыту зная, что ругаться с мальчишками-уборщиками – пустая трата времени, я прямиком направилась к их начальнику.

– Мистер Тарек, нам нужно больше внимания уделять чистке номеров. Гости в блоке А постоянно недовольны.

– Зейна, милая моя, – лучезарно улыбнулся высокий светлокожий египтянин (имени моего корректно произнести они не могли). Я делаю все возможное. Я уже восемь лет в этом бизнесе, ты знаешь, я профессионал. Но прямо сейчас я ничего не могу сделать. У меня не хватает персонала.

– Ясно. А расширить персонал мы не имеем права, бюджета нет, я правильно поняла?

– Абсолютно.

Я профессионал. Эта фраза и то, с какой гордостью египтяне здесь произносили эту фразу, вызывало улыбку. Профессионализм у египтян являлся синонимом слова быстрота. Быстро починили, быстро устранили проблему, быстро ублажили – Ма фиш мушкела (нет проблем). Цель – умаслить гостя здесь и сейчас. Неважно, что потом. Что будет дальше – одному Богу известно. На все воля Божья или, как говорят местные, иншалла…

Иншалла и бокра (завтра) – два кита арабской речи и арабского мировоззрения. Все мы в какой-то степени иногда надеемся на авось, но мало кому придет в голову употреблять «если Бог даст» в конце каждого предложения и, что еще грандиознее, в ответ на реплику собеседника. Иншалла – это фраза номер один. Употребляется везде и абсолютно по любому поводу. На все воля Аллаха. Поэтому любой египтянин употребляет заветное выражение всегда, как представится случай. На данном этапе я сталкивалась с этим лишь в рабочем плане, но его, этого иншалла, было немерено, различались лишь значения. В одной ситуации оно означало «да», в другой «возможно», а в третьей, что самое интересное, имело прямо противоположный смысл. Оно означало «нет». Ненавязчивое такое нежное «нет», дабы не обидеть собеседника, ибо на Востоке слово – это все. Арабские медовые речи будут нежно ласкать вам слух, даже если смысл послания отрицательный. Понятия правда-матка для них не существует. Поэтому говорят они между собой исключительно вежливо и пушисто, как и с любым другим. Услышав привычные русскому уху грубые интонации, начинают относиться враждебно. Будьте уверены, если вы устроите бесцеремонный скандал на ресепшн, возмущенно крича, что вам дали не тот номер, египтянин вас запомнит. Номер вам он поменяет, как-никак профессия требует, но обида останется. И при малейшем дальнейшем столкновении неприязнь его будет расти; мало того, впоследствии вы получите знаменитое прозвище trouble maker (доставляющий неприятности). Впрочем, несмотря на это, египтяне русских гостей жалуют за их щедрую душу и прямоту. Но не за грубость. Хамства египетская нежная натура не принимает. Впрочем, мы отвлеклись. Так вот, иншалла – это обещание рая, заверение сделать все, как ты хочешь. Когда-нибудь. Потом. Арабский способ увильнуть от ответа. Это их все. Настолько все, что, в очередной раз услышав изрядно набившую оскомину фразу, просто устаешь реагировать. Поначалу смешно – пробуешь понять, отчего, как и почему и как с этим бороться, – пока не столкнёшься лицом к лицу с реальностью. Никак. Проще самой приспособиться. А египтян трогать не надо. Забери у него иншалла, и он будет как потерянный ребенок – один на один с миром. Все равно что лишиться чего-то очень важного, драгоценного, несоизмеримо дорогого.

Бокра – это брат иншалла. Иногда они идут вместе, взявшись рука об руку, иногда по отдельности. Но всегда помнят друг о друге. Магические слова. Когда будет готов номер? Завтра. Когда мне починят кондиционер? Завтра. Когда можно записаться на автобус в город? Завтра. И так далее день за днем, год за годом.

Работая с египтянами по десять часов в сутки, я заметила кое-что еще. У них не существовало четкого понятия рабочего этикета. Разумеется, менеджеры высшего звена все, как один, уверяли, что никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя смешивать личное и профессиональное, однако на практике наблюдалось совсем другое. Иерархия иерархией, субординация существовала и не нарушалась. Но в то же самое время босс считал нужным продвинуть по служебной лестнице того, с кем он состоял в приятельских отношениях вне рабочих рамок, невзирая на то, что профессионально тот явно не дотягивал, и, наоборот, не замечать того, кто честно трудился на благо отеля, если они в напряженных или же в нейтральных отношениях. Личные предпочтения влияли на все, как бы они ни пытались утверждать обратное.

Работала я уже достаточно долгое время, и, справедливости ради, надо сказать, что ко мне, как к иностранке, относились всегда почтительно. Множество раз я влетала в кабинет в тот самый неловкий момент, когда мистер Ашраф распекал, хотелось бы сказать, громким басом, но у него выходили лишь истеричные женские выкрики, недотепу сотрудника, который опять допустил ошибку, о ужас, как он мог! Видимо, мой вид действовал на него успокаивающе. Он опускался в кресло, молча протирая раскрасневшееся от ора лицо влажной салфеткой, и спокойно выслушивал доклад. Если же он был в неконтролируемом гневе, подчиненные узнавали это сразу. Дверь в кабинет бывала заперта, а оттуда доносились такие вопли, что пугались гости в лобби. В тот момент нам всем было безумно жаль того, кто внутри, что не мешало все же над ним посмеиваться. Ибо ситуация выглядела, и впрямь, уморительной.

Но и мне приходилось несладко. Бывало, мистер Али ворча, вызывал меня к себе:

– Почему ты не проследила за тем, доставлены ли угощения гостю?

– В каком смысле? Я позвонила в рум-сервис и все заказала.

– Гость сказал, он ничего не получал.

– Как это возможно? Я договаривалась…

– Я тебе триста раз повторял, дорогая, чтобы ты все проверяла шаг за шагом и отслеживала. Отслеживать. Я что, логист ему, чтобы отслеживать? Вслух я, разумеется, сказала другое.

– Департамент работает спустя рукава, все дело в этом. Я сделала заказ, мальчики его доставили. Так должно быть. Я не могу контролировать работу всех отделов, у меня элементарно на это не хватит времени.

– Работая здесь ты должна постоянно проверять все отделы, понятно?

– Я думала, моя работа заключается в другом…

– Это обязательная часть твоей работы, важнейшая, – сердито поставил он точку.

Умом я понимала, что корни проблемы во всеобщей безалаберности, неорганизованности, инертности, и, тем не менее, разум отказывался принимать это. Мне претило звонить бессчетное количество раз, проверять, покрикивать, чтобы наконец они соизволили взять себя в руки и сделать то, что от них требуется. Впечатление было такое, что египтяне на самом деле получают удовольствие от кнута. Это меня просто неимоверно раздражало.

Несмотря на это, в целом с коллегами на ресепшн и менеджментом у меня сложились хорошие отношения. С ними было весело, а позитивных людей я люблю. Египтяне могут не отличаться дальновидностью, интеллектом, но они поразительно точно способны уловить, как к ним относятся. Мне по большому счету нравилось с ними работать. Поэтому они платили тем же. От природы человек неконфликтный, я старалась решить возникающие трения мирным образом. Зная, в отличие от их местного начальства, что доброе слово и мягкое отношение с ними работают лучше любых оров и наказаний, я этим пользовалась, и часто метод приносил свои плоды.

Тем временем в Шарм закрадывалась зима. Вечера становились все прохладнее, и я с недоумением обнаруживала, что мерзну. Да-да, вы не ослышались. Египтяне искренне удивлялись, как русский человек способен мерзнуть вообще, ибо в их мировоззрении Россия прочно отпечаталась страной, где всегда и везде исключительно холодно, поэтому русский народ, собственно, и спасается водкой. Я же, в свою очередь, холодов от Египта никак не ожидала. Не думала, что в Египте мне понадобятся теплая куртка и не менее теплые штаны. Но в ориентал кафе по-прежнему царил уют, нужно было всего лишь предусмотрительно завернуться в пестрый полосатый плед.

В один из таких пледовых вечеров я, как обычно, сидела в компании моих местных коллег и курила кальян. Курить кальян я не любила, от него кружилась голова. Хотя это, скорее, создавало некий приятный дурманящий эффект, который иногда не помешает. Мне же, испытывавшей каждодневное давление с обеих сторон, как со стороны египетского сумасбродного начальства, так и гостей, которых, обязательно что-нибудь да не устраивало (просто взять и наслаждаться жизнью – непосильная задача для большинства людей), он был как раз необходим. В моей голове уже сложилась примерная картинка загадочного восточного менталитета, поэтому личную жизнь я с превосходством запихнула в дальний ящик. Не могу сказать, что совсем. Встречи были и даже большее, но египтянам я никогда не доверяла, слишком хорошо довелось их узнать. Нужно сказать, приезжих мальчиков Шарм-Эль-Шейх изрядно портил, как портила Москва провинциалов, да и, впрочем, любой другой город. Оторвавшись от дома, скромные арабские парни попадали в мир вседоступности и вседозволенности. Кричащие, иногда вульгарные наряды туристок-иностранок, щедрые чаевые, отсутствие контроля и религиозных догм – устоять было невозможно. Те, кого я знала, не были исключением. Несмотря на мусульманские запреты, пили пиво, коктейли, виски с колой и тому подобное спиртное. И вступали в отношения. Несмотря на то, что религия исповедовала другое. Разумеется, я знала и тех, кто был верен традициям и своим убеждениям, но их было меньшинство. Раскрепощенная, свободная от всяких условностей жизнь Шарм-Эль-Шейха делала свое дело. Взять хотя бы моих коллег – милейшие парни. Халед, саркастичный худощавый молодой парень, не симпатичный, но и непривлекательным не назовешь. Постоянно жалуется на то, что хочет жениться, уже квартира обставлена, но девушку не встретил.

– Зачем такая спешка? «Женишься в свое время», – говорила я ему.

– Годы уходят, Зейна, – вздыхал он.

– То есть, лучше жениться на первой встречной?

– А что такого? Будет брак, будет и любовь.

Сказки для начинающих. Истинную причину назвать неудобно, и она искусно маскируется мудрыми простыми фразами. На самом деле Халеду нестерпимо хочется одного – физической близости с женщиной. Потому что в исламе добрачная жизнь порицается. Вот бедные парни и страдают направо и налево, пока не наступит предел, и женятся на первой подходящей египтянке. Жаль их. Но с течением времени проблема значительно уменьшилась. Пришла массовая культурная интеграция, потоки иностранного женского актива хлынули в гостеприимные египетские объятия, и жить стало намного проще. Женившись на иностранке, любой египтянин освобождался от обязательств в виде обставленной квартиры, машины и всего прочего барахла. И многие этим пользовались.

Между тем Шарм стал мне надоедать. В нем стало тесно. Я поняла, что далека от настоящего Египта. Тот искусственный мир, в котором я вращалась, никак не мог даже наполовину отразить настоящего духа страны. Страны с богатейшим вековым наследием и потрясающей культурой. Меня вдруг заинтересовало, насколько сильно в ней эхо ушедшей цивилизации. Захотелось чего-то другого: окунуться в новое, отвлечься от полной вопросов и проблем рутины совершенно чужих людей.

Решение пришло само собой в лице знакомого гида-трансфермена. Он предложил поехать в Каир. От такого я отказаться не могла. Это была потрясающая возможность пусть хоть на день, но приблизиться к настоящему Египту, который с Шармом имел мало чего общего, и, разумеется, увидеть пирамиды. При последней мысли у меня захватило дух. Увидеть своими глазами одно из чудес света! «Ксения, ты счастливейший человек», – твердила я себе, собираясь в дорогу.