Возвращение во времена рабства

– В августе 2014 года нас привезли в Мосул, в один особняк по соседству с дворцом бывшего министра сельского хозяйства Ирака, Иззеддина ад-Даулы, – рассказывает езидская девушка, бывшая пленница. – Некий шейх Абдулла был ответственным за продажу и распределение девушек. В течение двух месяцев, пока меня держали там, я видела, как хозяин приходил и уходил из дома в сопровождении четырех телохранителей.

Я решила, что единственное, что я смогу сделать, это убить себя, однако жена шейха, которую звали Амира, успокаивала меня и намекнула, что поможет мне сбежать. Однажды на рассвете я увидела, как шейх прощается с ней. Она показала жестами, чтобы я убегала, открыв дверь дома. Ее глаза были полны грусти, и я заметила, что она заплакала и отправилась в свою комнату. Я схватила один из телефонов, которые лежали на столе, и выбежала на улицу. Пробежала две улицы и увидела, что в одном доме открыта дверь. Как только хозяин этого дома понял, что я сбежала от шейха, он наорал на меня и выгнал на улицу. Я бежала все дальше и дальше от дома шейха и, увидев еще одну открытую дверь, бросилась в ноги человеку, который сидел в саду, и попросила его о помощи. Он сказал мне, чтобы я не боялась. Я объяснила ему ситуацию. Сначала мужчина разволновался, но его жена убедила его приютить меня. Я пробыла у них неделю, а затем моя семья направила к ним посредника, который смог организовать мое возвращение. Я приехала, целая и невредимая, в одну из зон, которая находилась под контролем сил Пешмерга. Когда я увидела вдалеке ожидающих меня дядю и сестру, то расплакалась. После того как я приехала домой, узнала, что многие из наших близких все еще во власти Даиша. Я подумала, что лучше бы осталась в плену – так у меня была возможность что-нибудь о них разузнать.

Стратегия, придуманная ИГ для езидских женщин, заключалась в том, чтобы отправлять целые семьи в качестве рабов в поля и в химические лаборатории. Роль женщин сводилась не только к тому, чтобы быть сексуальными рабынями, их также использовали в качестве прислуги для работы по дому в семьях Даиша.

То, что террористическая группировка совместно с бывшими соседями делали с езидами в Талль-Афаре, Аль-Баадже и Мосуле, возвращает нас во времена рабства, которое даже из иракского словаря исчезло уже несколько веков назад.

Некоторые выжившие рассказывают по телефону, что мужчины, женщины, дети и старики работали на фермах, в полях и усадьбах, ухаживали за козами и крупным рогатым скотом. Трудились они в тяжелых условиях, с ними всегда обращались плохо.

– По сравнению с другими нам еще повезло. Один шейх, который приходил выбирать женщин, взял нас к себе в слуги. Мы работали на небольшой ферме, в поселке рядом с городом Синджар. Трудились по восемь-девять часов в день без остановки. Взамен нам давали лишь маленькие порции еды и постоянно обижали, упрекали, били, если надзирателю не нравился результат работы. Надзирателя звали Абу Садам. У него всегда было грязное лицо, и от него невыносимо воняло, он вел себя как очень плохой человек, – рассказывает парнишка четырнадцати лет, который вместе со своими родителями был пленником Даиша на протяжении полугода.

Первые месяцы после похищения военные ИГ использовали езидов в качестве дешевой, если не бесплатной рабочей силы. Какая удобная возможность!

– Мы пасли более тысячи домашних животных на одной из южных земель Талль-Афара. Мои маленькие дети и я заботились о стадах. Нас повсюду сопровождал боец Даиша с автоматом Калашникова в руках – на тот случай, если однажды нам в голову придет мысль сбежать или оставить скот хозяина. Мы не получали зарплаты. Нам едва позволяли иногда взять немного молока. На неделю нам выдавали немного денег. Это случилось один или два раза, однако их не хватило, даже чтобы купить цыпленка, – рассказывает Ибрагим, 60-летний мужчина, освобожденный в феврале 2015 года.

– День начинался с рассветом и заканчивался с приходом ночи. Нам давали только немного еды и поношенную одежду. Самым ужасным было то, что мы узнали эту одежду и поняли, что ее украли из наших домов в Синджаре. Они раздавали нам ее в пластиковых пакетах, – добавляет женщина лет пятидесяти, которая работала со своим мужем в одной из окрестностей Талль-Афара.

– Мы боялись, что не будем способны выполнить то, что нам приказывали. Многих наших родственников и знакомых с соседних участков били и пытали перед нашими глазами, чтобы мы беспрекословно подчинялись приказам военных. Несмотря на то что в большинстве случаев работа была тяжелой и изматывающей, страх заставлял нас выполнять ее быстро, – рассказывает еще одна 35-летняя женщина.

– Один мужчина из Талль-Афара в течение шести месяцев заставлял меня и мою семью работать на его землях за городом. Я тут же согласился на это, чтобы защитить женщин. Я сказал себе, что вынесу работу днем и ночью, лишь бы спасти двух своих дочерей. С нами были еще три женщины с четырьмя маленькими детьми. К сожалению, пока мы искали одну из женщин – она попыталась сбежать, – они забрали мою 17-летнюю дочь. С того дня мы ничего о ней не слышали. Мы жили в открытых тюрьмах. Мы ничего не знали о судьбе наших детей. Наших семей. Скот, который мы пасли, был украден из домов тех, кто убежал в горы, чтобы спасти свою жизнь, – рассказывает мужчина 64 лет через 2 месяца после того, как ему удалось освободиться из рабства в апреле 2015 года.

Во дворе тюрьмы «Бадуш» боевики «Исламского государства» забирали детей и молодых девушек от 9 до 14 лет из захваченных семей.

– Они собрали все семьи во дворе. У мужчин с длинными волосами были автоматы. Они произнесли религиозную речь, из которой никто не понял ни слова. Затем они силой вывели наших детей, а женщин, которые оказывали сопротивление, жестоко избили. В тот день они захватили более 200 детей и сказали, что уводят их учиться обращаться с оружием и ходить на уроки религии. Некоторые из этих детей вернулись к родителям, об остальных мы ничего с того момента не знаем, – рассказывает Умм Сабер, езидская женщина, чей сын был среди пропавших детей.

Эта женщина видела своими глазами, как некоторые женщины отрезали своим маленьким дочерям волосы и называли их мужскими именами. Другие говорили, что их дочери уже замужем, чтобы террористы не увели их и не выставили на продажу.

– Я положила руку на плечо одному из боевиков и умоляла его не уводить моего сына, потому что он совсем маленький. В ответ он назвал меня вырожденкой и избил. Я расплакалась. До сих пор я ничего не знаю ни о нем, ни об остальных детях, которых увезли в машинах якобы в центры обучения мусульманской религии в разных районах Талль-Афара и Аль-Бааджа, – признается выжившая.

Военные Даиша применили на практике ужасающую стратегию обучения и вербовки несовершеннолетних езидских детей с целью превратить их в борцов против своих собственных семей в Синджаре.

Выжившие в этом аду дети рассказали, что, несмотря на малый возраст, их обучали пользоваться оружием и заставляли ходить на занятия в так называемые центры обучения исламу, где они слушали враждебные и ксенофобские речи против езидизма. Четырех-, шести-, семилетних детей обучали стрелять из огнестрельного оружия и запоминать Коран. Также малышей обязали присутствовать при казнях врагов «Исламского государства», особенно в сирийских городах.

Мать всех стихий решительно вела нас на север, подгоняя самолет своим могучим дыханием. Так лучше, подумала я, им будет сложно попасть в нас оттуда, снизу, из Мосула, который теперь стал Ниневией террористов.

В конце концов самолет приземлился в Эрбиле, древней Арбеле Александра Великого и персидского царя Дария. Два с половиной тысячелетия назад великие армии той эпохи столкнулись в долине, которая сейчас встречала нас последними предсмертными лучами зимнего дня.

В тот вечер Эрбиль порадовал нас необыкновенно сильным, ураганным ветром. Меня предупредили, что меня будет ждать юный таксист с табличкой, на которой будет мое имя, но, пройдя таможню – международную, что стало первым сюрпризом, – я никого похожего не увидела.

В конце концов кто-то произнес вслух: «Анхелин», и я поняла, что опрятный юноша, одетый в джинсы, рубашку и стеганый жилет, который представился Хусейном, и был тем самым водителем, который два или три часа будет везти меня по территории Пешмерга, объезжая Мосул, до Дохука.

«Фаталисты – они как друиды», – думала я, вспоминая, что где-то уже читала эту фразу. Я передала Хусейну вещи, села в машину и предложила ему шоколад, фрукты и красный сверток с бутербродом «Заргос Эйрлайнс». Уже наступила ночь, и ветер продолжал дуть так, словно в горах в который раз рождался новый мир. Когда ты вверяешься в руки судьбы, реальность превращается в нечто непостижимое, потому что уже не зависит от тебя. Идти, на шаг отставая от своей собственной жизни, как это происходит в случае с виртуальной реальностью; словно единственное, что разрешено, это касаться подушечками пальцев двери, за которой нас ожидают наши собственные поступки. Автопортрет ночи.

– Анхелин, тамам?[9]

– Тамам, Хусейн, все хорошо.

Первый участок дороги до Барды, расположенной совсем недалеко от Мосула, с парой контрольных постов Пешмерга, сопровождался препятствиями в виде цементных блоков, которые указывали на близость территории Даиша.

А обилие эшелонов из десятков и сотен автоцистерн, двигавшихся в сторону Мосула, очевидным образом демонстрировало сотрудничество, по крайней мере, в том, что касается торговли нефтью, между террористами и турками.

А еще не стоило забывать о налаживании связей с курдами, чью территорию они пересекали. Потом мне рассказали, что цистерны перегоняют ночью, чтобы избежать слежки с беспилотников НАТО.

В том огромном море эшелонов Хусейну не раз приходилось со скоростью света прижиматься к импровизированным земляным заграждениям, чтобы не попасть под колеса какого-нибудь грузовика. Путешествие по аду.

– Анхелин, тамам?

Аль-Шейхан, Гамава, Алькош… Мало-помалу, по мере того как мы оказывались все дальше от Мосула, мы теряли из виду эшелоны контрабанды и наконец въехали в горный треугольник между Ираком, Сирией и Турцией. Оставалось три месяца до столетней годовщины со дня подписания соглашения Сайкса – Пико, разделившего в 1916 году, во время Первой мировой, остатки бывшей Османской империи между великими державами эпохи, Великобританией и Францией. Границы, которые тогда были закреплены, испарились.

Ну, насколько я разбиралась в этой области.

Какие естественные границы обозначает прямая линия? Не существует таких гор, рек, берегов. Искусственные прямые линии рождаются на листах бумаги на столах инженеров. Такие же прямые, как важные нефтепроводы, обозначенные на гипотетических географических картах, которые продают псевдобудущее тому, кто предложит лучшую цену. Такие же, как те, что разделяют племена, кланы, поселки, народы в Курдистане, граничащем с Турцией, Сирией, Ираком и Арменией.

Не зря самое успешное видео «Исламского государства» на всем Ближнем Востоке показывает, как бульдозер сносит на границе Сирии и Ирака плакат с надписью: «Конец Сайкса – Пико».

Мое путешествие по странам и временам без границ происходило ночью. Хусейн посигналил, и мы остановились у двери большого придорожного бара. Я решила, что лучше мне подождать его в машине, чтобы меня не сдул шквальный ветер, который, угасая вдалеке, набирал силу вокруг нас. Я дала Хусейну свой термос, чтобы он принес мне горячего чаю.

В доме на склоне в центре Дохука меня ждали зажженный камин и свистящий чайник, пар из которого рисовал в воздухе причудливые завитки. Он – химик с дипломом Бирмингемского университета тех времен, когда деканом был бывший премьер-министр Британии Энтони Иден, тот самый, который имел непосредственное отношение к Суэцкому кризису. Она – учительница английского языка на пенсии из семьи выдающихся иракских дипломатов. Ее дядя был послом Саддама в Совете безопасности ООН в августе 1991 года, когда Ирак захватил Кувейт. Именно тогда, четверть века назад, я сама освещала в новостях первую пророческую войну XXI века прямо из столицы халифов.

Сейчас я находилась в особняке незнакомых людей, которые принимали меня с невероятным гостеприимством, меньше чем в часе езды на машине от Мосула. Мою гостеприимную хозяйку звали Курдистан, для друзей – Курда.