Николай Тихонов. «Жизнь под звездами»

Николай ТИХОНОВ (1896–1978)

Название первой книги Тихонова «Жизнь под звездами» post faktum звучит, как невеселое пророчество. Хотя эти первые звезды – не кремлевские рубиновые (тех еще не было), а настоящие. У книги подзаголовок – «Из походной тетради»: в Первую мировую Тихонов служил в гусарском полку, гордился участием в кавалерийской атаке. Ранние книги «Орда» и «Брага» – продолжение традиции Киплинга – Гумилева на «революционном материале». В 20-е проявил себя и как талантливый прозаик. В тридцатые становится правильным советским писателем, издающим правильные стихотворения на правильные темы. Последний его взлет – стихи 34–37 годов о парижской любви. Не брезговал прямой лестью кремлевским вождям, но знал, что более ценится завуалированная, например, стихи о родине Сталина – Грузии. Несмотря на это считается, что от ареста его спасла финская война. Во время Второй мировой находился в блокадном Ленинграде. Потом получал все больше Сталинских премий, писал все понятнее и хуже. Перед смертью вернулся на круги своя – прочел по радио запрещенные в Советском Союзе стихи Гумилева.

* * *

Длинный путь. Он много крови выпил.

О, как мы любили горячо —

В виселиц качающемся скрипе

И у стен с отбитым кирпичом.

Этого мы не расскажем детям,

Вырастут и сами все поймут,

Спросят нас, но губы не ответят,

И глаза улыбки не найдут.

Показав им, как земля богата,

Кто-нибудь ответит им за нас:

«Дети мира, с вас не спросят платы,

Кровью все откуплено сполна».

1921

Саволакский егерь

На холме под луною он навзничь лег,

Шевелил волоса его ветер,

Ленинградский смотрел на него паренек,

Набирая махорку в кисете.

Не луна Оссиана светила на них,

И шюцкора значок на мундире

Говорил, что стоим мы у сосен живых

В мертвом финском полуночном мире.

Егерь был молодой и красивый лицом,

Синевою подернутым слабо,

И луна наклонилась над мертвецом,

Как невеста из дальнего Або.

Паренек ленинградский закрутку свернул,

Не сказал ни единого слова,

Лишь огонь зажигалки над мертвым сверкнул,

Точно пулей пробил его снова.

1940

* * *

Никаких не желаю иллюзий взамен,

Будто ночь и полуночный час,

И один прохожу я по улице Ренн

На пустынный бульвар Монпарнас.

Под ногами кирпичный и каменный лом,

Спотыкаясь, блуждаю я здесь,

И на небе, что залито черным стеклом,

Ничего не могу я прочесть.

«То ошибка! – я ночи кричу. – Ведь она

Не в Помпее жила, это ложь,

Так зачем этот мрак, не имеющий дна,

Этот каменный, пепельный дождь.

О, не дай же ей, ночь, погибать ни за что,

Разомкнись и ее пожалей,

Беспощадной, светящейся лавы поток

С пикардийских вулканных полей».

(1937–1940)