Вера в золотое русское время

Вера в золотое русское время

Вера в золотое русское время

Александр Вавжинчак

литература Культура

о прозе Веры Галактионовой

Её литературный дебют состоялся в период резких перемен: как в обществе, так и культуре. Смена не только идеологических, но прежде всего эстетических парадигм привела к ситуации, в которой многие писатели оказались в стороне от продвигаемых политизированной перестроечной и постперестроечной критикой течений. Независимые взгляды, эстетическая оригинальность прозы писательницы, не вписывающаяся в требования либеральной критики, контролирующей в 90-е годы литературный процесс, некоторое время оставляли её прозу вне зоны внимания широкого читательского круга. И только начало нового тысячелетия ознаменовалось последовательным процессом восхождения её прозы. Прозы удивительной — живой, полной красок, настоящих, неподдельных эмоций, переживаний, насыщенной глубокой этической и идейной рефлексией.

Читая прозу Галактионовой как ранние, так и последние её произведения, всякий раз поражаешься. И живости языка — будь он архаичен, народен, как в её ранних рассказах и повестях, написанных сказом, или романе "На острове Буяне"; или современен, стилистически экспериментален, как в несомненно лучшем из вышедших из-под её руки произведении "5/4 накануне тишины". Именно через язык формируется и пространство, и характеры героев её прозы.

Многие персонажи Галактионовой — люди простые, как правило, далёкие от суеты больших городов, близкие к природе. Они — носители русского сознания, мироощущения, выражающегося в их внутренней, в чём-то наивной доброте, скромности, меланхолии. Такими людьми являются Павел и Мария (повесть "Мы будем любить"), Кеша и Бронислава (роман "На острове Буяне"), герои удивительных по своей художественной красоте сказов — "Трескуча трава", "Планида", "Крылатый дом".

Особняком во всём творчестве писательницы стоит роман "5/4 накануне тишины". Роман-откровение, исторический, даже историософский смысл которого ещё предстоит открыть и читателям, и критикам. В этом произведении — образы советских лагерей и судьбы тех, кто прошёл через их ад, а также их потомков, которые вдруг внезапно стали жить в новой стране, в пространстве, из которого ушёл дух империи. И жизнь вдруг измельчала, скукожилась до размеров серой, пропитанной криминалом "бытовухи". У этой жизни есть свой ритм дезорганизующий, разрушительный ритм, выраженный в заглавии джазовым метром 5/4. Этим ритмом наполнен весь роман — он обнаруживается в странной, экспериментальной ритмике повествования, в напряжённости, фрагментарности сюжета.

Выбор джазового метра не случаен. Джаз — музыка напряжения, эмоций, поиска новых возможностей, новых горизонтов. Она рождалась в особой среде американских негров-рабов и выражала их тоску по свободе и достоинству. Под её ритмы афро-американцы боролись за свои права и победили. В Советском Союзе джаз тоже символизировал свободу от идеологических уз и штампов — был любим интеллигентскими вольнодумцами 60-х и 70-х годов. И они также добились свободы, о которой мечтали, только свобода в их исполнении переросла в беспредел. Откуда, почему? Ответ сложен. Однако стоит обратить внимание на галактионовскую джазовую метафору этой ситуации. Да, джаз музыка свободы, но она создана другой культурой, другой нацией, в совершенно других, несравнимых с русским опытом, условиях. И если в Америке она несла униженным и оскорблённым неграм свободу, то в России она могла принести только то, что принесли 90-е годы. Ибо у каждого народа, каждой цивилизации есть свои ценности и своя культура. И, соответственно, у каждой цивилизации есть своя музыка и своя ритмика, которые способны привести к свободе.

Свобода — ценность универсальная, но у каждой нации и культуры есть своё понимание свободы. И тут универсального образца не существует. Почему герой романа Цахилганов и его сторонники, которые так стремились к свободе, стали представителями криминалитета, потеряв честь и достоинство уже окончательно? — Да потому, что они не смогли найти своих родных, русских ритмов свободы, а строили её по иным, чужим ритмам. Результат оказался вполне предсказуем.

Есть и другие символические, мистические моменты в романе "5/4 накануне тишины". Несомненно, история России ХХ века — одна из самых трагических вех в мировой истории. Но и она не поддаётся однозначным оценкам, ускользает от них. В этом её особенность, которая влияет и на сегодняшнее состояние страны и народа. Эту историческую сложность олицетворяет в романе мистическая, противоречивая фигура Дулы Патрикеича. Гулаговский палач, которому нет оправдания, а в то же время — хранитель порядка, который канул в Лету, оставив народ и страну на растерзание беспределу и безнравственности. Сознание Дулы Патрикеича деформировано тоталитарной идеологией, но оно остаётся гораздо более нравственным, чем сознание беспочвенного либерала Цахилганова. Великий, трагический парадокс русской истории.

Пространство романа, мир, в котором живут герои "5/4 накануне тишины", инфернален. И в этом пространстве единственной спасительной для человека силой остаётся Любовь. Целительное чувство, облагораживающее любого человека, олицетворено образом жены Цахилганова — Любови. Данная ассоциация дана автором откровенно и однозначно. Но разве настоящие чувства не должны быть такими? В мире, скованном фальшью, Правду надо говорить открыто, в полный голос. К тому же героиня романа тяжело больна. Любовь в стадии агонии, накануне тишины — вот символ нашего времени. Страшный, ужасающий, призывающий к действию и, главное, внушающий надежду на прорыв. И героями этот символ понят, раскрыт — они начинают трудный путь освобождения от сиюминутной социальщины, постепенно открывают истину, которая ведёт их к очищению. И не только их, но и весь мир.

Однако очищение есть жертва — она ознаменована глобальными потрясениями, трагическими событиями. Лишь после этого возможно новое начало. Инфернальный мир исцеляется только апокалиптическим путём, и к этому необходимо быть готовым. В этом сохраняется духовная суть нашего времени, которую постигают герои романа "5/4 накануне тишины", каждый по-своему.

Последний роман писательницы — "Спящие от печали" — продолжает и развивает эту тему. И здесь мы встречаем "униженных и оскорблённых" людей, которых социально-политические процессы последних десятилетий вышвырнули из поля жизни. Они угасают в позабытом всеми, полуразрушенном городке Столбцы. (Заметим: столбцами в древности назывались свитки, в которых сохранялись старинные русские летописи). Герои не живут, а доживают свой век в мире, в котором труд подменён торговлей, честность — успешностью, духовность — материализмом. И, кажется, они обречены на смерть, как и обречён советский индустриальный городок, построенный на месте старого русского поселения, рядом с урановым прииском.

Чувство обречённости усугубляется тем, что после распада империи Столбцы оказались в чужой азиатской стране — оторванными от родины, России. Жители Столбцов никому не нужны, их жизнь напоминает длинный, страшный сон, постепенно переходящий в смерть. И кажется, что все прежние ценности, которые были когда-то для них важны, уйдут вместе с ними, оставляя мир в мраке и пустоте… Но нет, такому не суждено произойти, ибо понимание мира Галактионовой не столько трагично, сколько наполнено верой в преодоление зла, убеждением в том, что Тьма, раньше или позже, сменится Светом. Эту истину в романе приносит людям юродивый монах Порфирий.

Мистика этого персонажа поразительна — Галактионова возрождает, по сути, в современной литературе истинный, канонический образ юродивого. Это не душевнобольной дурачок, образом которого любят эпатировать современные писатели, мнящие себя знатоками русской души и традиции, а настоящий провидец, лекарь человеческих душ, вдохновитель для тех, кто в состоянии постичь его слова и мысли. И не случайно тем, к кому с особым посланием обращается Порфирий, оказывается младенец Саня. Именно новому поколению, которое только вступает в жизнь, суждено будет воевать за окончательную победу Света над Тьмой, за возрождение самого ценного для писательницы — русской цивилизации во всех её проявлениях. Золотое время только впереди, хотя его нужно ещё заслужить. В труде, а не торговле, честностью, а не успешностью, духовностью, а не полной алчности беготнёй за материальным благосостоянием. Духовное возрождение возможно, оно даже ближе и достижимее, чем иногда нам кажется.

Проза Веры Галактионовой — явление в русской литературе уникальное. Оно не претендует на успех — истина в успехе не нуждается. И время Галактионовой, золотое время русского мира, ещё наступит. Хотя нет — оно уже наступает.