КАМЕННЫЙ КОРАБЛЬ

КАМЕННЫЙ КОРАБЛЬ

10 июня 2003 0

24(499)

Date: 10-06-2003

КАМЕННЫЙ КОРАБЛЬ (Документальная пьеса N.N. в трёх действиях)

Действие первое. Картина первая

Светит солнышко. Дворцовая площадь Санкт-Петербурга. Праздник. Море праздного народа, который толком не знает, чем себя занять. Общее внимание привлекает сцена: три милиционера конвоируют скомороха, одетого в шкуру медведя. Возле Александрийского столпа беседуют трое: обозреватель "Завтра", хмурый питерский рокер, похожий на пирата, и заезжий философ, заносящий в записную книжку впечатления.

Обозреватель. Да, нервная у вас тут атмосферка, все чего-то ждут…

Рокер. Ждут когда им резиновой дубинкой врежут по хребтине.

Философ. Каски, маски, автоматы. Занятная картина. Слышал, что галера с приковавшими себя к веслам антиглобалистами протаранена милицейским катером. Случилось это в акватории Невы, где-то между Троицким и Литейным мостами. Еще слыхал про "второй штурм Зимнего". Говорят, толпа, желающая поглазеть на лазерное шоу, прорывалась на Дворцовую площадь через арку Генерального штаба, точь-в-точь, как в семнадцатом... Еще были разговоры о том, что Дворцовый мост развели в неурочное время, и народ забыли предупредить. Вышло все, как в фильме "Титаник": крики и жертвы. Впрочем, последнее, по всей видимости, брехня.

Конвоируемый скоморох, поравнявшись с собеседниками, взмахивает косматой лапой и кричит: "Буш — лох!"…

Рокер (мрачно провожая взглядом процессию). Его будут бить…

Философ. С него сдерут шкуру…

Обозреватель. Братцы, не нравится мне ваше настроение. Блеск, ветер, солнце, стрелка Васильевского. Этот гранитный цветок, 300 лет назад распустившийся в устье Большой Невы, именно сегодня покрылся золотой пыльцой.

Философ. Пыльца — это до первого дождика.

Рокер. Дождик ни при чем — во всем виноваты менты…

Обозреватель. Что — менты? Паспорт у меня за весь день не проверили ни разу, хотя ходил, я будь здоров, по центру…

Рокер. Рожа у тебя московская, менты за своего принимают…

Обозреватель. Зато у тебя морда подходящая — питерский, понимаешь, интеллигент. С серьгой в ухе…

Философ. Ребят, о чем вы говорите: жуть как пива хочется…

Обозреватель. Тогда в "Бродячую собаку". Публика там собирается весьма занятная.

Философ (бормоча про себя). Далась ему эта "Собака", сам говорит: простор, Невка, Стрелка.

Картина вторая.

Расположенное в подвале литературное кафе "Бродячая собака". За столом: Философ, Обозреватель, автор шлягера "Ве-Ве-Ве Ленинград… Эс-пе-бе, точка ру…" Шнур и светловолосая актриса ленинградского ТЮЗА Юля.

Обозреватель. Юля, вы прекрасны. Мы с другом только вчера прибыли в ваш странный и мистический град, напоенный ароматом русского бреда. Совершенно в духе Гоголя и Достоевского. И тут — такой подарок… Мы восхищены вашим обликом. И вашим умом.

Юля. Что значит "мы"? Ваш друг угрюмо молчит, что-то бормочет себе под нос. Совершенно равнодушно относится к происходящему…

Философ. А? Что? Да, да, конечно. Я восхищен… Просто я задумался над тем фактом, что в Москве продают "Шаурму", а в Питере почему-то "Шаверму". Вопрос произношения… Странно, странно…

Шнур. В Питере за "Шаурму" можно и звезды получить!

Обозреватель (на ушко Юле). Вот он, ваш питерский патриотизм! Обратите внимание. Глухой к голосу разума, упрямый, но благородный питерский патриотизм, который напоминает о том, что Петербург даже в самые благие для себя времена всегда оставался приграничным городом, русской военной крепостью, опорным пунктом на Северо-западе империи.

Шнур. Этот праздник устроили москвичи и для москвичей. Отреставрированные фасады Петербургу ничего не прибавили, скорее убавили. Этот праздник нужен был Москве, а не Питеру…

Философ. Ага, если Москва виновата во всей этой казенной фальши и полицейском беспределе, так это прекрасно… Мадам Матвиенко, значит, не имеет никаких шансов на пост губернатора. Питерцы, они как думают? "Жили-жили, мы жили себе спокойно, а тут приперлись мрази московские, и давай разъезжать на лимузинах с мигалками, речи толкать, лазерные шоу устраивать…” В этом смысле политическое будущее этой “ненаглядной плясуньи” под большим вопросом.

Шнур. Все фигня. Самое важное для меня — это пешие прогулки. В Москве такого удовольствия я доставить себе не могу. Лужков (далее неразборчиво). Я питерец. Рос, на "Техноложке". Проходные дворы, арки, "малины" там всякие. Там ловили Леньку Пантелеева. Библиотека Академии Наук, опять же, и все такое прочее...

Философ (читает записи из блокнота). Вот последняя питерская шутка. Объявление: "Дорогие петербуржцы, пожалуйста, разъезжайтесь по домам, не омрачайте своим присутствием праздник"…

Юля. Между прочим, в моих жилах не течет ни капли русской крови…

Обозреватель. Неужели? Поздравляю!

Действие второе. Картина первая

"Праздничная" ночь. Совсем не белая, а наоборот, темная и дождливая. С Невы дует сильный, насыщенный ледяной влагой ветер. В районе набережной черно и безлюдно. Только милиционеры, как окуклившиеся гусеницы, завернуты в промокшие плащ-палатки. "Медный всадник" не то что не подсвечен прожекторами, но и вовсе не освещен фонарями. Творение Фальконе громоздится невнятным чернильным пятном. Обозреватель, стягивая полы летнего пиджака, дрожа от холода, движется вдоль гранитного парапета. Набрякшие от дождя флаги бешено грохочут на ветру. С Дворцового моста синим призраком летит мигающая маячками кавалькада правительственного кортежа. Обозреватель подходит к единственному источнику света, стеклянной палатке, торгующей спиртным. Возле палатки за пластиковыми столиками сидят двое мужчин и молодая девушка. В руках у нее гитара. Она очень звонко и чувственно поет песню про "город, которого нет"…

Обозреватель. Черт, ну и колотун… Вреден Север для меня… Братцы, разрешите присоединиться. У меня водка есть, со Ста-алиным…

Первый незнакомец. Со Сталиным -— это хорошо. Садись, авось согреешься…

Второй незнакомец. Учтите, если вы будете приставать к моей жене, я вас выкину в Неву.

Обозреватель. Мне бы согреться…

Первый незнакомец. Как вас занесло сюда? Вы же видите, что место гиблое…

Обозреватель. Санкт-Петербург есть место гиблое?

Первый незнакомец. Санкт-Петербург это такая станция "Мир". Обязательно ее затопят.

Обозреватель. А, понял. Город, вынесенный, так сказать, на орбиту… империи.

Первый незнакомец. Именно. Искусственный спутник… Откуда вы это знаете?.

Обозреватель. По должности. Я журналист. Но спутник, простите, чего, Москвы?

Второй незнакомец. Далась вам эта Москва. Вы что — москвич? А! Сразу видно. Наглый такой, в пиджачке...

Обозреватель. Попрошу…

Первый незнакомец. Давайте лучше выпьем. За Питер! Питер — это такая лаборатория. Тут вирусы редкие разводят.

Обозреватель. Революции всякие… Ваше здоровье! За Петербург!

Девушка (поет). "...этот шаг длиннее жизни …"

Обозреватель. Ну спасибо за приют, пошел я спать.

Второй незнакомец. А вы из какой газеты?

Обозреватель. Из "Завтра".

Второй незнакомец. А! Слыхал про такую? Политическая…

Обозреватель. Футорологическая.

Второй незнакомец. Чего-чего?

Обозреватель. О будущем пишем.

Второй незнакомец. Ну бывай! Удачи. Хорошо, что вы к моей жене не приставали.

Первый незнакомец. Осторожней дорогу переходите. Этих, которые на бронированных лимузинах, ничто уже не остановит.

Обозреватель. А был ли праздник? Туманный блик, скользнувший на поверхности хладного чела его…

Действие третье

Чудовищная по объемам старая питерская квартира -— бывшая коммуналка. Стены завешаны гербами Советских республик. Подоконники заставлены бюстами вождей и диктаторов прошлого. За окном круговерть питерских крыш, озаренных закатными лучами.

У низкого столика на ковре сидят Философ, культовый деятель питерского андеграунда Африка и его друг, авангардный писатель (соавтор романа “Мифогенная любовь каст”). Все пьют зеленый чай из малюсеньких китайских чашечек.

Философ (прихлебывая). Эйфория, однако. Сам видел по улице Островского шли танцующие польку дворники, какие-то барышни с парусниками на головах. Была целая театрализованная группа палачей с огромными резиновыми топорами в руках. Весело. Карнавал.

Писатель. Есть в этом нечто фашистское. Военный парад подается под видом карнавала.

Философ. Да, это парад, только несколько расхристанный… Невский проспект и Васильевский остров наглухо перекрыты. Толпы, как волны прибоя, бьются о милицейские кордоны. Говорят, у Матвиенки — охраны больше, чем у папы Римского. Хер Шредер привез в подарок Петербургу огромный чугунный нос. Оставил Питер хер с носом…

Африка. Ай да молодцы. Константиновский дворец восстановили за 300 миллионов долларов, а где-то в Сибири еще 2 миллиона человек вымрет в следующем году. Президент в ходе этого великого празднества ничего не сказал важного. Ничего. Ни слова о движении вперед. Какие-то пустяки. Самое важное в президентской речи было то, что на государственные средства и западные деньги отреставрирован дворец в Стрельне под его резиденцию.

Писатель. Какой прорыв…

Африка. Где современность? Вокруг один антиквариат.

Писатель. Был антиквариат. Теперь это плесень вокруг нефтяной трубы.

Философ. Бардак закончится, а Петербург останется. Кстати, как называется этот замечательный инструмент, на котором вы играли вашу странную симфонию.

Писатель. Это Утюгон. Независимое содружество поющих утюгов…

Философ. Петроград — это тоже своего рода музыкальный инструмент. Я слышу его звучание. Слышу эту странную фантастическую мелодию...

Занавес

В оформлении полосы использованы детские рисунки, посвящённые 300-летию Санкт-Петербурга.

Выставка произведений маленьких питерцев

проходит в книжном магазине “Буквоед”

(СПб, Загородный пр-т, 25)