ГЕНСЕК БРЕЖНЕВ

ГЕНСЕК БРЕЖНЕВ

25 ноября 2002 0

48(471)

Date: 26-11-2002

ГЕНСЕК БРЕЖНЕВ (Беседа Валерия БОЛДИНА с Виктором ГОЛИКОВЫМ)

В ноябре этого года исполнилось 20 лет со дня смерти Леонида Ильича Брежнева, который 18 лет, с 1964 по 1982 годы, стоял во главе КПСС и Советского Союза. “Эпоху Брежнева” при Горбачеве стали именовать “застоем”, который на фоне нынешних “демократических реформ” выглядит едва ли не высшей точкой расцвета нашего общества, когда в стране не было ни голода, ни безработицы, единственным распространенным эпидемическим заболеванием оставался грипп, среднее образование было обязательным, а высшее — общедоступным, каждую неделю в космос запускалось по два-три спутника, был достигнут военно-стратегический паритет с США, а конфликты наподобие чеченского невозможно было представить даже во сне. Однако именно в эту эпоху советское общество заметно утратило качественную динамику, наметилось технологическое отставание от стран Запада, обозначился сырьевой крен экономики, возникло и укрепилось “диссидентское” движение.

Личные качества руководителя всегда очень многое значили в советской системе власти, разрешая или, напротив, усугубляя объективные противоречия развития этого уникального, не имеющего аналогов в истории общества. Поэтому вокруг имени Брежнева продолжаются и будут продолжаться споры, сталкиваться мнения, возникать политические спекуляции. В данной связи, на наш взгляд, значительный интерес для читателей представят отрывки из датированной 1990 годом беседы Валерия Ивановича Болдина, в то время заведующего Общим отделом ЦК КПСС, с Виктором Андреевичем Голиковым, который проработал помощником Брежнева более четверти века.

Валерий БОЛДИН. Партия сейчас, Виктор Андреевич, идет к своему очередному съезду. И есть вопросы, которые беспокоят не только меня, Нам надо дать правильные оценки и расставить акценты, в том числе и относительно предшественников нынешних лидеров. Ведь что получилось? Началась критика сначала одного руководителя, потом другого. Сегодня уже не просто критикуют, а лгут. За детей взялись, якобы регулярно охотящихся в Африке на слонов и носорогов. Ну а через них критикуют родителей. Врать не боятся и не стыдятся. Не пойму только, злобствуют или за деньги стараются.

Виктор ГОЛИКОВ. Это повод для того, чтобы подкопаться под партию. Я наших руководителей не хочу защищать. У многих была потеря чувства реальности. Больше шести лет на царском месте сидеть нельзя. Разлагается мораль лидера, нюх пропадает, глаз замыливается. И вокруг все плесневеет.

В.Б. Виктор Андреевич, вы несколько десятилетий работали с Брежневым. Лучше вас его никто, наверное, не знает. Сейчас его поносят, придумывают небылицы. Помогите понять Брежнева как лидера и человека.

В.Г. О Брежневе могу написать столько и хорошего, и плохого, сколько никто не знает.

В.Б. А что бы вы выделили прежде всего как положительное?

В.Г. Ну, не тебе бы спрашивать. Но от ответа не уйду. Прежде всего, Л.И.Брежнев, не побоюсь сказать, был крупнейшим политическим деятелем современности, хорошо подготовленным лидером, способным возглавлять великую державу. Пожалуй, никто, кроме, естественно, Сталина, не был в послевоенной истории столь компетентным и влиятельным руководителем, которого уважали и с которым считались в мире. И его было за что уважать. Он за короткий срок прошел путь от простого металлурга до секретаря обкома, от солдата и курсанта до генерала, протопав по военным дорогам от предгорий Кавказа до Берлина. А сколько нужно было энергии, знаний, чтобы после войны восстанавливать промышленный потенциал металлургических заводов, энергетики в Днепропетровске и Запорожье. Сколько сил приложил он, налаживая экономику, всю жизнь в Молдавии. И сколько опыта приобрел он, возглавляя партийные организации Молдавии, а затем Казахстана в период подъема целинных земель.

А позже. Ты ведь знаешь, что партия, ее руководство, весь народ тяжело переживали огромные людские потери в начале войны.

В.Б. Вы имеете в виду, что многие десятилетия довлел синдром 1941 года, когда с началом войны сформированным новым армиям не хватало оружия.

В.Г. Да. Еще только создавалось новое поколение самолетов, артиллерийских систем, танков. Сколько мы потеряли жизней из-за этой задержки.

В.Б. Насколько я знаю, Виктор Андреевич, уже Сталин сознавал, что мы вступили в войну, не имея того, что нужно для борьбы с фашистской военной машиной. И он в последующем делал все, что можно, чтобы не отстать от потенциальных противников. Это и создание ядерного оружия, и ракетные системы, и реактивные самолеты. И Хрущев, как человек военный, хлебнувший в первые месяцы войны позор отступления, тоже делал всё для создания военного паритета с США. Над военными многие десятилетия висел позор отступления и потерь первого года войны, который тогда объясняли нехваткой вооружений. Всё общество, каждый гражданин страны, испытавший поражение, неоправданную гибель людей, остро реагировали на отставание в вооружении. Народ говорил: пусть мы будем питаться только хлебом и водой, но наша армия должна быть обеспечена всем необходимым.

В.Г. Верно. Именно в те годы эта миссия была возложена на Брежнева. Для укрепления армии, ее вооружения он сделал неимоверно много, впоследствии передав дело укрепления оборонного щита страны в талантливые и энергичные руки Д.Ф.Устинова.

Верховный Совет СССР, Президиум которого возглавил Брежнев, был тоже высокой школой управления страной. И Хрущев не зря перевел его в ЦК и сделал вторым секретарем, а по существу — человеком, который вел всю партийно-организационную работу в стране. Этого опыта вполне хватало, чтобы возглавить великую державу. И он, избранный генсеком, начинал достойно, вводя новации в сельском хозяйстве, да и в экономике в целом, немало сделав и для повышения уровня жизни народа. Не ослабляя внимания к оборонным делам, он умело вел переговоры с западными странами о снижении ядерной угрозы, создавал условия для сотрудничества с США и европейскими государствами.

Ну и нельзя не сказать о социальном климате, установившемся в стране. После Хрущева народ ждал и стабильности и улучшения жизни. Не все получилось, но пока Брежнев был здоров, работа велась интенсивно. Поэтому критика Леонида Ильича справедлива только в период последних 6-7 лет, когда он был тяжело болен.

Вот это я говорю о Брежневе как о крупном политическом деятеле мирового масштаба. Были у него ошибки? Конечно. У кого их нет. Ему бы сложить с себя обязанности, потому что ошибки назревали стратегические. Так товарищи из Политбюро его не отпускали. Чувствовали — не будет Брежнева и им не усидеть. Потому и ввели ему рабочий режим по самочувствию.

Это я назвал качества борца и бойца, но у медали есть и оборотная сторона. Без его энергии, вообще энергии первого человека, лидера государства жизнь замирает. Ну и вцепились в него мелкие и жалкие газетные шавки. Не знаю только от глупости или за деньги. Сейчас им уже не только Брежнев нужен. Они Брежнева пригвоздили. Теперь за семью взялись. А там есть, что посмаковать. В личной жизни он до болезни был скромным и несчастным человеком.

В какой-то газете был заголовок: "Дачи семьи Брежнева". Какие дачи? Какая семья? У него дочь в двадцать один год (он только приехал в Молдавию) ушла из дома, вышла замуж за престарелого циркача, бросила второй курс Кишиневского университета. Она жила самостоятельно, всю жизнь себе сломала, Леониду Ильичу травму нанесла на все оставшиеся годы. Галина всегда вела себя — не приведи господи. А сын? Вроде и мужик не злобный, но с рюмкой сдружился. Ну, какой он замминистра? И как его Патоличев терпел? Я тебе это говорю всё откровенно. Мне ни бояться, ни скрывать нечего. Ты знаешь, я и в комсомоле был, рот не зажимал никому. И сейчас готов все говорить, хотя дело не в детях. Главное, надо сохранить партию. А ее разрушают, клевещут, плетут небылицы. Пишут, что было и чего не было. Чтобы очистить всё, сильный человек нужен, решительный. Иначе в помоях утопят всех: и правых и неправых. Вот моя жена предчувствует: "Слушай, а ведь Михаила сбросят. Слабый он, сломается. Да и соратников не имеет. Врагов нажил до черта!"

Не хотелось бы верить, что он инициатор развала партии. Тут кто-то действует поумнее. Но и Михаил должен понимать: развалится партия и рухнет государство — беды не оберешься. Не уйти тогда ему от осуждения. А потом кто придет? Я говорю жене: сам не знаю, не вижу лидера. Я сейчас мало с кем общаюсь. Но нужно над этим думать, работать. Надо перехватить у демагогов инициативу, чтобы она была в руках партии. Вот что нужно. Но кто это может сделать? Я тебе вот что скажу. Мне думается, что до съезда генсек должен распрощаться с некоторыми из своих прихлебателей. Не вижу там твердых ленинцев и твердых его соратников. Но зато вижу, что у Михаила нервы уже не выдерживают, мякнет он. Его выступление на сессии, когда он разгорячился, — это срыв. Конечно, не нужно было бы это допускать. Вся страна слушала, извини, истерические рыдания. Надо готовиться к серьезной борьбе в центре. Потом на местах, поскольку все пойдет по линии первичных организаций. Комсомол надо подключать. Ну, а на места посылать верных людей. За дело рабочих и крестьян надо бороться. Тогда власть устоит.

В.Б. Думаю, наш рабочий класс может и не устоять. А деревенским все равно, что будет.

В.Г. Трудно сказать, Валерий Иванович. Это ведь как поманить, что пообещать. Живем тяжело. Кое-кто и голову может потерять — закружится, захочется чего-то новенького, сдадут и предадут партию. Особенно, если первой скурвится интеллигенция. Говорю об этом с сожалением. Сами мы из этой среды. А интеллигенция творческая готова к любому предательству — это у нее в крови, профессиональное. Нет более проституированной прослойки. Ведь и сегодня интеллигенция так называемая подзуживает. Многое, конечно, и правильно говорится. Но посмотри — чем бездарнее личность, тем агрессивнее набирает очки на политической арене. То, что тот или иной не может сделать на сцене или в литературе, творит на политических подмостках.

В.Б. А сколько лет было Брежневу, когда вы познакомились?

В.Г. Что-то лет 45-46. Он родился в 1906 году в Днепродзержинске, тогда название городка было "Каменское". Там на металлургических заводах почти вся семья Брежневых работала. Да и он смолоду пошел слесарем на завод. Династия металлургов там трудилась.

В.Б. А почему же он пошел учиться в землеустроительно-мелиоративный техникум, работал землеустроителем в Курске, Белоруссии, где-то на Урале?

В.Г. Черт его знает. Я и сам толком понять не мог, что его туда потянуло. Может быть, семейные неурядицы, а может, потому что отец родом из Курской губернии. Не знаю, Валерий Иванович. В этом отношении у него много непонятного в биографии. Но на счету он, видимо, был неплохом. В 1929 году в партию вступил. На Урале работал и в Бисерском районном Совете, и в Свердловске поднялся до начальника уральского окружного земельного управления. Но это все как-то быстро происходило. В 1931 году он уже снова в Днепродзержинске и учится в металлургическом заочном институте. Даже будучи студентом, становится его директором. Институт-то в ту пору, видимо, был не ахти какой. Его скоро в техникум преобразовали, а Леонид пошел начальником смены в заводской цех.

В.Б. Умел Леонид Ильич показать свои способности, да, видимо, и впрямь был человеком неординарным?

В.Г. Это уж точно. Мне перед выборами приходилось сочинять его биографию. Вопросов было немало. Призвали на действительную службу, а он добился и вскоре стал учиться курсантом танковой школы. Вроде канун войны, армия перевооружается. Танкисты на вес золота, а в 1936 году он снова директор Днепродзержинского металлургического техникума. Но немного проработал директором. Через год работает в обкоме партии, а в 1939 году в нем уже секретарствует.

Ну, а с начала войны — в армии, в политуправлении. В политических должностях он и прошел весь путь от Кавказа до Германии. Генералом стал, на Параде Победы участвовал. Дальше — первый секретарь Запорожского и Днепропетровского обкомов партии. С 1950 года в Молдавии — первый секретарь ЦК Компартии республики. Здесь я с ним и познакомился. Скоро позвал к себе работать помощником. Речи-то писать он был небольшой мастак. Ему писарь нужен был, ну и советчик. Мне, откровенно говоря, идти к нему не хотелось. В ту пору Черненко был заведующим Отделом пропаганды. Его из Москвы прислали после окончания ВПШ, хотя жил он прежде в Красноярском крае.

В.Б. Сегодня идет огромная почта. Вы знаете, сколько в ЦК вообще пишет людей? Свыше миллиона писем в год. Но что удивительно? Люди возвращаются к идеям периода Брежнева, Андропова и особенно почему-то Черненко. Черненко-то вы знаете хорошо.

В.Г. Ну, к идеям Черненко возвращаться — пустая трата времени. Что касается его теоретической грамоты, то это, конечно, домострой, как говорят. Как-то захожу к нему. У Черненко кто-то сидел, и он мне с гордостью говорит:

— Виктор, поздравь меня, я заочно закончил факультет Кишиневского пединститута.

Думаю: "Боже мой, да он оказывается и грамотешки не имел". ВПШ давала партийное образование. Имелось ввиду, что высшее уже есть, а у него ничего не было. Вот так мы с ним познакомились. Близких отношений никогда не было. Но то, что я знал его слабости, тащил за уши вверх, дало ему основания и бояться меня и, думаю, ненавидеть.

В.Б. Кстати, я так и не понял: как он появился в поле зрения Брежнева? Что за метаморфоза произошла?

В.Г. В 1957 году он примчался ко мне в Москву. Какой-то весь затравленный. Попросился на прием. Разговорились. Сидит и плачет. Знал его лет десять. Правда, я раньше него был в Молдавии. Я в 1945 году там появился, а он в 48-м приехал. Я заведующим сектором в ЦК Молдавии работал. Одновременно по совместительству был редактором журнала "Литература ши арта". И, вообще, в ЦК слыл главным писарем. Когда Черненко приехал, я как раз был болен. Ребята приходили, говорят: "Вот не было заведующего отделом. Теперь появился". Он меня не подпускал ни к себе, ни к Брежневу, ни к кому. А мне-то что? Зачем мне Брежневу глаза мозолить? Если бы я начал жить сначала, я бы лучше всего остался, как начинал — директором средней школы…

В.Б. Виктор Андреевич, у меня сложилось впечатление, что и сам Брежнев не очень разбирался в теоретических вопросах. Ошибаюсь, или все-таки подобные суждения имеют под собой почву?

В.Г. Неловко как-то говорить, но это так. Да и откуда он мог основательно что-то знать? Разве в мелиоративном техникуме такому учили? Или в металлургическом и техникуме, и институте, которые он заканчивал, основательно марксизм изучать не пришлось? А потом индустриализация, строительство новых заводов, партийная работа, фронт, восстановление промышленности в областях, республиках. Но не он один основательной теоретической подготовки не имел. Думаю, Сталин, Молотов, Каганович, разве еще Шепилов, — были последними руководителями, глубоко разбирающимися в теории построения социализма. Хрущев вообще был малограмотен. Не очень сильно продвинулся в этом вопросе. Андропов имел неплохую подготовку. О Черненко даже говорить не хочу. Соратники Брежнева — тоже практики. Вообще-то это было поколение практиков. На них держалась страна. Сколько построили заводов, фабрик, шахт, электростанций, разрабатывали нефтяные и газовые месторождения. А оборонное дело? Какие махины были Устинов, Славский, но разве они помнили, что и где сказал Маркс или Ленин? Ни Кириленко, ни Гришин, ни Тихонов ничего не понимали в теории построения нового общества. Отсюда и стратегические ошибки. К чести Брежнева, он оперировать теоретической терминологией и не хотел. В докладах ему ученые мужи, бывало, "завернут" что-то из основоположников, а он прочитает и просит: не смешите людей, не делайте из меня теоретика. Для этого и держали Суслова. И Хрущев, и Брежнев. Документы не выпускали в свет, пока Михаил Андреевич не посмотрит. При ошибке — позор, хотя и при Суслове были промахи. А он, как хранитель истины, с годами замшел.

Брежнева скоро перевели в Москву, и он позвал меня работать с ним. Я долго думал, сомневался, но, в конце концов, согласился.

Обстановка в республике скоро стала меняться. После известных записок Берии в Молдавии произошла сильная вспышка национализма. Черненко, как я говорил, примчался ко мне и умоляет:

— Слушай, помоги мне. Приходят молдаване и говорят, что я 8 лет сижу, место занимаю. Наглостью их бог не обидел. Помоги куда-нибудь уехать, только в Россию. Куда угодно.

Я, конечно, прежде о Москве подумал. Нет ли здесь подходящего места, да, чувствую, и он пришел ко мне не для того, чтобы в тьмутаракань проситься. Посмотрел я список, смотрю, в одном секторе отдела пропаганды ЦК вместо фамилии — прочерк. Значит, место не занято. Я пошел к Леониду Ильичу. Это было при Хрущеве. Тогда заведующим агитпропом был Константинов. Ну, в общем так, Брежнев помог. А Черненко, как крот, в норе сидел. Вместо того, чтобы ходить по секторам с какими-то идеями, он появлялся только тогда, когда его вызывали. Неконтактный был человек.

Потом, когда Брежнев стал Председателем Президиума Верховного Совета, в жизни Черненко также произошли перемены. Сначала на то место звал меня Брежнев, но я отказался, и порекомендовал Черненко возглавить Канцелярию Президиума Верховного Совета СССР. Так и начали работать. Потом Черненко мне как-то говорит:

— Слушай, Виктор, не нравится мне это название "канцелярия".

— А что ты предлагаешь?

— Давай назовем "Секретариат Президиума Верховного Совета".

— Ну, давай поговори с Брежневым. Если спросит, скажи, что это наше общее мнение.

Ты-то, Валерий Иванович, знаешь, что это вопрос непростой. Надо было решение ЦК переутверждать.

В общем, вопрос решили. Но ты знаешь, какие люди бывают в успехе. Вроде все в нем то же. Но нет — все внутри изменилось да и лоснится, я смотрю, лицо у него. Довольство написано на каждой клеточке физиономии.

Через месяц-полтора захожу к нему, а он меня огорошил:

— Виктор Андреевич, переходи ко мне работать первым заместителем.

Тогда я понял: "Ах ты, хитрован безмозглый!"

Яснее ясного, почему он это предложение внес. Я-то ведь к Брежневу свободно ходил, ни у кого разрешения не спрашивал. Так же, как и ты идешь к Горбачеву, ты же никого не спрашиваешь, можно тебе идти или нет. А Черненко хотел было перекрыть дорогу мне, чтобы он был единственным, кому дозволено заходить без доклада.

В.Б. За те десятилетия, что вы работали вместе с Брежневым, было ли когда-нибудь непонимание, натянутость в отношениях. Знаю, у многих секретарей ЦК укоренилось правило смотреть на своих помощников, как на холопов, унижать их, срывать на них свое дурное настроение? И всегда держать в тени, хотя без них два слова связать не могли.

В.Г. Да нет. Леонид Ильич никогда и голос-то не повышал и вел себя со мной по-товарищески. Часто приглашал домой отобедать, ездили мы семьями на шашлыки. Особенно нас сблизил Казахстан. И по работе советовался, уважительно относился к моему мнению, был доброжелателен. Только однажды ему нашептали что-то обо мне. И он перестал привлекать к работе. Полагаю, это рука Цуканова и Черненко. Они не могли пережить мое независимое положение.

Надо сказать, у Брежнева было много хороших черт. Он нравился работникам аппарата — был корректным, голоса не повышал. Ну и выступал здорово. Это же Киров! — говорили работники ЦК между собой. Но последние десять лет "Киров" на ночь пил по четыре-пять снотворных таблеток нембутала. Он стал уже наркоманом, Валерий Иванович. Оглох почему? Вот там пишет Рой Медведев всякую чепуху о пьянстве. Дела не знает. Брежнев — не пьяница, он вообще непьющий человек. В лучшем случае, если какое-то событие, праздник, он рюмочку выпьет — и всё. А так непьющий человек. Я одному дураку сказал:

— Ты знаешь, я выпил за свою жизнь столько, что Брежневу вместе с тобой и такими, как ты, столько не выпить. Я не пьяница, но я жил недалеко от "Абрау Дюрсо", Анапы. Попал в Молдавию — тоже винодельческая страна. А Леонид вина-то по-настоящему не пил.

Брежнев — человек не глупый, но болезнь превратила его в инвалида, чувствовал себя ужасно. Особенно последние семь-восемь лет, когда он уже оглох, плохо говорил. Я не знаю, как это на медицинском языке называется, но однажды я был потрясен, когда в семьдесят четвертом году мы прилетели на двадцатилетие целины. Перед сном он пригласил меня к себе в дом, где жил, чтобы посоветоваться. У него был врач — Коля Родионов. Коля ему дает четыре или пять таблеток снотворного. А он ему молящим голосом:

— Коля, дай еще одну.

— Нет, Леонид Ильич, хватит.

Мы вместе вышли, я с раздражением говорю:

— Коля, ну что тебе жалко, что ли?

— Виктор, ты не знаешь всего — это ведь наркотик.

Скоро заметил, что Леонид Ильич на ногах твердо не стоит, стал глохнуть, речь нечленораздельная. Я решил посоветоваться с одним другом моего сына. Он — член-корреспондент Академии наук СССР, в прошлом медик, сейчас биолог. Я попросил найти кого-нибудь в Москве из крупных специалистов, которые занимаются наркотическими делами. Через какое-то время они пришли. Смотрю, профессор солидный, дело знающий. В одной из московских клиник у него есть отделение для наркоманов, где их лечат. Здесь же в лаборатории специалисты создавали препараты и для лечения, и для армии, что-то такое творили для бодрости.

Я ему, конечно, не сказал, что речь идет о Брежневе. Говорю:

— Вы знаете, это мой давний товарищ. Я в Молдавии с ним работал. Он немного старше меня, уже на пенсии. Видимо, в годы войны на фронте он пристрастился к снотворным. А сейчас, мне говорят, начал глохнуть, слепнуть. Можно от этого избавиться?

Он говорит:

— Можно. У нас лежит молодой парень, служил в армии на Кушке. Конечно, это очень тяжелый процесс. Самый тяжелый — это процесс отвыкания. Две-три недели надо, чтобы он не употреблял препараты. Вдруг спрашивает: "Виктор Андреевич, а сколько лет вашему товарищу".

— Да ему уже за 70.

Задумался, а потом говорит:

— В таком возрасте может случиться инфаркт или тяжелый клинический криз.

Этот член-корреспондент, полагаю, помнит свой совет. Он сейчас живой, работает заведующим лабораторией в одном институте. Поразмыслив, решил с Брежневым поговорить один на один и даже направился к нему в кабинет. Но у него была Галя Дорошина. Помнишь, в Кремле у Брежнева консультантом работала. В последнее время Брежнев только ее терпел, принимал с докладом документов. Все шло через нее. Скажу, я ее всегда считал умной, порядочной женщиной. С ней, как с тобой, откровенно говорил. Вот и в тот день позвал ее.

— Галя, мне надо с Леонидом Ильичем поговорить. Он же умный человек. Как он не понимает, что губит себя, употребляя свое снотворное. Быстро устает и после обеда обязательно спит.

А Галя Дорошина мне говорит:

— Виктор Андреевич, не делайте этого. Если вы только заговорите с ним на эту тему, он вас возненавидит и от вас избавится.

Она жива и может подтвердить мои слова.

Я подумал и решил, пусть врачи за все это отвечают, им виднее и по работе положено. О его пристрастии уже многие знали. Во всяком случае, Андропов заставил всех ребят, которые были в охране, очищать у него карманы от наркотиков. Чтобы ни в портфелях, ни в столах вообще никаких таблеток не было. Ты ведь Чазова знаешь?

В.Б. Не очень, один раз встречался, но по рассказам Горбачева немного представляю. По-моему, хороший организатор. Подчиненные о нем говорят как о душевном человеке.

В.Г. Ничего тогда ты не знаешь. Только тебе скажу: фигура зловещая, не врач он, а бог знает кто еще, иначе бы не допустил такого лечения и смерти Леонида Ильича. Коля Родионов, который непосредственно лечил, не дожил, он умер. И врач Суслова помер. Так что есть о чем задуматься. Он всю информацию тащил в КГБ. И там решали, как лечить больного, что рекомендовать. Там еще медицинская сестра была с непонятной функцией. Кто-то ведь ее подсунул Брежневу. В то же время Андропов ребятам пригрозил:

— Я вас с работы выгоню, если у него будут обнаружены таблетки.

Врачи, видимо, советовались и реш

или давать ему по две-три таблетки, а остальные, как мне врач говорил, "пустышки". Хотя кто его знает, что это были за пустышки. Получалось пять таблеток, но не все они наркотические. Но кто-то подсовывал ему зарубежные сильнодействующие. Значит, отрава к нему все-таки попадала. А ты знаешь, какие за границей лекарства? Тебе я могу сказать, Валерий Иванович. Это были сильнодействующие средства. Они его и доконали.

Пусть мне вторую руку отрежут, но я убежден, что Леонид Ильич умер не от инфаркта. Его напичкали этой дрянью. Тут Чазов, другие врачи не доглядели, или уже не очень беспокоились о нем. Когда он умер, и мне сообщили из приемной о смерти, я поинтересовался случившимся. Мне сказали, что в 8 часов утра Виктория Петровна заходила к нему в спальню. Он храпун страшный! Как-то пригласил меня на охоту в Казахстане, мы в одной комнате спали, так я убежал из этой комнаты. Виктория Петровна зашла, он храпел. Живой человек! А в 9 часов у них по регламенту заходил Володя Медведев. Володю спроси, прекрасный, между прочим, парень. Володя зашел и говорит:

— Леонид Ильич, с добрым утром! 9 часов, пора вставать.

Он же глухой уже был, поэтому Володя громко сказал. Смотрит, а он лежит на животе, язык вывалился, лицо синее, уже мертвый. Так и в медицинском заключении было сказано, что сердце остановилось между 8 и 9 часами утра. И сегодня уверен: он умер не от инфаркта, его напичкали этой дрянью. Врача, вообще медиков рядом не было. А это уже недоработка медицинского начальства.

Черненко все знал о состоянии здоровья Брежнева, но готовился сам занять его кресло. Даже, думаю, не столько он мечтал об этом, сколько его окружение — такие, как Поплавский, Печенев, другая шелупонь. Они и плели интриги. Частенько встречались, обсуждали возможности перехода власти к Черненко. Но среди них и люди Андропова были или запись велась. Пресекли тогда захват власти.

Я всех его дел не знаю, конечно, но именно Черненко должен был предпринять меры для того, чтобы страна не оказалась без власти. В конце концов, он должен был с членами Политбюро поговорить. Не хватило мужества…А ведь Брежнев давно был не работник. Он пять или шесть лет по медицинскому заключению имел три выходных. Врачи требовали ему еще один выходной.

В.Б. Ты вот сказал, что члены партии не понимают, как мог Черненко пробраться в секретари. Как это могло быть? За что получил высшие награды Родины?

В.Г. Отвечу: этого хотел Брежнев, вот и всё. Со мной он не советовался. Ты же знаешь, что делается это очень просто. Может быть, немножко грубо, но господствовал, по-моему, такой принцип: ты — мне, я — тебе. То, что Черненко смог убрать Полянского, потом Подгорного. Это было оценено.

В.Б. Я слышал, что Черненко создавал брежневиаду. Начал печатать стихи каких-то поэтов о генсеке и подсовывал Леониду Ильичу.

В.Г. Было это. Все славословия Черненко собирал вот в такие толстенные книги в великолепных переплетах и на хорошей бумаге. Потом читал эти стихи Брежневу.

В.Б. А как Брежнев относился к подаркам. Говорили, что любил он это дело. Иногда вымогал?

В.Г. Я хочу сказать, что он пристрастился к ценным подаркам. Это развивалось либо под влиянием Виктории, вообще домашних, которые, возможно, чувствовали, что дни Л.И.Брежнева сочтены. Или это было следствием его тяжелого недуга, серьезное извращение психики. В прошлом я никогда не замечал его пристрастия к ценностям. Он никогда не позволял себе ничего лишнего. Жил всегда скромно. А потом вдруг какая-то патологическая страсть. Особенно вспыхнувшая в годовщину 70-летия.

В.Б. В конце 1976 года накануне 70-летия Брежнева иностранные представительства, зная пристрастия генсека, считали своим долгом преподнести ему что-то нетленное. Не отставали и местные руководители. Не стану называть весь перечень картин, часов, кубков, сервизов, дорогой видеотехники и прочих и прочих даров. Да всего я и не знаю. Но о судьбе одного подарка должен сказать. Речь идет о драгоценном чороне — якутском национальном сосуде для кумыса. Якуты решили преподнести Брежневу такой подарок, какой не мог сделать больше никто. Одновременно он должен был показать возможности Якутии, щедрость этого народа. Чорон изготовил народный художник РСФСР Т.Амосов. Работа над ним кипела не один месяц. Он выточил из редкого по величине бивня мамонта кубок, подготовил места, где должны быть вставлены бриллианты и другие драгоценные камни с серебряными оправами. Пять кристаллов природных алмазов редчайшей чистоты общим весом почти 12 карат отправили на ювелирный завод для гранения и изготовления оправы. Работу эту вели московские гранильщики, и из пяти камней сделали шесть бриллиантов. Кроме того, из обрезков камней были выточены бриллианты для 12 роз. На московской ювелирной фабрике изготовили три ножки для кубка и пластинчатый обруч. Отлили из серебра шесть фигурных оправ, в которые было вставлено по бриллианту. В трех верхних оправах между бриллиантом и розами вставили по два альмандина — красных редких камня. Чорон вручал Брежневу Г.Чиряев — первый секретарь Якутского обкома КПСС. На выставке подарков, как мне говорили, чорона не было. Брежнев отвез его домой. Видимо, этот драгоценный дар и сейчас бы хранился в семье Брежнева, если бы им после его смерти не заинтересовался ЦК партии, и секретари ЦК не поручили разыскать подарок. Он был возвращен государству и, надо надеяться, хранится в надежном месте.

В.Г. Гнусная история. Не знал, что нам с тобой придется обсуждать подобный вопрос. И тем не менее, я считаю, что, в конце концов, надо переключать средства информации на сегодняшние заботы. У нас сегодня немало своих неприятностей, невзгод и трудностей. Зачем нам ворошить прошлое, копаться в грязи?

В.Б. Брежнев символизировал партию. Ведь разве ты всем объяснишь, как подбирались кадры, как Черненко выдвигался. Если им расскажешь, народ тогда скажет: "Вы обыватели и дураки, значит, не место вам у руля страны". Сейчас о той эпохе надо сжато, но по-партийному, по-большевистски сказать в докладе саму суть. Хотя и правду таить нечего. Не руководители, а рядовые члены КПСС — вот соль партии, хранители чистоты и единства. Не все вожди выдерживают проверку временем и испытаниями. Только сильная личность проходит достойно через огонь, воду и медные трубы.