АДМИРАЛ ФСБ

АДМИРАЛ ФСБ

Вячеслав Морозов

28 мая 2002 0

22(445)

Date: 29-05-2002

Author: Вячеслав Морозов

АДМИРАЛ ФСБ (Отрывок из книги. К годовщине гибели героя России Германа Угрюмова)

Великий ум! Муж битвы и совета!

А.С. Пушкин. “Борис Годунов”

Все смертные равны,

таков закон природы.

П.А.Вяземский. Из старой записной книжки

Год назад Коллегия Федеральной службы безопасности Россия передала в средства массовой информации некролог, который начинался так: "31 мая 2001 года при выполнении воинского долга на территории Чеченской республики скоропостижно скончался заместитель директора — руководитель Департамента по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом Федеральной службы безопасности Российской Федерации вице-адмирал Угрюмов Герман Алексеевич". Буквально минувшим днем в Кремле президент России В.В.Путин подписал Указ о присвоении Г.А.Угрюмову звания адмирала, поэтому потрясенные внезапной смертью Угрюмова коллеги не успели сориентироваться. И на траурной фотографии Угрюмов в вице-адмиральских погонах, трехзвездные ему носить не пришлось. Широкую грудь адмирала украшает Золотая Звезда Героя России, но и Звездочку он никогда не надевал и даже не успел подержать в руках: Звезда на фото — сканированная.

Рассказывает капитан 1 ранга О.И.П-ов. — "Звезду Героя России Герман Алексеевич получил Указом президента от 20 декабря 2000 года — в День работника госбезопасности. По установленному порядку, высшую награду повесить на грудь должен президент страны, а Угрюмов не вылезал из Чечни. Перед 9 мая он прилетел на пару дней в Москву и — это было при мне — позвонил по "кремлевке" директору ФСБ Н.П.Патрушеву.

— Николай Платонович, мне отец приснился: обижается, что слишком долго к нему еду. За выходные я бы управился...

Патрушев дал "добро". Герман Алексеевич набирает номер начальника Управления кадров Е.Н.Ловырева.

— Женя, ты меня уважаешь?

— Уважаю.

— Тогда дай мне кусочек моей Звезды, я хочу к отцу на могилку съездить, мать повидать.

Был бы Ловырев бюрократом-чинушей — отказал бы: не положено — значит не положено. Но он все понял и повел себя чисто по-человечески: выдал не номерную Звезду, а дубликат. И Герман Алексеевич с дубликатом на груди полетел на Урал, где похоронен отец. Я его провожал туда и встречал оттуда. Уже после смерти самого Германа Алексеевича встречался с его матерью, бабой Шурой. Она так описывала его приезд: "Собрал всех родных, поехали на могилу отца. Он сел у холмика и с полчаса сидел молча, не шевелясь. Я уже позвала его: "Гера, пойдем!" — "Нет, мама, дай посижу еще…" Когда я провожала его, он прижал меня к себе и шепнул: "Мама, как ты — никогда и никто меня так не целовал". И уезжал не так, как всегда. Обычно скажет: "Ну я пошел!" — и все. А тут минут пять махал рукою родственникам, пока машина не скрылась за поворотом".

О.И.П-ов, встретив Угрюмова в Домодедове, спросил:

— Как слетали, Герман Алексеевич?

— Хорошо,— коротко ответил адмирал. Помолчав, добавил странную фразу: — Ну теперь все!..— словно подвел черту исполненному долгу.

Р.М.Арешидзе. — Характерно, что, получив высшую награду страны, он ни банкета не устроил, ни грудь не выпятил и вообще не изменялся никак: каким был Германом, таким и остался. Подчиненные его об Указе президента были оповещены в рабочем порядке, а сам он к этой теме больше не возвращался. Нельзя сказать, чтобы он был не рад или не горд званием Героя, но оно его ничуть не испортило. Я помню, приехал он к нам домой, сели за стол, поговорили о текущих делах. Внешне Герман такой, как всегда. Потом:

— Руслан, сказать тебе приятное? — он любил начинать с этих слов.— Ты знаешь, на меня ведь Путиным указ подписан.

— Какой еще Указ?

Он, немного горделиво:

— На Героя России!

Я обнял его, коньяк на стол поставил, закуску. Потом спрашиваю:

— А ты сам-то указ читал?

— Нет, в глаза не видел, но знаю точно, что он подписан. Может быть, его и не опубликуют, но он есть. Ладно, подробности потом. Рассказывай, как живете.

Странная гримаса судьбы: моряк, умерший на боевом посту вдали от моря; адмирал, не носивший адмиральских погон; Герой России, ни разу не надевший Золотую Звезду… Или это указующий перст рока, что для Угрюмова было все еще впереди и сделанное им в жизни — не последний взятый рубеж?.. Друзья и соратники считают, что гигантский оперативный и интеллектуальный потенциал Германа Алексеевича был попросту неисчерпаем. Он и в решении самых мелких задач умел найти такой ход, чтобы затем это решение использовать на перспективу. Очень любил жизнь и людей, боготворил женщину. Никогда не рассказывал сальных анекдотов, унижающих женское достоинство, а если кто-то, не зная за ним этой черты, пытался рассказать таковой, резко обрывал.

В.А. Константинова, бывший секретарь Г.Угрюмова:

— Когда Германа Алексеевича назначали заместителем начальника второго департамента, ему, естественно, потребовался секретарь. Мне предложили эту должность, я прошла собеседование с Угрюмовым, моя кандидатура прошла. С первого дня отмечала его гигантскую занятость, однако в первые же дни произошел знаменательный случай, который приятно меня удивил. Буквально спустя неделю после моего перехода в приемную Угрюмова у меня был день рождения. Откуда б ему помнить про эту дату? Мы только начали работать вместе. Тем не менее, появляется утром с огромным букетом цветов: "Валечка, с днем рождения вас?" — и добавляет поэтический экспромт... Он никогда не имел привычки сидеть в начальственном кресле, если разговор шел о жизни, о судьбе, о чем-то личном. Такая тонкость во взаимоотношениях свойственна далеко не каждому.

Н.А. Медведев, полковник в отставке:

— В 1978 году я закончил высшую школу КГБ, и меня распределили в Баку. В то время там было самое большое военно-морское училище в СССР, носившее имя С.М. Кирова. Оно готовило специалистов-моряков не только для страны, но и для стран Азии, Африки и Латинской Америки. Полторы тысячи курсантов, состав — наипестрейший. С точки зрения органов безопасности — очень важный объект, поскольку мы знали, что главный противник через агентуру из "третьих стран" вел там разведывательную работу: сбор информации по технике, вооружению, боеготовности, моральному состоянию войск. Острый участок работы.

Я прилетел на самолете. У трапа меня встречает крепкий, здоровенного роста мужик, сажает в машину и мы едем в отдел. Никогда не слышал, чтоб так встречали молодых лейтенантов. По дороге знакомимся, в отделе меня представляют сотрудникам, обозначают круг обязанностей, а дальше — у меня легкий шок: Герман Алексеевич кладет на стол ключи и говорит: "Ваша квартира, товарищ лейтенант, расположена по такому-то адресу. Можете вселяться". А у меня жена, ребенок…

Н.А.Ч-ов, капитан 1 ранга.

— С Северного флота я был переведен на Балтику, откуда и попал в органы госбезопасности. Закончил школу КГБ в Новосибирске и был страшно огорчен, что меня, единственного из выпуска, распределили на Каспий. Для моремана Каспий — это что-то вроде ссылки, так казалось. Первый вопрос: за что? В чем я провинился? Но приказ есть приказ. Приезжаю в жаркий Баку, настроение — ниже ватерлинии. Со мной жена, сынишка двухлетний. Нашел Особый отдел, доложился. С ходу получил выговор от Германа Алексеевича: "Как офицер, прибывающий к месту прохождения службы, вы были обязаны меня предупредить заранее. Тогда бы и встретили вас, как положено встречать у моряков". На этом, правда, выговор закончился, нас напоили чаем, меня представили коллективу. Затем Герман Алексеевич вызывает водителя: "Забирай эту милую семейку и отвези их домой, пусть устраиваются", — и протягивает мне ключи от квартиры. Я за спинку стула взялся, чтоб не упасть…

Сказать про Угрюмова учитель — это почти ничего не сказать. Он был учителем не только в плане профессиональной подготовки, а учителем по жизни. Многограннейший человек. Когда после распада Союза мы уходили с Каспия, то говорили между собой, что какими бы прекрасными людьми не были наши будущие начальники, но шеф у нас был и останется один — Герман Угрюмов. Наверное, это можно назвать своеобразным мальчишеством. Тем не менее…

А.А.Зданович, генерал-лейтенант, начальник Управления программ содействия ФСБ России.

— У Угрюмова было открытое сердце, и благодаря этому, удивительная способность к установлению человеческих взаимоотношений. Именно человеческих, где не преследовались профессиональные цели... Он очень многим помогал, и ему многие помогали.

Б.В. Працкевич, капитан 1 ранга.

— Помнится, однажды он сказал: "Я своих друзей не теряю и — упаси Боже! — не предаю!" Так оно и было по жизни. Внимательный и очень обязательный человек. Я не помню такого случая, чтобы кто-то, в том числе и я, обратился к нему с самой маленькой, на ваш взгляд, просьбой и не получил соответствующего решения в выполнения этой просьбы: в судьбе ребенка, покупке лекарств, переносе отпуска, получении путевки… Для него сотрудник, подчиненный не был рабочей лошадкой, с которого можно только спрашивать результат работы. Коль ты начальник — создай ему максимум условий для жизни, а потом по максимуму и требуй. Эту формулу он никогда не декларировал, но согласно ей жил. Он не думал о возможных выговорах или карьерных последствиях, если видел перед собой насущную задачу, требующую мгновенного решения. Не боялся взять на себя ответственность. Это подтвердили чрезвычайные происшествия на Новой Земле, например. В том же году — ЧП на Северном флоте, когда матрос угрожал взорвать атомную подводную лодку. Или ситуация с освобождением заложников в Лазаревском… Два первых ЧП удалось предотвратить под умелым командованием Угрюмова. О случае в Лазаревском — рассказ отдельный.

Бандиты захватили автобус с заложниками. Поставив его на мосту, откуда был великолепный обзор всех подходов, — незаметно не подступишься. Потребовали гигантскую сумму в "зеленых", вертолет и безопасный воздушный "коридор" до Чечни. Стоял сентябрь 2000 года.

Рассказывает полковник М-в А.В., офицер группы "А".

— Нас подняли по боевой тревоге и вскоре мы уже летели спецрейсом на юг. Задача была ясна, обстановку требовалось прощупать на месте. Офицеры "Альфы" имеют опыт боевых операций, и я знаю, что всегда важно — кто тобой руководит. В принципе у нас все отлажено, отработано, надо только посмотреть объект, возможные пути проникновения к нему. Вылетели мы между пятью и шестью часами пополудни, значит, прибыли на место уже в сумерках. Успели облазить местность, кое-что наметили для себя. Я как руководитель группы захвата беспокоюсь, что Угрюмов (все-таки большой начальник) сейчас начнет нами "рулить", отдавать приказы, команды. Ничего подобного!

Спрашивает, больше слушает, делает какие-то пометочки в блокноте. А ситуация постоянно меняется: террористы без конца меняют требования, угрожают расстрелом заложников. Обстановка настолько динамичная, что после каждых переговоров с бандитами — она уже другая. Я чувствую, что на Германа Алексеевича уже давят по связи из Москвы: почему не начинаете операцию?! Действительно, люди томятся, кому-то плохо стало — посиди-ка под прицелом без движения в полном неведении: или тебя сейчас пристрелит террорист, или свои все же выручат. Я имею в виду заложников. Из Москвы ему, мягко говоря, "выражают неудовольствие" затяжкой начала операции по захвату, а он помалкивает, понимая, что рисковать жизнью все же нам, что мы пойдем на штурм и что мы — специалисты своего дела. Молчит и не торопит и наш непосредственный начальник генерал-лейтенант А.Е. Т-в. Мы с самого прибытия запрограммированы на штурм, но для полного успеха важно сочетание нескольких составляющих операции. Постоянно шел сложнейший и напряженнейший переговорный процесс с террористами... Детали рассказывать не буду. А коротко так: бандитов взяли, из заложников никто не пострадал.

А.В. Жардецкий.

— Как бывший его начальник я скажу, что Угрюмов отличался от некоторых оперативников-руководителей лаконичностью в отчетах. Другой сделает с гулькин нос, а рапорт пришлет, как роман в стихах. Вспотел — покажись начальству, пока рубаха не высохла. А Герман Алексеевич докладывал в двух-трех словах: такая-то операция проведена успешно, результаты ее такие-то. А за этими словами могло быть все, что угодно: свалка, стрельба, полномасштабный риск. Потом только мы узнавали степень сложности проведенных им операций.

С полномасштабным личным риском Герман Угрюмов впервые столкнулся во время приснопамятных бакинских событий. Когда полыхнул первым Сумгаит, он на другой день был уже там, чтобы лично разобраться в обстановке. Подчиненные ему офицеры продемонстрировали чудеса самообладания.

Я.Я., капитан 1 ранга.

— В Сумгаите погромы начались в семь-восемь часов вечера, а уже в 10 часов часть нашего подразделения прибыла туда. Мы заняли горком партии — нужно было открыть полевой особый отдел в тех условиях. Первая задача — безопасность войск, вторая — докопаться до механизма событий, до причин, выявить инициаторов резни, провокаторов, убийц, мародеров. Когда мы приехали, город уже полыхал. Громили квартиры, поджигали дома, убивали людей, не жалея ни детей, ни женщин, ни стариков. Массовый жестокий психоз. Курсантам военно-морского училища, прибывшим с нами, вначале не разрешили брать с собой оружие, чтоб "не дразнить гусей". Личное оружие было только у особистов. Даже морские офицеры и те — безоружны. У курсантов в руках — черенки от лопат. Таков был приказ из Москвы. Центр квалифицировал кровавые события в Сумгаите как мелкое хулиганство и считал, что само присутствие военных отрезвит разбушевавшуюся толпу. И мы вставали стеной, где это было надо, не подпускали погромщиков к важным объектам.

В Сумгаите я пробыл три недели. Герман Алексеевич приезжал туда, хотя мы постоянно держали его в курсе событий по линии связи. Ему надо было увидеть все своими глазами, чтобы принять точное решение. Февраль-март 1988 года мы работали в экстремальных условиях. Воинской группировкой тогда командовал бывший командующий ЗакВО, а потом министр обороны генерал Игорь Родионов. И что бы о нем ни писали, что бы ни говорили, но я свидетельствую: им было сделано все, чтобы не причинить ущерба населению.

18-19 января 1990 года началась большая заваруха в столице Азербайджана Баку. К этому времени Особый отдел Каспийской флотилии, которым руководил Герман Алексеевич, имел довольно полную информацию о лидерах Народного фронта Азербайджана, об источниках их финансирования, об и кукловодах из-за рубежа, о ближайших их планах. Мы знали, где находятся базы боевиков, фамилии инструкторов, вооружение. Знали, что задача НФА — отколоть Азербайджан от Советского Союза. Все это докладывал "наверх" Герман Алексеевич. Но в руководстве страны не было правильного подхода в оценке грядущих и происходящих событий. Служба госбезопасности — это инструмент государства, его прерогатива — знать и доложить. С этой обязанностью наш Особый отдел, возглавляемый Угрюмовым, вполне справился в тот период. Действуя в рамках законодательства, мы могли обезглавить верхушку НФА, изолировать провокаторов, политизированный криминалитет: задержать, предъявить обвинение, арестовать и довести дело до суда. Доказательная база у нас была богатейшая. Но санкции на это из Москвы нам не давали.

По свидетельству другого офицера, однажды Герман Алексеевич сорвался и кричал двум чинам из МВД и КГБ, прибывшим на Каспийскую флотилию с проверкой из Москвы.

— Вы что, наших шифровок не читаете?! Выходит, мои парни, рискуя жизнью, работают на "корзину"? Да вы понимаете, что развал страны уже начался? Понимаете, что страну подпалили с юга, а мы этот прогноз давали вам год назад!..

Ему ответили, что Лубянка постоянно держит Горбачева в курсе событий, и доклады по Азербайджану каждое утро кладутся ему на стол.

— Одним из элементов вашей работы было разложение боевиков, чтобы они отказались от своих замыслов. Его мы постоянно использовали. Из числа местного населения было немало трезво мыслящих людей, которые понимали, куда боевики ведут народ и чем это может кончиться. Эти люди вам помогали.

Сразу после начала бакинских событий боевики попытались захватить арсенал, который находился рядом с военно-морским училищем. Мы успели получить упреждающую информацию, что к вам из центра города движутся четыре КамАЗа, заполненные вооруженными людьми. По боевой тревоге подняли училище, всех вооружили, расставили по местам. Уже на подступах к училищу послали вперед помощников из местного населения, чтобы те предупредили боевиков: никто их тут хлебом-солью встречать не собирается, так что лучше не соваться, иначе могут быть большие жертвы. Отрезвляющий фактор.

КамАЗы остановились на подъезде к арсеналу, от них подошла делегация для переговоров. Мы успели связаться с командованием и в считанные минуты обговорили тактику действий. Бородачам с автоматами показали вооруженных людей, которые имели свои сектора стрельбы, постращали. Почувствовали, что у них был расчет на то, что мы будем лишь защищаться словесно, что ли, а стрелять не будем. Поспешили их разочаровать, что нами получен приказ: в случае, если они сунутся к арсеналу, стрелять на поражение.

— Да ты что, командир? Нас тут полторы тысячи и все с оружием.

— Вот и ладно, коль так. Пятьсот уложим сразу, а остальные пусть подумают.

Уехали. Таких попыток было несколько. Казалось бы, в такой обстановке особистам в городе появляться противопоказано. Так оно и есть. Но, тем не менее, работали. Да как красиво! На улицах Баку — стихия полного разгула: шляются вооруженные боевики, жгут костры митингующие толпы. А одному нашему сотруднику, Гребенщикову Валентину Нестеровичу, надо идти на встречу с "источником". Что он делает? Надевает офицерскую форму и спокойно идет на явочную квартиру. Перед домом, куда ему надо зайти, человек 25 вооруженных боевиков. Он так достойно вел себя, что прошел сквозь них — и они его не тронули. Провел встречу и так же спокойно отправился обратно в часть. А взять Ивана Ч-ва, который с группой в сто курсантов держал оборону здания ЦК компартии Азербайджана, имея приказ не стрелять!..

Мы, оперативники, работали в основном ночью. У меня были встречи в городе в 12 ночи, в час, в два... Были такие ситуации, что или наш патруль может тебя пристрелить, или бородача из НФА прирежут. Герман Алексеевич как руководитель мог не ходить на многие операции, а все-таки ходил. Если можно было не отправлять сотрудника — ехал сам. Рисковал сильно! Это был Опер с большой буквы. Профессионал высшего класса, которых — по пальцам?..

И.А.Ч-ов, капитан 1 ранга.

— Когда народ в Баку взбаламутился и решил брать приступом здание ЦК, Герман Алексеевич лично поставил мне задачу: не допустить, чтоб толпа прорвалась в здание, и — охрана второго секретаря ЦК компартии Азербайджана Виктора Поляничко. Выделил мне не сотню, а 250 курсантов училища и 13 офицеров. Я, капитан-лейтенант, назначен старшим этого отряда. Мы сумели просочиться в здание ЦК и заблокировать его. А толпа на площади росла на глазах: 20 тысяч, 40 тысяч… Ко мне каперанги подходили с вопросом: что делать? Потому что знали: за мной, молодым особистом, стоит Герман Алексеевич. А его имя на Каспии очень большой вес имело, а в училище — и говорить не надо!..

Мы отфиксировали в толпе людей с оружием, следили за нами, чтоб не было от них провокаций. Но ситуация уже патовая: толпу "завели" до белого каления: одна искра — и она повалит на нас. Присутствие военных, увещевания наши перестают иметь значение. Я из кабинета Поляничко звоню в Особый отдел: “Герман Алексеевич, ситуация выходит из-под контроля. Ваши рекомендации?” — “Ваня, срочно подключай Поляничко и используйте женский фактор. Выставляйте перед зданием цепь женщин, проинструктируйте самых красноречивых. На Востоке к женщинам прислушиваются”.

Мы срочно собрали всех сотрудниц аппарата ЦК, всех работниц — большинство азербайджанки, но была и русские, — и они вышли цепью, взявшись за руки, и хором сказали: "Нет!" Толпа поутихла, теперь стало возможным вести хоть какой-то диалог.

Тем временем ребята из группы "А", переодев Поляничко в рабочую спецовку, вывели его подземными коммуникациями из здания ЦК, а я получил по телефону сообщение: “Иван, держитесь, к вам идет подкрепление!”

Морем доставили на катерах курсантов училища, они высадились на побережье, но к зданию ЦК пройти так и не смогли: толпа на площади была, словно сцементированная. И перед тем, как бородачи из НФА обрезали нам телефонный кабель, я услышал в трубке: “Ваня, подкрепления не будет, но ты запомни: я тебя с ребятами не брошу!..” — в обрыв связи... До сих пор эти слова звучат во мне колоколом…

Вячеслав Авторханов, водитель вспоминает.

— Зная азербайджанский менталитет и некоторый набор слов по-азербайджански, он легко мог общаться с местным населением. Когда в Баку шли погромы, мы находились в городе и нам надо было срочно попасть в Управление. Я вырулил на улицу лейтенанта Шмидта и, поняв, что мы попали если не в ловушку, то в хороший переплет. Улица просто забита людьми: огромная, беснующаяся агрессивная масса. Из машин, кроме нас на черной "Волге", никого. Нас тут же обступили, взяли в кольцо. Просто счастье, что никто не заподозрил в нас армян — разорвали бы машину, как картонную. Что делать? Герман Алексеевич открыл дверцу. Спокойно вышел из машины и спрашивает по-хозяйски: “Кто здесь старший?” Не ожидали такого поворота. Пауза. Угрюмов опять, но уже громче: “Я спрашиваю, кто здесь старший?!” Выдвинулся один, назвался — то ли Мамедов, то ли Исмаилов. Герман Алексеевич делает властный жест: “Гяль бура!” (Иди сюда!) Тот подошел. “В чем дело, что вы тут творите, чем занимаетесь? Вы знаете, что военные с вами, что мы вас в обиду не дадим. Но кто ж так дела делает? Надо все делать грамотно, понял? А чтоб грамотно — надо кое-что соображать. Так вот, сейчас мы все организуем, как надо. Ждите меня здесь, я скоро вернусь”. Сел в машину и сказал: "Трогай!" Минуту назад нас окружала разъяренная толпа, готовая разорвать живьем, а тут — тишина, на лицах застыло выжидательное недоумение. Вежливо расступились. И я поехал по живому коридору. Метров 350 тянулся этот "коридор".

Конечно, мы не вернулись. У Германа Алексеевича на руках был секретный документ, и нельзя было допустить, чтоб он попал в чьи-то руки. Оружия при нас не было. А случилось это на второй или третий день после начала погромов в Баку, в январе 1990 года.

Другой случай: мы выехали в город для очередных переговоров с кем-то из лидеров НФА, остановились в толпе. Бакинцы в тот период дневали и ночевали на улицах и площадях. Германа Алексеевича уже многие узнавали, да и трудно было не узнать: гигант, глыбина! Лидер пока запаздывает, и Герман Алексеевич пытается говорить с толпой, а один авторитет, судя по замашкам, из тех, кто обычно толпу заводит, — все время перебивает его, орет что-то по-азербайджански. Герман Алексеевич опытным взглядом сразу отметил в толпе его нукеров. Заметил, что они вооружены. Быстро поворачивается к этому авторитету и так спокойно, тихо говорит ему: “Подойди поближе”. А среди гомонящего народа поди разбери, что он сказал. Авторитет напрягся, все-таки к нему обращаются: “Чэво сказал? Нэ по-онял!” — “Подойди, говорю, поближе”, — так же спокойно, но уже тише. Нукеры тоже придвинулись, оружие уже держат открыто: телохранители. Только бородач приблизился, Герман Алексеевич одним движением сунул ему в штаны гранату, за ремень. А от кольца — веревочка к пальцу прявязана... Тут же голос у него другим сделался: “Боевиков всех убрать! А хочешь стать шахидом — полетели на небо вместе”. Тот рявкнул — боевики испарились.

Решения он мог принимать молниеносно и не терял самообладания в самых, казалось бы, тупиковых ситуациях. Зато, когда посылал на задание сотрудника, — десять раз взвешивал, насколько оно опасно и как опасности можно избежать. Прорабатывал все возможные варианты обеспечения его безопасности, и пока тот не возвращался, заметно было, что сильно нервничал. Людей своих очень ценил

Пока бакинский порт не был блокирован из НФА, мы успели вывести много армянских семей в Россию на кораблях флотилии. Когда он спал — никто не знает. Казалось, сутками работал. Однажды ночью позволил мне немного отдохнуть, но только я приклонил голову к подушке — звонок: “Срочно ко мне!“ Являюсь. Он говорит, что неожиданно осложнилась обстановка: боевики захватили часть судов и блокировали выход из бухты.

Настроены истерично и крайне агрессивно. Якобы они владеют информацией, что на кораблях мы вывозим не беженцев, а секретные архивы и оружие. Требуют проверки.

“Я договорился встретиться прямо в море с их представителями, но некому повести катер. Решай: ты как? Но учти одно: ситуация крайне серьезная, можем и не вернуться”. — “Герман Алексеевич, уже решил: я с вами”. — “Тогда слушай меня, хохол. (Он почему-то называл меня хохлом, хотя прекрасно знал, что я чеченец.) Сегодняшняя поездка и судьба наша будет зависеть от того, насколько нам с тобой повезет. Оружие нам брать нельзя. Но если нас попытаются взять живьем, то зачем нам мучиться?.. Все равно поглумятся, а потом скормят рыбам. Лучше взорвем и себя, и их до кучи. Я вот что придумал...”

И мы смастерили себе по приспособлению — такому, знаешь, "мечта камикадзе"… "Эфку" примотали скотчем к поясному ремню на спине, отогнули усики у чеки, к кольцу привязали веревочку, ее пропустили через рукав и конец веревочки закрепили на широкой резинке, которую надели на большой палец. С виду резинка похожа на пластырь, подозрений вызвать не должна. Попытаются нас взять — "дерни за веревочку, дверь и откроется"...

Я завел катер, поехали. Погода отвратная: холодный ветер, дождь. Нас ждали. Встали на рейд — вижу, что фарватер в бухту нам перекрыли. Все мы в ловушке. К нам на борт запрыгнули четыре автоматчика, направили стволы (предохранители сняты): "Сидеть и не шевелиться!"

“А разговаривать-то можно? Все-таки на переговоры приехали”. Бородачи совсем молодые, морды фанатичные, в глазах, кроме свирепости, ничего не читается. По всему видно, что их хорошо заинструктировали, и как только будет отмашка, не задумываясь, резанут из всех четырех стволов. “Ну, раз говорить можно, то пока вашего начальства нет, я вам анекдот расскажу — как раз к случаю”, — и давай травить им анекдоты. Не припомню уж, о чем они были, но ситуацию разрядил. Появились "переговорщики", когда мы окончательно замерзли. В результате выборочно осмотрели несколько кораблей, обшарили трюмы, все корабельные закоулки — оружия нет, есть только трясущиеся от страха старики, женщины и дети. Помнится, одна родила прямо в море... Закончились переговоры миром — нас отпустили, убрав судно с фарватера: "Ступайте домой!"

Четыре часа мы просидели с ним под прицелом, у меня рука уже занемела от напряжения — та, к которой веревочка была привязана. Вернулись в порт, вышли из катера, пересели в "Волгу". Доехали до его дома, вылезли из машины. Уже светать начинает.

“Ладно, — говорю, — Герман Алексеевич, я пошел”. А жили мы с ним ровно в 230 метрах друг от друга, я шагами промерял. “Нет, машина тебя довезет”, — голосом непривычным. Смотрю — у него слезы по щекам текут. “Что с вами, Герман Алексеевич?!” Он прижал меня, постояли так немного. “Ничего, порядок. Я тебя все-таки сохранил, значит, порядок”. У меня самого до сих пор слезы наворачиваются, когда вспоминаю этот эпизод!.. О себе не думал. Хотя я тогда был еще холостым, а у него жена и двое парнишек.

Ю.А.Мальцев, капитан 1 ранга.

— В Баку, когда экстремисты попытались овладеть нашими архивами и оружием, Герман Алексеевич так умело водил их за нос, что смог вывести не только документы и оружие, но эвакуировать весь отдел, семьи сотрудников, в том числе проживавших в городе, членов семей офицеров Каспийской флотилии и все, что представляло какую-то ценность. Боевики готовили покушения на членов офицерских семей — мы предотвратили их. Готовилось покушение и на самого Германа Алексеевича, когда он перекрыл им источники финансирования, вычислив их по оперативным данным. Среди экстремистов были неглупые и обученные кадры, которые раскусили, кто им все время встает поперек дороги... Он, как паук в центре паутины, чувствовал малейшее подрагивание каждой нити и тотчас реагировал. Придумывал головоломные комбинации, ложные варианты, умело доводил до боевиков из Народного фронта — и всякий раз они "покупались"; устраивал "утечки" информации о продвижении автобусов и грузовых машин, которые уходили совсем в другую сторону и в другое время. Безопасными маршрутами вывез всех и все. Сам убыл из Баку последним.

Выпускник Каспийского высшего военно-морского училища имени Кирова, четверть века проживший и прослуживший в Баку, теперь он вынужден был покинуть этот город навсегда. За восемь месяцев он с нуля создал Особый отдел военной контрразведки в Новороссийске, где не было даже места, куда приткнуться. Вскоре отделу городские власти выделили помещение, машины, даже катер. В условиях разнузданного "наката" средств массовой информации на армию, флот и органы безопасности пробил начало строительства жилого здания для своих офицеров. И довел бы дело до конца, но последовал его перевод на должность начальника Отдела военной контрразведки по Тихоокеанскому флоту.

О. И. П-ов.

— Я в то время исполнял обязанности начальника финансово-хозяйственного управления. Находились мы на улице Некрасовской во Владивостоке в старинных казармах, которые за давность постройки называли "царскими конюшнями". Возвели их еще в 1913 году. Можно представить их состояние. На армию и флот правительство в то время махнуло рукой, и матросы были одеты — без слез не взглянешь. А тут еще сломалась машина, которая везла Германа Алексеевича из аэропорта в отдел. Такое вот у него оказалось первое знакомство с новым местом работы. Построил он личный состав, оглядел и говорит:"Та-ак, банда, вас здесь скоро не будет, я вас отсюда переселю. Но прежде я вас одену".

Я получил задание: узаконить принадлежность нам земельного участка, на котором расположены "царские конюшни". Перелопатив все архивы, я нашел зацепку, что в 1926 году это здание было национализировано ГПУ. Для него это оказалось достаточным. Он подключил депутатов, городские власти, банк, строительную компанию, выработал условия договора и схему распределения квартир: половина — на коммерческую продажу, четверть — продажа по себестоимости, оставшаяся четверть — выделить бесплатно за счет продажи элитных квартир. Заложили сразу три 14-этажных дома. При нем получили квартиры 56 семей. И не только семей.

В.В. Прядко, военный строитель.

— При этом Управление контрразведки не потратило ни копейки бюджетных денег. У нас было много молодых сотрудников, он не забыл и про них: один из этажей предложил отдать под квартиры гостинничного типа — для неженатых офицеров, мичманов, прапорщиков. Я было сказал, что нам это экономически невыгодно, да и нет денег на проектно-изыскательские работы, но он ответил: "Нет! Строить будем именно так". И разыскал ведь!..

О.И. П-ов.

— Надо сказать, что успехи в строительстве у него совпали с успехами в службе. На границе с КНДР наши сотрудники сумели взять с поличным торговцев героином: 87 килограммов чистой отравы — самая крупная партия по тем временам! Сделали элементарную подставу и взяли контрабандистов с поличным.

Тогда же, пожалуй, впервые контр-адмирал Угрюмов появился на телеэкранах, его имя "засветили" печатные СМИ, когда он дал интервью по делу арестованного сотрудника газеты "Боевая вахта" Григория Пасько.

П.А. Евдокимов, военный журналист.

— Герман Алексеевич прекрасно понимал, что дело будет скандальным, что времена СССР канули в лету, ситуация в стране иная, что отдирижированная пресса обрушится на него — "душителя свободы слова". Так и получилось: на защиту "эколога" в погонах были мобилизованы крупные силы западных правозащитников, записных наших, подключены пресса, радио, ТВ. Суд, однако, подтвердил правоту Угрюмова.

Н.А. Медведев.

— Я столько проработал рядом с Германом Алексеевичем, что твердо знаю: если бы не было реальных материалов, а лишь неясные зацепки — он никогда бы не дал делу хода, А дальше я рассуждаю как оперативник и приглашаю читателей мысленно проследовать за мной. Для того, чтобы заявить, связан ли человек с иностранной разведкой или нет, мне нужны данные, что этот человек встречался о представителями иностранной спецслужбы с соблюдением мер конспирации. Коль это было, то делаем вывод: стало быть, в такой встрече присутствует некий умысел. Если умысел есть, то речь однозначно идет о шпионаже. Иначе зачем честному журналисту конспирировать встречу? Ну а уж коль за "открытую информацию", переданную в условиях конспирации представителю иностранной спецслужбы, человек получает деньги, то тут не о чем разговаривать, кроме как о том, какова степень ущерба нанесена стране передачей этой "открытой" информации.

В 1998 году Герман Алексеевич был переведен в Москву и на следующий год возглавил Департамент по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом. Понятно, что главным объектом для него стала Чечня. Угрюмов лично отвечал за работу спецслужб в кавказском регионе. В его оперативном подчинении находился Центр специального назначения ФСБ, в который на правах управлений входят знаменитые группы "Альфа" и "Вымпел".

А. Ладанюк, офицер ФСБ.

— Его неповторимость в разработке операций приводила в бешенство чеченских боевиков. Для разработки операций он выезжал в самые отдаленные районы Чечни, находящиеся под контролем бандгрупп. Ребята из "Альфы" и "Вымпела" поражались его мужеству и готовы были лететь или ехать с ним куда угодно. Мы неоднократно фиксировали радиоперехваты вроде этого: "Э, слюшай, что у вас там дэлается! Куда вы смотрите, если вчера у вас под носом крутился этот толстый адмирал? Почему не замочили? Разъезжает, наглец, по Чечне, как у себя дома!.." Были указания от разных полевых командиров чеченскому спецназу: взять "толстого адмирала" в заложники, на худой конец — пристрелить или взорвать. Наша служба всякий раз предотвращала покушения на него. За голову Германа Алексеевича была обещала огромная сумма в американской валюте.

Имя его в полную мощь прозвучало, когда во всех СМИ прошла информация о захвате Салмана Радуева, которого в результате операции, разработанной Угрюмовым, взяли без единого звука в доме у любовницы. "Главное, что он успел сделать в Чечне, — это сорвать амбициозные планы террористов по захвату городов, проведению контрнаступлений в широкомасштабных диверсий. Это ведь при нем была здорово "почищены" полевые командиры среднего звена", — сказал уже после смерти адмирала заместитель полпреда России в Южном округе Николай Бритвин.

Из Чечни Герман Алексеевич практически не вылезал: домой прилетал на пару дней и отправлялся обратно. Солнечным днем 31 мая он вышел из вагончика, потирая ладонью левую сторону груди, присел на стул у входа и вдруг, тихо охнув, стал падать. Находящийся рядом офицер успел подхватить его. Адмирала уложили на землю, едва ли не в ту же минуту рядом о ним уже был врач из группы "А", который сделал прямой укол кардиамина в сердце. Подбежали другие доктора, и пока они пытались вернуть Героя к жизни, у адмиральского вагончика на коленях стоял боевой офицер, прошедший не одну "горячую точку" и повидавший немало смертей, и, плача, громко молился: “Господи Боже мой, если ты только есть, оставь его живым! Господи, оставь его живым! Не дай ему умереть, Господи!”

… Адмирала похоронили в Москве, на Троекуровском кладбище. Первая горсть земли, брошенная в могилу, была чеченской. Когда прозвучал прощальный салют — пошел дождь. Заплакало и небо…