Спрут по имени Взятка

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Спрут по имени Взятка

Россию сотрясают коррупционные скандалы. В конце 2012 года расследование хозяйственной деятельности Минобороны привело к отставке военного министра, а несколько сотрудниц высшего аппарата МО, получившие прозвище "амазонки Сердюкова", стали обвиняемыми по уголовным делам. По подсчётам следователей, аферисты из «Оборонсервиса» облегчили державную казну более чем на 13 миллиардов рублей.

Зимняя Олимпиада в районе Сочи, до начала которой остаётся чуть меньше года, прославилась запредельно дорогими объектами. Чего стоит одна «золотая» трасса Адлер - Красная Поляна. А стоит она 7,5 млрд. долларов США (для сравнения: полёт на Марс аппарата NASA обошёлся в три раза дешевле). Счётная палата РФ выявила в госкорпорации «Олимпстрой» перерасход средств на 15,5 млрд. рублей. В апреле в отношении бывшего главы совета директоров компании «Курорты Северного Кавказа» Ахмеда Билалова было возбуждено уголовное дело о злоупотреблении полномочиями.

А буквально на днях помещён под домашний арест председатель правления Росбанка Владимир Голубков, обвиняемый в коммерческом подкупе.

Коррупция пронизывает все этажи и уровни российской власти, все сферы экономики. О корнях коррупции и о возможных путях преодоления этого социального недуга мы беседуем с известным адвокатом, вице-президентом Межрегионального фонда социальной безопасности «Правопорядок-Щит» Леонидом Прошкиным.

«ЛГ»-ДОСЬЕ: Прошкин Леонид Георгиевич выпускник юридического факультета Томского госуниверситета (1974). С 1972 года – на следственной работе в Кемеровской области. С 1982 года – работник Прокуратуры СССР, затем Прокуратуры Российской Федерации. В 1994–1996 гг. – заместитель начальника Управления по расследованию особо важных дел. Государственный советник юстиции 3-го класса.

– Ещё наши великие классики – Радищев, Некрасов, Гоголь, Салтыков-Щедрин, обличали мздоимцев, но чиновники по-прежнему воруют, вымогают, «откатывают», «пилят» госбюджет, копят бабло... Отправляя его в зарубежные банки (не потому ли у нас поднялась такая истерика, когда на Кипре случился финансовый кризис?). Конечно, не все чиновники такие, не поголовно, но ведь, как выясняют следователи, очень многие. С чем связано распространение коррупции? Виноват менталитет? Или, может быть, несовершенство законодательной базы, которую у нас веками не могут отрегулировать? Как обрубить щупальца коррупции?

– Если сравнить страну с живым человеком, то становится ясно, что болен весь организм, все его системы. Вот в традиционном понимании коррупционер – это чиновник-взяточник. А если чиновник взяток совершенно не берёт, но помогает своим родственникам заниматься бизнесом, причём используя своё служебное положение, – он коррупционер или нет?

– Конечно, это тоже одна из разновидностей коррупции, причём весьма распространённая. Наша страна ратифицировала конвенцию ООН о борьбе с коррупцией, только вот наши лукавые законодатели посчитали излишней статью 20 о незаконном обогащении: «При условии соблюдения своей конституции и основополагающих принципов своей правовой системы каждое государство-участник рассматривает возможность принятия таких законодательных и других мер, какие могут потребоваться, с тем чтобы признать в качестве уголовно наказуемого деяния, когда оно совершается умышленно, незаконное обогащение, т.е. значительное увеличение активов публичного должностного лица, превышающее его законные доходы, которые оно не может разумным образом обосновать». Эту статью у нас не приняли, потому что она напрямую угрожает благосостоянию чиновников, нажитому на коррупционных сделках.

– А как же многочисленные отчёты, декларации о доходах? Если, упаси бог, у меня, некоего крупного чиновника, заработок миллион рублей в год, а я приобрёл не за границей, а у нас, в России, чего-то на пять миллионов, у меня спросят, откуда я взял ещё четыре миллиона. Вот это и есть борьба. То есть, по существу, мы, не приняв эту статью, идём к тому, что явочным порядком делаем всё то, что там предусмотрено.

– А что вы можете сказать по поводу предполагаемого запрета на владение зарубежной собственностью для госслужащих и для их ближайших родственников?

– Эта мера не излишняя, просто я боюсь, что она будет исполняться так, как всё остальное, то есть плохо. Я думаю, что не очень сложно заиметь собственность за рубежом на кого-то другого. На двоюродного племянника троюродного дяди. Или на человека, с которым учились в одном классе, в одной группе, вместе работали когда-то. Это уже вопрос техники.

Я отработал 27 лет на следствии. За эти годы мне взятку предлагали два раза. Один раз предлагали двадцать четвёртую «Волгу», а в другой раз – две упаковки крышек для закатывания консервных банок.

Я работал в Кемерове в прокуратуре Кировского района, и там на одного студента написали заявление, будто он изнасиловал девчонку. Я разобрался, что у него просто вымогала деньги мама вот этой девчонки, узнав, кто у него папа. Этот студент был задержан, потом его освободили, уголовного дела в итоге не было, а потом ко мне приехал его папа, человек, по тем временам очень много зарабатывающий, – из Норильска, с горно-обогатительного комбината. И вот он просто зашёл ко мне поблагодарить и предложил ту самую «Волгу». Я на него наорал, в итоге мы с ним выпили бутылку водки, которая стояла у меня в сейфе, и разошлись.

А второй случай произошёл в райцентре, всё в той же Кемеровской области. Там погиб студент. Я тогда был прокурором-криминалистом, в этот район выезжал с каким-то другим делом, и меня попросили разобраться. А дело было так: на самосвал «ЗИЛ-555» грузили картошку. Борт у этого грузовика открывался вверх, тяжёлый, металлический; он был подпёрт деревяшкой. Студент забрасывал туда мешок и выбил эту стойку, она упала, и его разрубило пополам. Я разобрался и выяснил, что студент был пьяный: они всю ночь пропьянствовали, а утром пошли на погрузку. Хотя инструктаж по технике безопасности прошли.После моего вмешательства было отказано в возбуждении уголовного дела. И вот тогда мне управляющий отделением совхоза в качестве взятки предложил эти самые крышки. Я на него наорал, но эти две упаковки по сто штук у него купил за «родную» цену. Потому что это был страшный дефицит.

Это всё, что мне предлагали за мою работу. Ну а сейчас мне очень стыдно за следствие, которому я отдал большую часть своей сознательной жизни, за ту ситуацию, в которой оно оказалось.

– Кстати, как вы относитесь к тому, что эти ведомства сейчас развели – Следственный комитет существует отдельно от Генпрокуратуры?

– Я считаю, что это плохо. Раньше, когда я уже стал работать адвокатом, защитнику намного тяжелее было общаться с полицейским следствием, чем с прокурорским. Больше порядка было в прокурорском следствии. Сейчас прокуратуру лишили очень многих полномочий в смысле надзора за следствием, да ещё в ситуации, когда весь государственный организм больной. Конечно, за следствием нужно надзирать. Видя нарушения прав участников процесса – обвиняемого или потерпевшего, я, адвокат, сделать практически ничего не могу. Мешают. Причём высокопоставленные чиновники.

– Считается, что наша системная коррупция препятствует присутствию на нашем рынке иностранных предпринимателей. А есть и другое мнение, что кого-то из них, напротив, устраивает такой климат, где можно договориться, «порешать вопрос с понимающим человеком» и открыть своё дело без лишних сложностей, без экологической экспертизы, например.

– Да, с одной стороны, с серьёзными, долгосрочными проектами к нам не идут. Потому что боятся: сейчас мы будем три года запускать проект, а как начнём благополучно работать, то у нас его отнимут. И, в общем-то, есть основания бояться. С другой стороны, быстренько какую-то операцию провернуть, деньги прокрутить – а почему бы нет? Ведь хочешь не хочешь, на Западе два-три процента в год считается хорошей прибылью. А у нас? Заработать в год 10–15% от одного даже миллиарда, ну пускай из этих денег какую-то часть отстегнёшь, но всё равно прибыль-то о-го-го какая!

Обидно другое. И в том, и в другом случае к нам относятся без уважения.

– Коррупцию, как известно, порождают, с одной стороны, законы, несовместимые с нормальной жизнью, а с другой – всевластие чиновников. Пример – «нулевое промилле», которое многие считают абсурдным даже с биологической точки зрения. Например, человек полчаса назад принял лекарство на спиртовой основе, он абсолютно трезв и адекватен, но спиртометр показал «ненулевое» содержание алкоголя, а это значит, что он – злостный нарушитель ПДД. Соответственно этот человек вынужден будет «решать вопрос». Он будет платить взятку, будет провоцировать на взятку сотрудника ГИБДД.

– Мне как юристу многие законы не нравятся. Но мне больше не нравится, что и эти законы, которые мне не нравятся, которые, на мой взгляд, неправильные, но они приняты и их нужно соблюдать – не соблюдаются. И многие вещи делаются у нас не по закону, а по понятиям. Что касается промилле, предположим, сейчас введут допустимые три промилле, а у человека обнаружили четыре. И он всё равно будет «решать вопрос». Введение допустимого ненулевого промилле проблему гаишных взяточников не решит. И, я думаю, было бы лучше, если бы прекратили практику, когда дежурный гаишник по окончании смены должен отдать условленную сумму командиру взвода, а у командира взвода есть определённая сумма, которую он должен отдать вышестоящему. Бороться нужно не с законом, а вот с этими неофициальными отношениями, с этими «понятиями».

– Мы говорили про государственные меры по обузданию коррупции. А как вы относитесь к общественным инициативам, к тому, что факты «значительного увеличения активов публичного должностного лица», как это называется в Конвенции ООН, предаются гласности?

– Я за то, что нужно бороться всеми возможными способами, в том числе и общественными. Бороться нужно в силу своих возможностей, в том числе и адвокатских. Хотя довольно часто приходит потенциальный клиент с каким-то конкретным делом, мы готовы за него взяться. Но один из первых вопросов: «А сколько нужно занести?» Я говорю: «Ребята, вы пришли не по адресу. Если вы сейчас пойдёте к тому, кто пообещает «занести» и замять дело, то смотрите: вас оберут и ничего не сделают». И бывали случаи, когда через некоторое время этот человек приходит вновь и говорит: «Да, вы правы, меня обобрали, давайте с вами будем заключать договор, но имейте в виду: у меня уже и денег-то особых не осталось».

– Что нужно делать, чтобы организм вылечить? Провести ли радикальную чистку управленческих кадров, начиная с самого верха и заканчивая ЖЭКами и районными отделами полиции, или переписать законы, или принять пресловутую 20-ю статью Конвенции ООН, предписывающую карать за незаконное обогащение? Или давать премии блогерам, которые сообщают о депутатских домиках в Май­ами?

– Давайте начнём с 20-й статьи. Если обогащение незаконное, то за это надо привлекать к ответственности. И не важно, подписана статья или нет. Переписать наши законы? Ладно, напишем другие. Они точно так же не будут выполняться, как не выполняются ныне действующие.

Да, надо очистить органы власти от коррупционеров. Но кто будет очищать? Я замечал: почти всегда, когда мы, следователи и адвокаты, сталкивались с сотрудниками Департамента собственной безопасности МВД, в чьём ведении борьба с коррупцией в полицейских рядах, мы видели – эти милицейские чиновники ездят на самых дорогих иномарках.

С 1996 года я работаю адвокатом. С каждым годом адвокатам по уголовным делам становится работать всё хуже и противнее. Если раньше можно было что-то сделать, то сейчас весь ход процесса запрограммирован, результат известен заранее. На мой взгляд, в наших судебных процессах состязательности, сопоставления доводов сторон при рассмотрении дела не происходит.

Тем, кто будет лечить наш «организм», надо быть готовым: будет очень тяжело.

Беседовал Владислав ПОЛЯНСКИЙ