Олег Шестинский ПОЗНАНИЕ ДУШИ

Олег Шестинский ПОЗНАНИЕ ДУШИ

Это, может быть, сама пронзительная книга, которую я прочитал в последнее время. Не поэма, не проза, она прочитывается залпом и возбуждает в уме рой идей, сопоставлений. Охватить ее всю разом невозможно, настолько она насыщена опытом автора, его знаниями, его провидчеством.

Мой высокий тон — не от комплиментарности автору, а от осознания непознанного и нераскрытого в таинственных богатствах русской литературы и того, как редко и трудно мы подбираемся к ним. Поэтому всякая попытка — пусть и с гипотетическими предположениями — заслуживает и огромного внимания, и доброжелательного тона.

Я коснусь лишь нескольких вопросов, заключенных в книге и опровергающих расхожие установки, которыми нас пичкали со школьных лет.

I

Прежде всего о "Слове о полку Игореве", анализируя которое, автор приходит к выводу, существенному для всей истории России, и заставляет иначе взглянуть на изначальный ее древний период.

Если мы стремимся к прочному объединению народов России, крепим их узы, то мы, научно переосмысливая "Слово…", должны прямо сказать вслед за автором: "Слово…" — фундамент нашего государственного мышления и являет собой на деле "800-летний гимн Евразийству", а не продолжать трактовать его, как "антиполовецкое возвание", как это делают многие из его исследователей.

Ибо Евразийство, как мы его понимаем, — это возможность каждому народу, живущему на просторах России, твердо укорениться в почву России, стать ее патриотом, внося все свои культурно-национальные ценности и трудовую обученность в общерусскую сокровищницу. Это относится ко всем: к башкиру и ингушу, еврею и якуту… Ко всем. Братское сосуществование народов в России может быть только на такой основе. Но эта основа — как бельмо на глазу (веками и особенно сейчас, когда Россия слаба) у наших недругов.

Конечно, книга вызовет споры. Да автор и сам идет на них своим виденьем исторического процесса.

Ведь это действительно революционный подход, когда многими доводами Н.Переяслов утверждает, что "почти все хотят выдать свадьбу за битву". А битвы как сердцевины "Слова…" не было! Были заурядные степные схватки, нападение на свадебный кортеж, когда князь Игорь, женя своего сына Владимира на дочери Кончака, отправил его к невесте. Но силы, враждебные Кончаку, захватили Владимира, едва лишь он отпустил конвой, и последовало трехлетнее пленение юного князя, который, находясь в плену, написал "Слово…". Гипотеза поразительная, но отбросить ее на корню — это бездумно и нерасчетливо в научном мышлении. И кто знает, может быть, поиски ученых увенчаются открытием иных, более веских доказательств гипотезы автора. Учтем и то, что пленник содержался с соблюдением всех княжеских привилегий — мог не только тешить себя охотой, но и творить, выявляя свой недюжинный талант и сильные вызревающие качества политика.

Уж представляю, как будут иронизировать оппоненты Н.Переяслова, когда познакомятся с гипотезой, что Ярославна, 16-летняя жена Игоря, полюбила его сына Владимира. И князь Игорь, смущаемый подозрениями и предчувствиями, стремился совершить свадьбу сына как можно скорее. Н.Переяслов обставляет свою гипотезу серьезными доводами (а гипотеза в том, что известный ее "плач" обращен именно к полюбившемуся пасынку, недоступному ей). Повторяю — это гипотеза. Но только благодаря гипотезам мы можем прорваться к истине, они — тот шаткий мостик через бурную реку, по которому рискнет идти только отважный.

Да, это гипотеза! Но история — это только набеги и удары мечей, и неведомый нам закамуфлированный чувственный трепет, способный биться в каждом человеческом сердце.

Как не согласиться с Н.Переясловым, когда он пишет, что "для понимания сокровенной сути поэмы мы должны научиться всматриваться не только в верхнее содержание "Слова…", но и во всю его многоэтажность". А многоэтажность его велика. И постигать ее для читателя — труд ума и душевной радости, потому что высвечивается великая мысль: не только воинской бранью сильна Русь и Россия, но и своими миропроявлениями, что и окутывает ее духовной аурой.

Иными словами, позволяя себе метафоричность, я скажу, что Н.Переяслов, как чудотворец, превращает кровь в свадебное вино и плач Ярославны в свадебную песню! Многим впору схватиться за голову! Он пишет: "Из свадебных песен родился плач Ярославны" и предлагает доводы в свою защиту. "Полечу, — рече, — зегзицею по Дунаеви", — это, мол, только зеркальное отражение обрядовых песен:

Попрошу я, молодешенька,

я у ласточки перьица,

у касатки крыльца.

Полечу я молодешенька…

Не один год жизни отдал Н.Переяслов размышлениям о "Слове…", и потому так доверительно звучат его слова: "Но что я могу поделать, если каждую ночь ко мне является измученный 800-летним непониманием князь Игорь и, тяжело опускаясь на расшатанный стул, просит избавить его от славы неудачливого князя-авантюриста…"

Здесь интимно-образная перекличка автора и князя свидетельствуют хотя бы о том, что гипотезы и доказательства выстраданы Н.Переясловым, а благородная способность выстрадать дана не всякому.

II

Затрону одно важное утверждение Н.Переяслова, тоже идущее вразрез с большинством.

Либеральные круги сотворили из Владимира Высоцкого своего кумира. Он — "совесть нации". Впрочем, по разряду "совесть нации" у нас нынче стали проходить многие — и С.Ковалев, и М.Жванецкий, и Г.Хазанов, и даже, кажется, Виктор Ерофеев. То есть можно подумать, что мы по удельному весу самая совестливая нация в мире. Легко нынче присуждаются нравственные ярлыки — будь у тебя прозападный настрой ума да толстый кошелек.

А имеет ли право В.Высоцкий претендовать на это звание? Даже по измельчавшему нынешнему тарифу?

Помню, давно, придя домой и услышав, что мой сын-подросток слушает пленки В.Высоцкого, я выключил магнитофон. Почему? Потому что при всех своих антигосударственных наскоках, неподчиненности общенавязываемому, раскованности сердечного артистизма, он, В.Высоцкий, мне чужд как богохульник, как, пожалуй, ПЕРВЫЙ песенник России, с таким остервенением набросившийся на православие. Я далек от мысли, что это было спровоцировано кем-то (хотя за его спиной всегда толклась разнузданная ватажка). Но он глубоко бесчувственно относился к православию и глумился порой над ним. Определенным кругам это казалось смелостью и вызовом системе. А в сущности В.Высоцкий своим ерническим антиправославием навредил многим чистым открытым душам молодых людей, забросив исподволь в них семена зла.

Н.Переяслов впервые так сконцентрированно сказал о глубокой глухоте барда к тому, что — хотим мы или не хотим — составляет нравственную основу России — к ее православию:

…Спасибо вам, святители,

что плюнули да дунули,

что вдруг меня родители

зачать меня задумали…

Или:

…На бога уповали бедные

потом узнали — нет его…

Эти выписки можно продолжать долго, да только надо ли? Они общеизвестны.

Н.Переяслов, затрагивая последний период творчества В.Высоцкого, видел надежду на его (хотя бы частичное) духовное перерождение, но, к сожалению, оно не успело осуществиться…

III

Глава "Не убоявшийся тайны времени" — о Владимире Солоухине. Интересный и глубокий анализ его творчества на фоне современной ему литературы.

Но я выделю только одну черту разбора как особо насущную — "о русскости" его прозы. Н.Переяслов замечает: "На книгах В.Солоухина можно править чувство русскости". Как это перекликается с заповедными мыслями владыки Иоанна "о всечеловечности русского характера"! И владыка Иоанн добавляет: "Такой русскости почти не осталось". Страшные слова! И, как ни странно, а "русскость" — очень редкое слово, вы его не найдете ни в одно солидном словаре русского языка. Что же оно означает? И несомненная заслуга Н.Переяслова в том, что он, по-моему, первым сформулировал суть этого понятия — "русскость":

"…Отстаивание русскости — это никакой не шовинизм, и порождена эта борьба не стремлением подмять под себя другие нации и культуры, а наоборот — осознанием той опасности (разрядка моя — О.Ш.), которая исходит именно для русской нации и русской культуры со стороны других, более агрессивных в ментальном плане этносов".

Итак, новое слово, рожденное жизнью и не занесенное ни в какие словари, — это знак опасности, чувствование ее, это набатный колокол, который еще не гремел так громко, как сейчас, единя честных русских людей для защиты (пока мирной) своей Родины.

Пусть вскинут руки и грозно замашут ими на меня наши либеральные деятели вроде господ Швыдкого, Лошака, Березовского, Абрамовича, Гайдара и иже с ними, но разве сейчас не начинает оглушать их нарастающий гром русскости, того набата, о котором они еще не ведали в начале перестройки и своей финансово-общественной деятельности?..

Никого не пугаю, но призываю опомниться и понять, что если русские деятели патриотического направления, отброшенные от СМИ, от экрана телевидения, т.е. от возможности говорить свою правду о народе и для народа, уже возводят свое положение до защиты русскости, то припомним, что не столь голод, сколь унижения доводили рабов до восстания.

IV

Одна из принципиальных глав книги Н.Переяслова — "профессор Г-ев и Христос". Суть ее проста: профессор, защищая православие со своей точки зрения, предлагает "улучшения" и "поправки", а зачем? Я вслушиваюсь в его голос и ощущаю, что он мне предлагает иное православие, а не то, которому были беззаветно и не сомневаясь ни в чем верны мои предки. С "неулучшенным" православием, они стояли за Россию и спасали ее от бед. Зачем же мне, православному, добиваться обновления себя?

Профессор укоряет РПЦ "за трусость, рутину, ханжество, корысть". Не спорю — возможно, есть тому примеры. Но и я-то знаю иных: отца Андрея из Волхова, отца Дионисия из Москвы, отца Петра из Можайска, отца Евгения из Самары, которые суть образцы христианской нравственности, и на их фоне я вижу, как я грешен. Всякие люди есть в любом обществе, но зачем же на основе отдельных персоналий клеймить весь сонм людей?

Я — православный, как и профессор. Но духом богоискательства в стиле Даниила Андреева — крупного мыслителя и прекрасного поэта (на мой взгляд, заблуждавшегося в вопросах веры) порою веет от размышлений профессора. Это ведь Д.Андреев предложил поклоняться "некой светлой духовности" и "братству людей"…

Я призываю к терпимости в полемике. И пишу не как дилетант, а как автор опубликованных художественно-христианских произведений. И я чувствую себя не "улучшенным" православным, а тем, который не хочет менять в вере ничего, — это ведь мое право, моих убеждений.

Да, есть еще немало нерадивости среди лиц, призванных укреплять православную систему жизни. Но вспомним, господин профессор, что Русская Православная Церковь — в осаде, и ее возрождение мучительно. Да, мучительно, как при первых христианах. Экуменизм, католицизм, баптисты — с одной стороны, а с другой — фонд Сороса, всеми силами пытающийся подменить православие экуменизмом.

Да разве можно ополчаться православным христианам друг на друга при таком невыносимо наступательном походе прямых и косвенных недругов? (А почему наша Церковь в осаде? Да потому, что православно-патриотическая идеология всегда была хранительницей, или, как написано на могиле владыки Иоанна, "защитительницей" России. Потому что какие бы идеологии сегодня — и левые, и правые — ни мастерили для России знатоки, — они не станут для нас теми, которые крепили мощь Великой Империи.)

Недаром приводит Н.Переяслов цитату Г.Драгунского: "Мощная экспансия Православия заставляет тревожиться… Не превратится ли она в жестко организованный главПУР Новой Империи".

Цель-то у подобных публицистов одна: уничтожить самобытность России и добиться ее прозападной ориентации. Прав Н.Переяслов, заявляя, что такая конфессия уже есть. "Еще имя у ихнего божества такое необычное… Ах, да — ЛУКАВЫЙ!.."

Так что, господин профессор, перед лицом прозападной духовной опасности нам, единоверцам, лучше пожать руку друг другу, чем выискивать червоточины в воздвигнутом предками храме.

V

Книга "Нерасшифрованные послания" ценна тем, что внимательный читатель увидит в ней не только литературоведческую "нерасшифрованность", но и расшифрованность "Троянского коня", знающего, как захватить русскую душу, переиначить ее, а вместе с ней и Россию.

Я разглядел в книге ратника с крестом и мечом, обороняющего Россию. Ее страницы другими литераторами будут распахнуты глубже, чем это сделал я, и читатель будет оглушен известиями о совершаемом духовном подлоге, все время подсовываемом России.

А уж когда оглушение пройдет, он поймет, что за цельность России нужно бороться не лозунгами и трескотней, а уходить в проницательно-изощренный труд, что и совершил в своей книге Николай Переяслов.

Николай ПЕРЕЯСЛОВ. НЕРАСШИФРОВАННЫЕ ПОСЛАНИЯ. (Загадки русской литературы от "Слова о полку Игореве" до наших дней.) —

Сборник литературоведческих и критических статей. -М.: "КРАФТ+", 2000. — 320 с.