Тит КОНТИНЕНТАЛЬНОЕ БАРОККО АЛЕКСАНДРА МОСКВИТИНА

Тит КОНТИНЕНТАЛЬНОЕ БАРОККО АЛЕКСАНДРА МОСКВИТИНА

Задворки мегалополиса. За окном уже бывшей мастерской художника Москвитина — солнечное безвременье. Там пыльный, промышленный ландшафт: обрезок трамвайных путей, острова увядающей чувственной зелени, белесое кембрийское море плоских и невзрачных заводских корпусов.

Здесь, внутри покинутого помещения, такая же светлая пустота, неопределенность и пыльность. В пространстве этой огромной, как аудитория, комнаты витает пряный дух копченой рыбы. Коптильни сверху и снизу... Экзотическое соседство, в конце концов, подвело черту под темой "мастерская". Оказывается, Москва с каждым годом все больше и больше потребляет копченой рыбы, посему данное производство требует расширения, а соответственно — новых помещений. Очень скоро не будет здесь ни художника, ни его картин — тысячи пахучих и жирных анчоусов засияют латунным блеском в лучах цепенеющего под вечер, имперского солнца.

Москвитин еще неделю назад вывез отсюда стулья, этюдники и старый диван — теперь осталось пристроить собственно картины. Большого формата холсты, натянутые на подрамники, обреченно стоят, прислонившись "лицом" к стене. Их участь предрешена — завтра их надолго запрут в темный сухой отсек на каком-то безвестном складе, законсервируют до лучших времен. Не скоро еще "кочевник" Москвитин найдет по сходной цене ангар для своих огромных, как штабные карты, произведений.

Но это "будущее" еще не настало, в то время как "прошлого" тоже нет как нет. Москвитин, по необходимости назначив мне встречу в своей уже бывшей мастерской — шагнув из не наступившего будущего в исчезнувшее прошлое, неизбежно попался в капкан безвременья, затащив и меня в это особое, наполненное очарованием вечности пространство.

Пока мы осторожно, одну за одной, подхватываем, переставляем, поворачиваем картины (иногда несем их над головой, словно это большие плоские лодки), идет обмен неторопливыми репликами. Москвитин своим шаманским воркующим голосом рассуждает о мире, о культуре.

— Да. Несомненно. Важно понять, на каких, собственно, основаниях стоят те цивилизации, с которыми мы сейчас плотно взаимодействуем. Вот, например, Китай, хранящий верность своим мудрецам, занят бесконечным озиранием прошлого. Серединность во всем и приход к земле. Действительно, земная Поднебесная империя. В искусстве Японии другое — всегда борьба. Быть может, некий воин. Даже пейзаж, изображающий бурю, резкие порывы ветра говорят о серьезной борьбе — не на жизнь, а на смерть

Запад породил циклопическое видение мира — через фотоаппарат, камеру, компьютер. Это всегда взгляд на мир одним глазом. Их зауженное пространство, несмотря на все технологии, портит зрение. Рыбий глаз, фокусы монтажа, эффекты, интенсивность и скорость представления, музыкальные и световые эффекты превращают искусство в рекламу. Такая разъядность их мира оставляет от культуры блестящие осколки.

Русская культура обращена в вечность. Даже не в будущее... Границ и обычных перспектив для России не существует.

Мы медленно расставляем картины снова вдоль стен, направляем лучи их полей друг на друга, меняем наклон полотен, подбирая оптимальный угол падения света. В какой-то момент комната начинает странно двигаться. Это вполне можно сравнить с разъезжанием стен, но на самом деле это было РАЗВЕРЗАНИЕМ ПРОСТРАНСТВ.

Сложные многоцветия соединяющихся и расходящихся плоскостей, как в сияющей призме, открывали виды бушующих дебрей на бурных байкальских берегах или метаморфозы "живых" камней, вереницей ползущих вдоль теплого доисторического моря. Рыхлые гряды далеких заснеженных горных хребтов, умирающих в бездне космического ультрамарина, уводят прочь, позволяют провалиться взгляду в мир иных масштабов и измерений. Облако, бесконечно нарастающее, надвигающееся райским чудовищем, в огнях, кудряшках и свечении, вздымается над поверхностью бескрайнего озера. Холодный хрустальный поток минерала "вода" вливается в наш мир, напоминая о горнем мире "химически чистой" природы, являя "другое", пра-человеческое движение.

— Все сущее есть какая-то волна. Все сделано из одного материала.

Охотник, рыболов, путешественник, Москвитин исходил северо-восточную часть континента, писал тундры, оленеводов, движение лососи по черным камням, тунгусские тропы и рождение облаков.

В живописи Москвитина за кромкой, пленкой утлого быта и первобытной жизни эвенов и тунгусов воздвигается, нарастает великий образ необъятной одухотворенной природы. Расходятся швы времен, и сквозь напластования просвечивает Золотой век — время, когда даже скалы умели петь и разговаривать.

Как сибиряк, Москвитин, очевидно, любит и ценит пельмени, а на его работах осторожно дышит близкий и статичный Китай. Но ни о каком спокойствии, "заземлении" в творчестве Москвитина не может идти речи.

Возможно, встречая белых медведей на краях рыбачьих поселков, сплавляясь по горным речкам, за канистру спирта перелетая на вертолете в недоступные местности Алькатваама, он нашел особую зону строительства мироздания. На ясном морозном краю ойкумены вселенная еще творится, работа продолжается, и "мертвая" природа здесь дышит, не установившись в своем оцепенении. Она, созидаемая Творцом — не знает ни смерти, ни времени.

Русский, имперский человек Москвитин поет праимперию, славит Союз Одухотворенных Минералов, который сложился за миллионы лет до Ермака Тимофеевича. Чаадаев, увидев на русской истории печать "чего-то геологического", — ужаснулся. Мысль о том, что Русская идея как таковая, — лишь эхо гулов материковой платформы — пугает. Если выводить Россию от Гондваны, русская история действительно приобретает античеловеческий масштаб. Но Москвитин, похоже, докопался до зон и состояний, когда камень, облако и человек уравнены между собой в деле вселенского становления.

Любимый москвитинский символ - спираль. Солнечные камни с вырезанными на них спиральками художник находил на берегах Индигирки. Завихрения кудряшки, вьющиеся волокна линий отсылают к временам барокко. Его "романтический реализм" абсолютно индивидуален, и даже в больших живописных портретах, написанных рукой Москвитина, явлена мысль о паритетности души и материала. Складки одежды, элементы интерьера или стираются, растворяются в тумане, или несут на себе приметы живого.

— Придумывать под себя направление в искусстве — зачем? Называть себя "кем-то" сейчас бессмысленно. Все вошло в стадию путаницы. Фотореализм "реалиста" Шилова напрямую корреспондируется с натурализмом "авангардиста" Уорхала

Что касается реализма. Печалит, например, что портрет совершенно ушел из сферы искусства. Существует, конечно, заказной портрет. Есть у нас мастера салонного портрета. А личность, образ лика никто изображать не хочет. Сегодняшнее искусство стремится проникнуть в интерьер, низводится до украшательства.

Украшательство есть упадок. Лишенное глубинных смыслов и символов искусство — результат мутированного сознания, не способного к целостному видению мира.

Культура — это защита от деградации. Это единственный инструмент борьбы с мертвой кровью. Все что не несет очищение — не есть культура. Человечество сегодня стоит на грани страшной выбраковки. Мутированное сознание, пытается защититься избыточностью технологий и возможностей, но это ведет к еще большей загрязненности, компилятивности, разорванности.

А культура хранит загадку появления духа и несет в себе обереги и знаки для человечества с древнейших времен.

Душевная размеренная речь Москвитина заставила отвлечься от живописи. Я внимательно посмотрел на мастера, автора блистательных произведений, которые, по сути, являются примером ренессанса русского искусства.

Известный художник, теперь лишившийся мастерской и, очевидно, прибывающий без копейки денег в кармане, сиял умиротворенной улыбкой.

Обращая внимание на особенности построения пространственных конструкций на картинах Москвитина, убеждаешься, что там нет единой "точки схода". Их несколько. Этот примечательный факт заставляет вспомнить о "третьем глазе" и о "духовидении".

— Мы победим. Это несомненно. Здесь будут жить наши дети, наши внуки, и мы не можем выбрать смерть. Мы вынуждены победить.

День за окнами бывшей мастерской Александра Москвитина все длился, словно по молитве Иисуса Навина. Уныло громыхнув на повороте, трамвай покатился прочь. Черные гудроновые крыши складов и гаражей копили над собой горячий воздух.

— Материя для русского человека есть всегда Преображенная материя будущего. В России действует другой закон контраста.

Тит

Выгодное предложение: удобное кресло-шезлонг Brevi 8 по доступной цене.