«Тепловому хозяйству нужен справедливый тариф»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Тепловому хозяйству нужен справедливый тариф»

Министр энергетики Российской Федерации Александр Новак — о возврате инвестиций в тепло, ценах на электроэнергию и борьбе угля с газом

section class="box-today"

Сюжеты

Инвестиции:

«Ставролен» возвращается в строй

Екатеринбург как порт

Мы должны дополнять друг друга

/section section class="tags"

Теги

Инвестиции

Энергетика

Эффективное производство

/section

Сутью реформы РАО ЕЭС, стартовавшей десять лет назад, было разделение отрасли на монопольную (сети всех уровней) и рыночную (генерацию и сбыты) части. Критики предупреждали, что в новых рыночных условиях монополии воспользуются своим положением и примутся повышать цены. Так и произошло — доля сетей в конечном тарифе по сравнению с советским периодом выросла более чем вдвое. Апологеты реформы РАО не видели в этом проблемы, утверждая, что все желающие смогут поставить свой генератор и отключиться от единой сети. И это мы сегодня наблюдаем — крупные потребители все чаще предпочитают обзавестись собственной генерацией. Теперь по тому же пути предлагается вести реформу теплоснабжения — ее следствием может стать вынужденный выход потребителей из централизованной системы.

figure class="banner-right"

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

При этом российская энергетика все еще требует ручного управления. На рынке остаются дисбалансы: так, например, промышленность оплачивает часть услуг сетевых организаций за население. Без этого тарифы на электричество были бы, по разным оценкам, в 1,5–1,8 раза выше. Дисбалансы наблюдаются на рынке теплоснабжения — доходы от электроэнергетики закрывают часть расходов на теплоснабжение у крупной генерации (станций ТГК).

Еще одна тема — перекосы на рынке энергетического сырья. Российские нефтяники, нарастившие в последние годы объемы газовой добычи, вынужденно затоваривают внутренний рынок. В результате меняется топливный баланс страны, постепенно уголь на тепловых станциях вытесняется газом, из-за чего угольщики, в свою очередь, вынуждены наращивать экспорт, забивая все транспортные каналы.

Обо всех этих проблемах и поисках путей их решения журнал «Эксперт» поговорил с министром энергетики Александром Новаком .

— Александр Валентинович, недавно Министерство энергетики подготовило изменения в закон «О теплоснабжении», принявшись таким образом за реформирование теплосетевого хозяйства. Ваши полномочия и полномочия вновь созданного Министерства строительства и ЖКХ в этой сфере как-то разграничены?

— Мы отвечаем за теплостанции, работающие в режиме комбинированной выработки, то есть производящие электроэнергию и тепло. Соответственно, за инфраструктуру, которая лежит в зоне действия этих станций, — за магистральные теплотрассы. Если же источник производит только тепло, это зона ответственности Минстроя.

— При этом ваши предложения касаются тарифов на тепло, то есть косвенным образом всей сферы теплоснабжения.

— Сегодня в тепловом хозяйстве много потерь, много издержек. Основная причина отсутствия инвестиций — опасения инвесторов, что их вложения не окупятся. Отрасли нужен долгосрочный тариф, при этом его базовая величина должна быть справедливой. Мы предлагаем формировать цену «альтернативной котельной». Этот принцип ограничивает тариф на производство и передачу теплоэнергии предельной величиной — наименьшей ценой, при которой окупается проект строительства новой котельной, замещающей теплоснабжение от центральных источников. При этом тариф по тепловой генерации не может быть выше тарифа «альтернативной котельной», что станет ограничением для роста. Этот предел должен быть установлен до 2020–2022 года.

— Есть опасение, что в итоге увеличатся платежи за тепло.

— Во многих субъектах Российской Федерации сегодняшний тариф уже выше тарифа «альтернативной котельной». Это означает, что в отдаленной перспективе там не будет никакого повышения цен, их просто заморозят на нынешнем уровне. Но в некоторых субъектах, где тариф занижали, нужно будет стремиться к ценам «альтернативной котельной».

В каждой системе централизованного теплоснабжения создадут единую теплоснабжающую организацию, ЕТО, которая будет нести ответственность за всю территорию. Главная ее задача — повышение эффективности всей отрасли. ЕТО будут оптимизировать издержки, менять трубы, ставить приборы учета, потому что у них будет возврат инвестиций из тарифа. Подобная экономия — возможность для повышения рентабельности работы компаний. Единые теплоснабжающие организации и долгосрочные тарифы на основе «альтернативной котельной» — наши основные предложения. Мы сейчас обсуждаем их с федеральными органами исполнительной власти, с Министерством экономического развития, с Минстроем и с ФСТ. Планируем в течение ближайших месяцев в правительстве выйти на окончательное обсуждение.

— Но в расчете стоимости гигакалории от «альтернативной котельной» потери составляют всего 12 процентов, тогда как реальные — 20, а иногда и 30 процентов. Разница — прямой убыток ЕТО. В итоге единые теплоснабжающие организации очень быстро обанкротятся либо будут требовать повышения тарифов. Какое решение этой проблемы предлагает министерство?

— Отказ потребителя от централизованного теплоснабжения с одновременным строительством локального теплоисточника для собственных нужд даст возможность провести модернизацию системы. При этом в модель закладывается конкурентная и экономически выгодная для производителя мотивация, когда не изымаются доходы, заработанные благодаря снижению издержек. Это станет стимулом для достижения наилучших технических показателей в отрасли, в том числе в отношении потерь тепловой энергии в сетях. На наш взгляд, потери на уровне 12 процентов вполне достижимый показатель.

— Критики говорят, что изменения, вносящие в закон принципы ЕТО, выгодны прежде всего бизнесу крупной тепловой генерации.

— В результате сдерживания роста тарифов на тепло издержки крупной генерации перекладываются на производство электроэнергии. На оптовом рынке станции, вырабатывающие и тепло, и электричество, становятся менее эффективными, так как тепло для них — дополнительная социальная нагрузка. Решение этой проблемы напрямую связано с модернизацией и увеличением инвестиционной привлекательности отрасли.

Сетевой перекресток

— Министерство уже заявляло, что в электроэнергетике необходимо убирать перекрестное субсидирование. Какова сейчас его величина и как в итоге его отмена может сказаться на платежах населения за электроэнергию?

— Перекрестное субсидирование возникает в сетях низкого напряжения. Ими пользуется в основном население и малый бизнес, тогда как оплачивает крупная промышленность. На сегодня годовая выручка в целом по электроэнергетике составляет порядка 2 триллионов рублей. Доля потребления населения — примерно 15 процентов, то есть 300 миллиардов рублей. Еще около 220 миллиардов за население доплачивает крупный и средний бизнес. Стратегия развития энергетического сектора предусматривает уменьшение перекрестного субсидирования на 80 процентов, или до 50 миллиардов рублей к 2022 году. Оставшаяся сумма — часть «перекрестки», которая приходится на наименее обеспеченные слои населения, поэтому ее сокращение не предусмотрено.

Пока нельзя дать детальный прогноз, как будет реализовываться эта часть стратегии, особенно с учетом замораживания тарифов естественных монополий. Более объективную картину мы получим после опубликования Министерством экономического развития прогноза тарифов для населения и промышленности до 2030 года.

Кроме того, в каждом регионе размер перекрестного субсидирования разный. Он зависит от тарифа, установленного региональными энергетическими комиссиями, РЭК, уровня потребления промышленности в регионе, плотности населения и так далее. В среднем стоимость киловатт-часа складывается из стоимости производства электроэнергии — 45–50 процентов, сетевой составляющей — 45–50 процентов и сбытовой составляющей — 4–5 процентов. В части генерации у нас абсолютно рыночная ситуация, и здесь есть конкуренция среди производителей на оптовом рынке электроэнергии.

— Прогнозируете ли вы удорожание электроэнергии на оптовом рынке?

— Эта цена на 70 процентов зависит от стоимости топлива. После заморозки тарифов на газ цена на электричество также остановилась. Тем не менее она все равно будет увеличиваться за счет других факторов, в том числе за счет оплаты договоров предоставления мощности, ДПМ. Те станции, которые построены в рамках ДПМ, требуют возврата средств, и инвестиционная составляющая автоматически закладывается в тариф.

— Справедливо ли говорить, что основная причина высокой стоимости электроэнергии для потребителя — высокая доля сетевой составляющей?

— Доля сетевой составляющей в России выше, чем во многих странах. Это связанно с большой территорией, которую покрывает Единая энергетическая сеть, при низкой плотности населения. Для сравнения: на одного человека у нас больше сетей, чем во многих странах. В отдельных регионах доля сети в тарифе доходит до 65 процентов. Исключение составляет европейская часть России, где плотность населения выше и, как следствие, ниже доля сетевой составляющей. Мы считаем, что сложившуюся ситуацию необходимо менять.

— Каким образом?

— Что касается операционных затрат, то, во-первых, к 2017 году мы планируем повысить эффективность сетей на 15 процентов и на 30 процентов сократить инвестиционные затраты. Во-вторых, мы внедряем бенчмаркинг, то есть вводим систему эталонов при формировании тарифов для сетевых компаний. Это наилучшие показатели содержания и эксплуатации электрических сетей, аналогичные «наилучшим доступным технологиям» в промышленности. Если говорить о капитальных затратах, то при их одобрении также будут учитываться эталонные расходы. К примеру, не должно быть разницы между стоимостью строительства одинаковых подстанций, одинаковых линий электропередачи в разных компаниях.

Свою лепту внесет и публичное рассмотрение инвестиционных программ. При «Российских сетях» создан совет потребителей, такой же совет будет функционировать при правительственной Комиссии по развитию электроэнергетики.

Далее, необходима оптимизация количества малых территориальных сетевых организаций, ТСО. Неквалифицированные ТСО должны уйти с рынка либо объединиться с более эффективными.

Но и в минимизации расходов нужно знать меру. Главное — это надежность работы сети, которая в последнее время, кстати, заметно повысилась. Так, существенно сократились такие показатели, как количество и длительность технологических нарушений на одну тысячу человек. Например, за последние пять лет средняя длительность отключений электроэнергии уменьшилась с 4,6 до 2,5 часа. Речь идет о происшествиях на крупных линиях электропередачи, когда одновременно отключается свыше 10 тысяч человек.

Кто разрушает ЕЭС

— Даже надежная, но дорогая сеть, похоже, не нужна российской промышленности. В стране все активнее строится распределенная генерация. В итоге из единой энергосистемы уходят потребители — в сети же их остается меньше, и, соответственно, для оставшихся услуги сети становятся дороже.

— Задача министерства сохранять единую сеть. Это наиболее эффективная и надежная система с точки зрения поставок электроэнергии. Скажем, мы поддерживаем строительство распределенной генерации — генерирующий источник мощностью менее 25 мегаватт — лишь в том случае, если это выгоднее, чем тянуть сеть. Еще один допустимый вариант — локальная генерация в изолированных зонах. В остальных случаях министерство выступает против строительства распределенной генерации.

— В изолированных зонах бывает сложно возвести тепловую генерацию, так как часто там нет дешевого топлива — магистрального газа. В таких случаях нужно развивать возобновляемые источники энергии, ВИЭ?

— Безусловно, мы на сто процентов поддерживаем развитие строительства возобновляемых источников энергии в изолированных зонах: на Севере, Дальнем Востоке, в Якутии и так далее. Там, где требуется завоз топливно-энергетических ресурсов в виде дизеля, мазута, а себестоимость производства киловатт-часа зашкаливает, выгодно в качестве основной станции поставить, например, ветряную установку, а в качестве резервной — уже дизель.

Сейчас мы приняли программу поддержки развития ВИЭ. И если до этого такие проекты реализовывались местными властями точечно, без государственной поддержки, то сейчас они стали экономически выгодными. К тому же за последние годы существенно снизилась цена на фотоэлементы, кремний и так далее, поэтому проекты на базе ВИЭ все более востребованы.

Министр энергетики Александр Новак: «В большинстве случаев министерство выступает против строительства распределенной генерации»

Фото: Олег Слепян

— Но если не учитывать господдержку, энергия, полученная на основе ВИЭ, до сих пор серьезно дороже энергии, полученной из традиционных источников.

— Да, генерация на базе ВИЭ до сих пор неконкурентоспособна по сравнению с угольной или газовой. Конечная цель внедрения ВИЭ — развитие соответствующих компетенций, когда производится высокотехнологичное оборудование, ведутся исследования, публикуются материалы. Для всего этого должен быть заказ, а чтобы он был, его необходимо стимулировать. Мы хотим к 2020 году увеличить в России долю ВИЭ с 0,9 до 2,5 процента, до 6 гигаватт из 232 гигаватт установленной мощности. Это вполне реальная цель. Этих 6 гигаватт будет достаточно для организации производства соответствующего оборудования в стране.

Угольный баланс

— Вы говорили, что видите в ЖКХ серьезный потенциал для использования угля — например, перевод котельных с мазута на обогащенный уголь. А в целом каковы перспективы угольной генерации и наших производителей угля, переживающих не лучшие времена?

— Если рассматривать баланс топливно-энергетических ресурсов в целом, то доля угля в генерации будет и дальше снижаться. Эта тенденция наблюдается во всем мире: появляются новые виды энергии, растет доля ВИЭ, темпы роста такой генерации составляют 6,5 процента в год. Доля газа увеличивается на 1,9–2 процента, угля — на 1,1 процента. Россия встроена в мировой рынок топливно-энергетических ресурсов, стоит ожидать, что и у нас ситуация будет развиваться в том же русле.

С точки зрения экономики уголь становится выгоднее газа при соотношении цены на получаемую из них тепловую энергию в пропорции примерно два к одному. То есть газ должен стоить в два раза дороже угля. Еще лет десять назад в России это соотношение было меньше единицы. Но за последние годы газ на внутреннем рынке подорожал в 4,5 раза, а уголь — в 2,6 раза. Соотношение цен тоже изменилось — сейчас оно где-то 1,5. Главный вопрос на перспективу — будет ли это соотношение увеличиваться? Судя по прогнозу, который нам дает Минэкономразвития, в ближайшем будущем соотношение 2:1 не будет достигнуто, поскольку заморожены цены на газ.

— Но угольщики продолжают наращивать добычу?

— В прошлом году в стране произведено около 352 миллионов тонн угля. С учетом усушки, утряски при обогащении и прочих потерь реальные поставки на рынок — 321 миллион тонн, в том числе 180 миллионов тонн внутри страны. Примерно половина, около 90 миллионов тонн, идет на потребление в ЖКХ, сельском хозяйстве и металлургии. Оставшиеся 90 миллионов тонн — на производство электроэнергии. По нашим прогнозам, к 2035 году энергетика увеличит потребление угля до 150 миллионов тонн.

— Почему, ведь газ выгоднее угля?

— Министерство совместно с «Русгидро» — оператором тепловых станций на Дальнем Востоке — решило для сохранения топливного баланса возводить угольную генерацию. Сейчас на стадии проектирования и строительства как минимум три угольные теплоэлектростанции: Сахалинская ГРЭС-2, Совгаванская и Благовещенская ТЭЦ. Это ближайшие проекты, которые уже реализуются.

— Как принимается решение о строительстве именно угольной генерации?

— Обсуждается, какая станция более выгодна и более эффективна с точки зрения комплексного использования природных ресурсов. Допустим, по Сахалинской ГРЭС была дискуссия — на газе ее делать или на угле. Угольная получается чуть дороже и окупаемость хуже, но при этом в Сахалинской области уже есть газовые станции, и нужно диверсифицировать энергетику. К тому же там богатые залежи угля, и поэтому использовать уголь выгодно с точки зрения создания новых рабочих мест, сбора налогов и так далее. А для того, чтобы обеспечить станцию газом, нужно тянуть трубу, это другие инвестиции, довольно большие. Газ же на Дальнем Востоке можно по другому направлению реализовать — для газификации жилищно-коммунального хозяйства либо для экспортных поставок. Все это считается в комплексе. Мы вместе с Минэкономразвития и «Русгидро» пришли к выводу, что надо строить угольную станцию.

Есть и еще ряд проектов, которые могут использовать уголь в качестве топлива. Например, Уссурийская ТЭЦ недалеко от Владивостока, а также ряд экспортно ориентированных проектов, нацеленных на рынок Китая. Это попытка продавать уголь, но в качестве продукции более высокого передела. По старым прогнозам, к 2030 году добыча угля в стране должна составить около 380 миллионов тонн. Правда, в последние годы мы наращивали добычу существенно быстрее, чем было заложено в стратегии, поэтому прогноз может быть пересмотрен до 410 миллионов тонн.

При этом рост добычи будет происходить в основном на востоке страны. Это Тува, Забайкалье, Якутия, Сахалинская область. Это те центры, которые будут развиваться, станут основными источниками угля. Для Кузбасса ставка должна быть сделана на модернизацию действующих предприятий и глубокую переработку угля на месте.

— Почему?

— В стратегии мы ставим задачу сокращения транспортного плеча и повышения конкурентоспособности нашего угля. Везти уголь из Кузбасса сегодня накладно, да и требует специальных тарифов для перевозки на российских железных дорогах. Еще десять лет назад мы в год экспортировали всего 50 миллионов тонн угля, а сегодня — 141 миллион. Мы вынуждены расширять Транссиб и Байкало-Амурскую магистраль более чем на 50 миллионов тонн из-за малой пропускной способности этих трасс. Нужно стимулировать и более глубокую переработку угля непосредственно в угольных кластерах.

— Куда пойдет дальневосточный уголь?

— Естественно, в Азиатско-Тихоокеанский регион. Китай сегодня потребляет 3,3 миллиарда тонн угля. У них прирост годовой добычи составляет 300 миллионов тонн. Это столько, сколько мы добываем за год. А с учетом повышения уровня жизни и темпов ВВП у них потребление будет расти. Поэтому Китаю понадобится импортный уголь.

Крен на Восток

— Помимо угля и электроэнергии в Азии огромный спрос на нефть. Но в России старые нефтяные месторождения истощаются. Как мы можем удовлетворить растущие потребности?

— Сегодня объемы добычи нефти в России увеличиваются примерно на 5 миллионов тонн в год, это порядка одного процента (в начале 2000-х добыча нефти в стране росла на 9–10%, к 2005–2006 годам эти темпы упали до 2%. — «Эксперт» ). Замедление связано с истощением месторождений Западной Сибири. Но в последние годы удалось сделать ряд шагов, чтобы остановить падение добычи. Во-первых, снижение экспортной пошлины на нефть подтолкнуло к более глубокой выработке месторождений. Во-вторых, принят пакет законов в виде льгот по НДПИ, стимулирующих разработку трудноизвлекаемых запасов месторождений. Стало выгодно добывать дорогую нефть из сложных пластов, что позволит сохранить объемы добычи в Западной Сибири. В ближайшей перспективе ожидается эффект от совместных предприятий «Газпромнефти» с Shell и «Роснефти» с ExxonMobil в разработке Баженовской свиты.

Второе направление — новые месторождения. Добыча нефти на Дальнем Востоке растет опережающими темпами. Планируется пересмотр инвестиционной программы «Транснефти», расширение пропускной способности нефтепроводов ВСТО-1 до 80 миллионов тонн, ВСТО-2 — до 50 миллионов тонн в год.

— А что с более глубокой переработкой нефти внутри страны?

— В России действует программа модернизации нефтеперерабатывающих заводов. Несколько лет назад правительство приняло решение по запрету оборота бензинов и дизеля низкого класса. Это так называемое четырехстороннее соглашение с нефтяными компаниями. В результате 33 крупнейших НПЗ с объемами переработки нефти свыше миллиона тонн должны быть модернизированы: будут введены новые установки каталитического крекинга, гидрокрекинга. Заводы станут производить дизтопливо и бензины более высокого экологического класса — четвертого, пятого. Стоимость проекта составит порядка одного триллиона рублей.

За последние три года введены 34 такие установки, что позволило нам существенно увеличить объемы производства высокоэкологичных классов бензинов. Так, в прошлом году бензины пятого класса составили в объеме выпуска наших НПЗ уже 62 процента — а ведь в 2012 году их доля не превышала 24 процентов! До 2020 года будет введено 128 новых установок, все крупные НПЗ модернизируют. В итоге мы выйдем на переработку и производство бензина высокого класса и дизтоплива, а глубина переработки нефти повысится с нынешних 71,5 процента до 93 процентов. Это означает, что мазут будет выпускаться только для внутренних потребностей. Вся остальная нефть пойдет на производство высокоэкологичных бензинов. Для насыщения внутреннего рынка столько топлива не нужно, так что разница отправится на экспорт.