Чугунный, нежный, высокогорный

Чугунный, нежный, высокогорный

Чугунный, нежный, высокогорный

Ярослав Смеляков - 100

Стремительно катится лава.

Прорублена в проблеск клинка

Посмертная Блюхера слава

И мёртвая жизнь Колчака.

Одномерно? Всё ведь теперь видится ровно наоборот? А кто и когда сможет посмотреть на тот наш ужас стереоскопично? Может, в этом и есть весь вопрос русской смуты, похоже, не прекращавшейся за 400 лет ни на секунду, а лишь скрывавшейся, словно огонь в невидимый торф.

В 1934 г. Смеляков был принят в Союз писателей СССР, тогда же и собравшийся на первый съезд. А 14 июня того же года сразу в четырёх газетах - "Правде", "Известиях", "Литературной газете" и "Литературном Ленинграде" - прямо-таки залпом грянула публикация М. Горького "Литературные забавы", в которой цитируется письмо некоего "партийца": "Несомненны чуждые влияния на самую талантливую часть молодёжи. Конкретно: на характеристике молодого поэта Яр. Смелякова всё более и более отражаются личные качества поэта Павла Васильева. Нет ничего грязнее этого осколка буржуазно-литературной богемы. Политически (это неново знающим творчество Павла Васильева) это враг. Но известно, что со Смеляковым, Долматовским и некоторыми другими молодыми поэтами Васильев дружен, и мне понятно, почему от Смелякова редко не пахнет водкой, и в тоне Смелякова начинают доминировать нотки анархо-индивидуалистической самовлюблённости, и поведение Смелякова всё менее и менее становится комсомольским. Прочтите новую книгу Смелякова. Это скажет вам больше (не забывайте, что я формулирую сейчас не только узнанное, но и почувствованное)".

Смеляков был арестован 22 декабря 1934 г. Следователь сказал ему на допросе: "Что же, ты надеялся, мы оставим тебя на свободе? Позабудем, какие слова о тебе и твоём друге Павле Васильеве сказаны в статье Горького? Не выйдет!" И "за участие в контрреволюционной группе" поэт был приговорён к трём годам исправительно-трудовых лагерей.

Первая "отсидка" Смелякова оказалась не очень долгой. Он ударно работал в тюрьме бригадиром, был выпущен досрочно в начале 1937 г. и переведён воспитанником трудовой коммуны № 2 НКВД, располагавшейся на территории подмосковного Николо-Угрешского монастыря, основанного в 1380 г. Дмитрием Донским в честь победы над Мамаем. На том месте святому благоверному князю, ведшему рать к Куликову полю, явилась икона Николы Чудотворца, и князь сказал: "Сия вся угреша сердце моё" ("Это всё согрело сердце моё"). Опальный Смеляков стал в Угреше ответственным секретарём новой газеты "Дзержинец".

В 1930-х г. у Смелякова случился роман с Маргаритой Алигер, посещавшей литобъединение вместе с ним, С. Михалковым, Л. Ошаниным. Интересна история с кольцом, подаренным поэтессе Смеляковым (массивное серебряное - череп с двумя скрещёнными костями). Ярослав сказал Маргарите, что пока она кольцо будет носить, с ним, Ярославом, ничего плохого не произойдёт. По словам Лидии Либединской, которой Алигер рассказала эту историю уже после смерти Смелякова, каждый раз, когда кольцо снималось с руки и терялось, с Ярославом приключалась беда. В пересказе Е. Егоровой финал этой мистически-завораживающей истории звучит так: "Перед последним арестом Смелякова в 1951 г. кольцо надломилось и потом 20 лет пролежало в столе среди бумаг, но в день похорон поэта Маргарита нашла его целым, хотя сама в ремонт не сдавала[?]"

Перед войной молодой поэт написал цикл "Крымские стихи", публиковался в "Молодой гвардии", "Литгазете", "Красной нови"[?] В ноябре 1939 г. был призван в армию Ухтомским райвоенкоматом, уцелел в Финской "незнаменитой" войне, вернулся в Москву весной 1940 г. и был принят на работу в аппарат Союза писателей.

В 1941 г. Смелякова из резерва призвали в армию, зачислили рядовым в 3-ю Фрунзенскую дивизию народного ополчения. Воевал на Северном и Карельском фронтах. Ходили слухи о его гибели. Е. Долматовский написал трагическое стихотворение, посвящённое его памяти. Лишь Алигер верила, что Смеляков жив: вернувшись из эвакуации зимой 1942 г., она неожиданно нашла дома кольцо, подаренное Смеляковым, которое куда-то задевалось в её квартире перед отъездом в октябре 1941 г.

А Смеляков очень быстро попал со своей частью в окружение и финский плен, каторжно работал на хозяина, обращавшегося с узниками крайне жестоко.

"Я вовсе не был у рейхстага и по Берлину не ходил", - сокрушённо писал он.

Наблюдение критика Л. Аннинского: "По возрасту и настрою Смеляков, конечно, должен был бы стать поэтом войны - не окопно-солдатской, какую донесли до нас поэты из поколения смертников, а войны, осмысленной стратегически и эпически, - какую описали дождавшиеся своего часа Твардовский и Симонов".

А в победном 1945-м Смеляков написал каменные строки "Моё поколение":

Я строил окопы и доты,

железо и камень тесал,

и сам я от этой работы

железным и каменным стал.

Я стал не большим, а огромным -

попробуй тягаться со мной!

Как Башни Терпения, домны

стоят за моею спиной.

Вторая "ходка" Смелякова была прямиком из финского плена, в 1944 г. Через два года вышел, но на Москву для него был наложен запрет. Пришлось работать в многотиражке на подмосковной угольной шахте. В Москву ездил украдкой, в ней не ночевал. Принято считать, что первые послевоенные годы провёл в Электростали. Но Е. Егорова утверждает, что имеются свидетельства о прибытии его по этапу в Сталиногорск (ныне Новомосковск Тульской области).

Собрата вытащил из забвения К. Симонов, и в 1948 г. вышла книга Смелякова "Кремлёвские ели", собравшая до- и послевоенные стихи. Это, однако, спровоцировало в печати острую критику: дескать, сочинитель лишь внешне оптимистичен, а по сути - "всегда о смерти".

В 1951 г. кто-то написал донос о застольной беседе, состоявшейся дома у Смелякова. Статья 58-я Уголовного кодекса: 25 лет лагерей. Так в судьбу поэта вошло Заполярье, отнявшее немало здоровья, что и сказалось на жизненном ресурсе. С женой Евдокией Васильевной, с которой прожил два года, Смеляков развёлся ещё в преддверии ареста, чтобы не подвергать опасности репрессий. Его 74-летняя мать, потрясённая посадками сына, скончалась в Москве в 1952 г.

В приполярной Инте зэк Смеляков добывал доломит. Не переставая, как считают и как следует из его стихов, верить в советскую власть, считая "перегибы" частностями.

В 1952 г. в лагере он писал ("Мы не рабы"):

Не в чужеземном пределе, а в отчем краю,

не на плантациях дальних, а в нашей стране,

в грязной одежде раба на разводе стою,

номер раба у меня на согбенной спине.

Амнистия, без реабилитации, пришла в 1955 г. Спустя десятилетие он писал о влетевшей к нему в окно птичке, ставшей предвестницей освобождения:

До Двадцатого до съезда

жили мы по простоте -

безо всякого отъезда

в дальнем городе Инте.

Вроде простонародный частушечный хорей. Эдакое продолжение Тёркина. Без упоминания - как жили, почему именно там жили. Всё в подтексте. Блестящее исполнение. Великий звук.

Рассказывают, что лишь изредка, неохотно, по настойчивым просьбам близких Смеляков рассказывал о годах в плену и в советских лагерях, признавался, что его очень беспокоила разлука с матерью, её страдания и лишения. "А что до меня самого, то это всё ерунда, были бы чернила да то, что этими чернилами можно писать, ведь моим истинным увлечением всегда были и будут одни стихи, и хорошее стихотворение делает меня счастливым вопреки всему остальному".

Сносились мужские ботинки,

армейское вышло бельё,

но красное пламя косынки

всегда освещало её[?]

- писал Смеляков о "делегатке" в сороковые годы, как видим, уже тогда набрав колючего, но и жертвенного вселенского воздуха в лёгкие. Настолько порождённого жжением бытия, что указывать тут на "профессионализм", "мастерство" как-то и неловко. И по сути - сила жжения такова, что на задний план уходят политическая злоба дня, "красный" пафос, в коем мы все выросли.

Потом Смеляков скажет с нестираемой правдой прямоты о кладбище паровозов - ясно, но и метафорически:

Градусники разбиты:

циферки да стекло -

мёртвым не нужно мерить,

есть ли у них тепло.

Вторая семья, созданная Смеляковым с поэтессой и переводчицей Татьяной Стрешнёвой, была счастливой: вместе с супругой он как родного воспитывал её сына от первого брака.

В 1959 г. вышел поэтический сборник Смелякова "Разговор о главном". Пришли слава и официальные должности: член Правления СП СССР с 1967 г., Правления СП РСФСР с 1970 г., Председатель поэтической секции СП СССР. И высокие официальные награды: Государственная премия СССР (1967) - за цикл стихов "День России", премия Ленинского комсомола (1968) - за комсомольскую поэму "Молодые люди" и стихи, "воспевающие любовь советской молодёжи к Родине, партии, народу". Удостоен был и трёх орденов.

Показательно для его необыденной натуры: в период "разоблачения культа личности" в 1964 г. Смеляков вроде бы неожиданно написал стихотворение о могиле отца народов:

Над местом, где закопан он

без ритуалов и рыданий,

нет наклонившихся знамён

и нет скорбящих изваяний,

ни обелиска, ни креста.

ни караульного солдата -

лишь только голая плита

и две решающие даты,

да чья-то женская рука

с томящей нежностью и силой

два безымянные цветка

к его надгробью положила.

Это написал сиделец с десятилетним стажем ГУЛАГа?

Сто раз могу соглашаться с обличительной прокламацией моего земляка Чичибабина, тоже пятилетие отпахавшего в лагерях (в его стихах порой слышатся мне переклички со Смеляковым - и интонации, а то и темы). "Но как тут быть, когда внутри нас / Не умер Сталин?". Но отчего щемит сердце от последней смеляковской строфы про женскую руку, отчего эти "два безымянные цветка" побуждают вспомнить также Могилу Неизвестного ("безымянного") Солдата, с 1966 г. появившуюся за углом Кремлёвской стены, у которой покоится И. Сталин?

Популярность Смелякова в последнее десятилетие жизни была огромна. Изобильно выходили и переиздавались однотомники и двухтомники избранных стихотворений. "Строгая любовь" (1957, 1967), "Работа и любовь" (1960, 1963), "Разговор о главном" (1959), "Золотой запас" (1962), "Хорошая девочка Лида" (1963), "Милые красавицы России" (1966), "Роза Таджикистана" (1966), "Товарищ комсомол" (1968).

Многим (тогда вся страна была читающей) стали памятными строки "Если я заболею, к врачам обращаться не стану[?]", певшиеся и бардами - Ю. Визбором, В. Высоцким, А. Северным. Или стихотворение "Хорошая девочка Лида", которое, конечно, хоть и прорвалось окончательно в массы при посредстве фильма "Операция Ы", но и до того было на устах у молодёжи. Меня всегда занимало: отчего режиссёр Л. Гайдай (совместно со сценаристами или сам?) включил его в сюжет, да ещё и дав героине имя Лида? Настолько нравилось или это был некий продуманный шаг навстречу зрителю?

Стихотворение, почти на той же волне, что и тексты Э. Асадова, в каком-то первозданном порыве превозмогающее эстетический примитив, завершается, быть может, и безыскусной, но пронзительной строфой:

Пусть будут ночами светиться

над снами твоими, Москва,

на синих небесных страницах

красивые эти слова.

Романтично. Но поэт-москвич Дмитрий Сухарев поделился со мной в недавнем письме: "Запомнилось, как он однажды сказал, что не мог бы, хоть зарежь, поставить в своём стихотворении слово "мечта". В этом, может быть, некоторый ключ к его поэтике, которая пленяет не столько даже фантастической свежестью эпитетов, сколько тем, что земная".

Скончался Смеляков 27 ноября 1972 г. Похоронен на Новодевичьем кладбище. Тогда вышли и посмертные издания Смелякова: "Моё поколение" (1973), "Служба времени" (1975), собрание сочинений в трёх томах (1977-1978) и др. Во второй половине 1980-х стали публиковаться его лагерные стихотворения.

В Новомосковском историко-художественном музее теперь имеется экспозиция, посвящённая Ярославу Смелякову: фото, черновики стихов сталиногорского периода, личные вещи, книги учеников и друзей с дарственными надписями.

Почитаем-послушаем (Смелякова, как и всех больших русских поэтов, следует читать вслух) программное, так сказать, сочинение "Памятник":

Приснилось мне, что я чугунным стал.

Мне двигаться мешает пьедестал.

Недаром скульптор в статую вложил

всё, что я значил и зачем я жил.

И я сойду с блестящей высоты

на землю ту, где обитаешь ты.

Приближусь прямо к счастью своему,

рукой чугунной тихо обниму.

На выпуклые грозные глаза

вдруг набежит чугунная слеза.

И ты услышишь в парке под Москвой

чугунный голос, нежный голос мой.

Это выросло, может, и из пушкинского "Каменного гостя". А из самих смеляковских строк в известной мере вырос чугунный сын - с чугунной слезой, с чугунным же нежным голосом. Юрий Кузнецов.

Смеляков стремился, по его же словам, "сквозь затор косноязычья пробиться к людям", но удавалось это, как водится, далеко не всегда.

Товарищ Смелякова поэт А. Макаров говорил: "Вот порой сетуют, что у нас нет поэтов таких, какие были в XIX веке, как Фет или Тютчев. Да только ведь повторение невозможно - другой век, другие люди. И нас время одарило большими поэтами. Ярослав открывает очень важную часть души нашего современника. [?]Ни понять, ни оценить мы этого часто не умеем".

Однако критик В. Дементьев оценил так: "Его лучшие строфы написаны на высокогорном уровне".

Станислав МИНАКОВ