Мария Мамиконян МЕЖДУ ДВУХ ДАТ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Мария Мамиконян МЕЖДУ ДВУХ ДАТ

Май-июнь - время, когда человек, желающий понять, есть ли новые тенденции в современном российском обществе, вполне может это сделать. Ему надо только внимательнее приглядеться и прислушаться. Почему именно в это время? Да потому, что сначала - 9 мая, а потом - 22 июня. Две последние, сакральные для нас даты. В смысловом поле этих дат многое раскрывается. Ну, например, в эти дни официально (с большей или меньшей искренностью) поздравляют ветеранов, крутят старые и новые "военные" фильмы. К этим дням приурочивают свои демарши отдельные лица и целые страны. А общество, соответственно, реагирует.

По тому, как оно реагирует, и можно понять, что с ним (с нами) происходит. Поскольку Интернет дает возможности для высказываний "самым широким массам". И это-то и есть наиболее интересное, познавательное и показательное. Формат же, в котором власть проводит праздничные мероприятия - "индекс", безусловно, очень значимый, но… в чем-то не главный. Поскольку она всегда это делала в меру своего (точнее, специалистов данного профиля) представления об уместной ей, власти, солидности и в соответствии с "регламентом". Регламент менялся от эпохи к эпохе. Но старание власти скомпенсировать помпезностью "красных дней календаря" свое ежедневное пренебрежение сущностью связанных с ними острых проблем - оставалось.

Проблемы же - были и по-прежнему есть.

Они разные.

Тут и недопустимое "бытовое" пренебрежение - десятилетия ждущим квартиры фронтовикам торжественно вручают "к празднику" грошовые подарки.

Тут и недопустимо "бестрепетное" отношение к останкам погибших - по оценкам специалистов, перезахоронено только около четверти безвестных солдат. Да и то в основном силами энтузиастов-поисковиков, а никак не в рамках большой государственной программы.

Ясно, что на такое дело просто не может "не хватить денег", какой бы ни была "цена за баррель". Эта государственная жестоковыйность нравственно мучила многих советских людей еще в благополучное брежневское время. Позже, в неблагополучное время, возникла в чем-то парадоксальная деятельная реакция одних - увеличился приток молодежи в неформальные поисковые отряды (так называемые "красные копатели"). И - напротив, в ладу со временем - широко распространился бизнес "черных копателей".

В ряду проблем и "недовыясненность" вопроса с фашизмом. Назвав когда-то фашизм идеологическим врагом, фактически не разглядев его метафизическую сущность, мы оказались в ловушке этого неверного определения. Опасность такого "отвода глаз", послевоенного благодушия победителей, ощущалась отдельными художниками. Пример - старый фильм Марлена Хуциева "Был месяц май", где бойцы победившей Красной Армии сталкиваются с чем-то, превышающем их представление о возможном масштабе зла, творимого людьми. С чем-то очень обыденным и одновременно метафизически зловещим.

О том, что фашизм был не обычным "противником", а именно метафизическим, абсолютным врагом, говорило слишком многое. Но… началось с неверного определения, продолжилось невнятным заигрыванием на культурном поприще с этой чуждой онтологией (вспомним "обязаловку" каждого фильма о войне в 70-е-80-е - непременный образ "доброго немца", да и комплиментарно сыгранных эсэсовцев "Семнадцати мгновений" вспомним), кончилось… Кончилось тем, что нам сказали: "Это неважно, какая там у вас идеология. Важно, что система - тоталитарная". Более того, как-то так постепенно "оказалось", что "коммунизм преступнее, чем фашизм", а все нынешние беды России от того, что "над нею не было Нюренбергского процесса" (В.Новодворская, май 2008).

Что произошло с обществом в ходе всей этой ломки стереотипов и привычных самоидентефикаций? Что продолжает происходить с каждым следующим годом?

Сравнивая культурную и масскультурную продукцию последних нескольких лет, вчитываясь в различные интернет-высказывания, форумные дискуссии и т.д., - можно увидеть сразу несколько значимых трендов.

Во-первых, очевидно, что кроме негатива - всего потока уничижений, подтасовок и глума над советской историей (и, в частности, историей войны), а также порожденного этим умонастроения изрядной части общества, есть и ответный вал - стихийный, достаточно массовый, патриотизм. Простой, незамысловатый, но уже артикулируемый. Способный отстаивать свою правду в спорах, на ходу подучивающий отечественную историю. Это можно считать безусловным позитивом.

Во-вторых, очевидно, что время работает против этой тенденции, а не на нее. Стихийное "нет" в ответ на оскорбление своего прошлого - это хорошо, но недостаточно. Поскольку ни школа, ни СМИ, ни культура в целом не заняты формированием достойного образа прошлого. Они, скорее, продолжают линию негатива, и молодежь естественным образом постепенно, но неуклонно теряет интерес и уважение к этому прошлому. Вот сухая цифра ВЦИОМ: точную дату начала Великой Отечественной войны в старшем поколении знают 72%, а в возрастной группе 18-24-летних - 53%. Немного!

А несколько возмутительных "казусов" последнего Дня Победы? На главной площади Челябинска появился плакат-поздравление ветеранам от губернатора с военной фотографией: на фоне подбитого Т-34 позируют двое солдат вермахта… Похожая "ошибочка" и в Чебоксарах - там на плакате изображен перевернутый российский флаг и фото: немецкий солдат, бросающий гранату.

Что это? Провокации? Вопиющая неграмотность и безразличие рекламщиков и всех, кто эти плакаты делал, принимал, клеил? Даже неясно, что хуже. В Москве выставленные к празднику биотуалеты были "тематически" разрисованы - изображением салюта и… "георгиевской ленточкой" по периметру. Хотели "как лучше", наверное…

В-третьих - и это самое скверное - мы видим небывалый рост и успешность фашистской пропаганды в российской молодежной среде.

Но этот феномен требует отдельного рассмотрения. Сейчас же - о том, что все перечисленное означает в целом? В чем живем, куда движемся? По многим приметам - вниз по лестнице одичания. К сожалению, никакой спонтанный "нутряной" патриотизм сам по себе ничего тут не изменит.

В этой связи хотелось бы остановиться на еще одном "околомайском" событии. А именно, на нашумевшем фильме "Мы из будущего". Он прошел широким экраном, 9 мая был показан по телеканалу "Россия", обсуждался в прессе, потому пересказывать сюжет не буду. Скажу о впечатлении. Поскольку фильм в чем-то очень репрезентативен.

Не надо его судить за сюжетные благоглупости (хотя их в избытке) - лубочность оправдана выбранным жанром. Ведь "фэнтази" не предполагает достоверности деталей и даже точной психологической игры. Кстати, играют в этом фильме весьма неплохо. Еще фильм в хорошем смысле идеологичен, проникнут патриотическим пафосом и имеет очевидную воспитательную цель. Он говорит с молодежью на понятном ей языке и, соответственно, доходит до целевой аудитории.

Все это хорошо. Что же тогда плохо?

Плохо не с фильмом - с ситуацией. Фильм это "плохо" собой знаменует. Он сделан талантливыми людьми и с явно благими целями. Но чем дальше авторы развивают сюжет, тем безнадежнее высвечивается проблема. Она в том, что "герои из будущего"… абсолютно чужды "прошлому". А прошлое - им. Как бы ни старались это обстоятельство "замазать" сценарист, режиссер и актеры.

Тут дело не только в "языковом барьере" (который сознательно выстраивается и обыгрывается). Герои - чистой воды инопланетяне, "прогрессоры", а вовсе не потомки. Это ощущение от фильма возрастает по мере "освоения" и "присвоения" прошлого героями. Ведь задумана-то авторами чуть не инициация - глубокая процедура соединения с предками. Но такая процедура должна закончиться катарсисом, то есть перестройкой сознания. Созданием новых личностей. А тут гора рождает мышь.

Промышлявшие "черным копанием" юноши, повстречавшись с прошлым, наверное, станут более положительными. Перестанут делать тех, с кем воевали отцы, объектами культа. Но - не более. Скромность полученного результата, находясь в разительном несоответствии с заявленными средствами, создает какое-то чувство неловкости.

И вдруг понимаешь, что эта неловкость касается не конкретного фильма, а чего-то гораздо большего. Нового патриотизма, наверное. К финалу, когда парни, наконец, совершают свой побег в настоящее, недоумение от их внутренней абсолютной "непластичности" по отношению к "среде прошлого" отливается в твердое понимание: да, Отечественная война для сегодняшней молодежи, это УЖЕ "чужая война". Не случайно ведь побег назад, для "старомодного" зрителя очевидный как дезертирский, ни героями, ни создателями фильма таковым не ощущается. Само понятие дезертирства в случае "чужой войны" нонсенс, не правда ли?

Итак, следует признать: культурный разрыв состоялся. В современном кино НЕ МОГУТ снять и сыграть "ту войну".

Могло ли этого не произойти?

И нет, и да. Понятно, что проблема подлинности в передаче событий иных, ушедших, эпох - это всегда проблема. Коллективная эмоциональная память действует на отрезке жизни одного - двух… ну, максимум трех поколений. Пока живы семейные воспоминания и их носители. Потом в дело включается культура - именно она способна осмыслить и передать живой опыт прошлого. Что из того, что Лев Толстой писал "Войну и мир" через полвека после событий, свидетелем которых не был? Он был связан с эпохой тысячью невидимых тяжей, разрыва не было. У нас же разрыв с советской эпохой был проведен жестко. И профессионально. То есть не на идеологическом даже, а именно на культурном - и даже онтологическом - уровне.

Как поступают в таких, особо тяжелых, случаях, если хотят жить и развиваться? "Охранительская" позиция - не выход. Развитие предполагает сложность. Полученный в ходе "реформ" культурно примитивный потребитель на освоение сложных произведений сегодня не способен. Но, подделываясь под "культурного вырожденца", потакая его вкусу и запросу, невозможно выстроить ни идеологии, ни идейно состоятельного патриотизма. Невозможно даже понять, что за война была в 1941-1945 гг., с кем, зачем и почему?

Двигаясь в русле нисходящих тенденций преодолеть разрыв с прошлым, восстановить историческую личность нельзя. Значит, все-таки единственный путь - вытягивание нынешнего "масскультурного потребителя" назад, в зону культуры. Причем создание личности, взыскующей сложности, - должно быть отдельной задачей нового культурного строительства.

Это, конечно, очень непросто. Но необходимо.