Кавад Раш ИММУННАЯ СТРАЖА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Кавад Раш ИММУННАЯ СТРАЖА

Народно-православный инстинкт особенно глубоко отозвался в Пушкине в его беседе с Алексеем Хомяковым, когда речь у них зашла о переводе Библии на современный русский язык.

     — Передавать этот удивительный текст пошлым современным языком, — решительно заявил Пушкин, — это кощунство даже относительно эстетики, вкуса и здравого смысла. Мои дети будут читать в подлиннике.

     — По-славянски? — насмешливо спросил славянофил Хомяков.

     — По-славянски, — подтвердил Пушкин. — Я сам их обучу ему.

     Позже, уже в наши дни, к теме перевода Библии на современный русский язык возвратился академик Дмитрий Лихачев и резонно заметил: "Зачем переводить Библию на современный язык? Выучи пятьдесят-шестьдесят старославянских слов и читай Библию в подлиннике".

     Яростным врагом перевода был адмирал Шишков, который убеждал всех, что переводом хотят "облегчить" и снизить воздействие Писания на души людей и подорвать Православие. Это же хорошо осознавал и Пушкин без громких деклараций.

     Пушкин как вождь русской иммунной стражи всегда помнил о национальном воспитании — самом прочном оплоте государства. Не одно поколение детей зачитывалось книгой талантливой писательницы и педагога Александры Ишимовой (1804-1881) "Бабушкины уроки или русская история для маленьких детей". Пушкин в день дуэли послал Ишимовой восторженное письмо: "Сегодня я нечаянно раскрыл Вашу "Историю в рассказах" и поневоле зачитался. Вот как надо писать". Благородный монархизм и высокая религиозность Ишимовой были созвучны учителю нации Пушкину.

     Петр I, кроме армии, флота, заводов и каналов, привнес в русскую жизнь многообразное школьное дело. После Полтавы арка, созданная школярами Славяно-греко-латинской академии, встречала русские войска дерзновенными словами на латыни: "Святым Петровым победам — вечность".

     Но в пушкинское время особо стала осознаваться необходимость в широкой русской национальной школе. Провидение послало Руси великого педагога и страстного подвижника света. Им стал Константин Дмитриевич Ушинский (1824-1870). Бог одарил его любящим сердцем, верным характером и светлым умом, и он оставил глубокий след в жизни Отечества. Его отец, офицер Отечественной войны 1812 года. Он лишился матери Любови Степановны (урожденной Капнист) в 11 лет. Детство прошло в имении отца под древним Новгород-Северским на Черниговщине.

     По окончании Московского университета в 1846 году 22-летний профессор Ушинский преподает в Демидовском лицее Ярославля, ставшем к тому времени высшим учебным заведением.

     В 2010 году отметили номенклатурно-помпезно и скоротечно 1000-летие Ярославля. За месяцы трескотни медиа-бездарей ни одним словечком не обмолвились о выдающемся Демидовском лицее, Ушинском и других подвижниках просвещения, как не упомянули, что именно Ярославль сохранил для мира "Слово о полку Игореве", и о том, что Ярославщина стала родиной святого и непобедимого адмирала Федора Ушакова...

     Авторитет лицея рос. В 1859 году Ушинский назначается инспектором классов (по-нашему — завуч) в привилегированном учебно-воспитательном учреждении императорской России, официально именовавшемся "Общество воспитания благородных девиц", известном как Смольный институт, на который Ушинский оказал сильное и благотворное воздействие.

     Но особый свет в жизнь общества внес апостол русского идеализма дворянин Ушинский своими сборниками для детского чтения. В 1861 году он опубликовал в "Журнале Министерства народного просвещения" (№ 5) свою программную статью "Родное слово". На первое место в этой работе он выдвигает обучение родному языку, который, по мысли автора, является "вернейшей летописью всей духовной многовековой жизни народа", в котором "одухотворяется весь народ".

     В том же 1861 году вышла книга Ушинского "Детский мир и хрестоматия". Казалось, все русское общество жило ожиданием выхода этой книги для детей. За полстолетия книга выдержала 40 изданий. Это было неслыханно для России. К 1913 году "Детский мир" вышел 46-м изданием. Ушинский снабдил "Детский мир" образцами слога лучших русских писателей. Окрыленный успехом Константин Ушинский выпускает в 1864 году вторую книгу "Родное слово".

     Ушинский и в "Родном слове" стремится охватить всё, чем жил ребенок его времени: мир семьи и школы, обычаи, обряды, церковные праздники, окружавших его животных, жизнь растений, труд крестьян, стихи лучших русских поэтов. "Родное слово" стало поистине национальной русской книгой и к 1915 году вышла 147-м изданием! Это был неслыханный общенародный успех.

     Во времена Ушинского мировые горизонты стали частью и русской жизни. Только за полвека, с 1803 по 1855 гг., русские моряки совершили более сорока кругосветок под парусами с заходом в порты Камчатки, Аляски и к берегам Русского Востока от Чукотки до залива Петра Великого.

     Путешествия признаются лучшим пособием к изучению географии. Почин был за моряками. Русское общество зачитывалось "Записками флота капитана Головина о приключениях в плену у японцев" (1816 г.). Записки вызвали восторженный отклик не одного В. Кюхельбекера, но в 1851 году и Льва Толстого. Жанр путешествий становится господствующим и у взрослых, и у детей. В изданиях для детей появляются "Фрегат Паллада" И. Гончарова, "Ретвизан" Григоровича. Прочно занимает свое место в этом жанре Максимов. Хорошо приняты его "Край крещенного света". Потом, в 1867 году, "Мерзлые пустыни", "Дремучие леса", "Степи", "Русские горы и кавказские горцы". В том же году "На Востоке. Поездка на Амур. Дорожные записки". В 1871 году увидела свет работа Максимова "Плавание на корвете Аскольд". Откликом на запросы читателей явился шеститомник составителя Семенова (1871-1887) "Отечествоведение. Россия по рассказам путешественников и исследователей".

     И все же это были капли в море наводнивших Россию романов сначала Фенимора Купера, а потом и Жюля Верна, не считая дешевой французской беллетристики. Наиболее чутких и совестливых русских подданных более всего беспокоило то, что Гоголь с крайней тревогой обозначил как "незнание России посреди России".

     Ушинский откликнулся на эту проблему статьей "О необходимости сделать русские школы русскими". Считаем уместным дать извлечение из этой работы Ушинского, поскольку тема, которую затронул Константин Дмитриевич, стала в наши дни тысячекратно острей: "Самое резкое, наиболее бросающееся в глаза отличие западного воспитания от нашего состоит вовсе не в преимущественном изучении классических языков на Западе, как нас иные стараются уверить, а в том, что человек западный не только образованный, всегда, всего более и всего ближе знаком со своим отечеством: с родным ему языком, литературой, историей, географией, статистикой, политическими отношениями, финансовым положением и т д., а русский человек всего менее знаком именно с тем, что к нему всего ближе: со своей родиной, всем, что к ней относится".

     Далее Ушинский пишет: "Факт нашего относительного невежества во всем, что касается России, без сомнения, поражал каждого, кто ездил за границу не за тем только, чтобы отведать канкальских устриц на месте их рождения или пообедать в "позолоченном доме"; печальный факт этот был не раз высказываем и в печати; но отчего же он до сих пор не обратил на себя должного внимания?"

     С родной историей русским детям повезло больше, чем с географией. Вдохновенного учебника по отечествоведению они так и не дождались. Между тем в 1847 году в журнале Петра Редкина "Новая библиотека для воспитания" вышла "Русская летопись для первоначального чтения" крупнейшего русского историка Сергея Соловьева, встреченная с восторгом критикой.

     Историк хорошим языком, увлекательно пересказал детям Нестерову летопись о становлении Русского государства. Но физический и зрительный образ родины детям могла дать только любовно и умно написанная география России, с ее реками, озерами голубыми, горами высокими, полями, синими ото льна, степями, морскими портами и верфями, с чтимыми храмами и древними монастырями, дорогами, городами и селами. Такой географии, которая могла бы запечатлеться в душах детей и их родителей, как живая икона Святой Руси, в стране не была создана. Не появилась такая география и по сей день.

     Острее всех отсутствие одухотворенной географии для юношества ощущал автор фундаментального труда "Божественная литургия" Николай Гоголь, который говорил: "Церковь наша должна святиться в нас, а не в словах наших", и являлся подлинным монахом в миру.

     За полгода до кончины Гоголь получил письмо из Оптиной пустыни от преподобного старца Макария, в котором тот писал: "Спаси Вас Господи за посещение нашей обители и за … намерение составить книгу для пользы юношества". При последнем посещении Оптиной Гоголь просил у старца Макария благословения на написание книги по географии России для юношества. Писатель очень хотел написать такую книгу. Гоголь желал написать, как он говорил, живое, а не мертвое, изображение России, он остро осознавал, что юношеству как воздух нужна "говорящая ее география, начертанная сильным, живым слогом, которая поставила бы русского лицом к России еще в то первоначальное время его жизни, когда он отдается во власть гувернеров-иностранцев".

     Гоголь не успел осуществить свой великий замысел, но его устремления творческие за полгода до смерти говорят о несокрушимом духовном богатырстве вопреки всем поздним псевдоплакальщикам, поспешившим унизить этого поистине светского "Отца церкви" глумливой скульптуркой.

     Незадолго до смерти Гоголь говорил своему близкому другу: "Ах, как я много потерял, как ужасно много потерял…" "Чего? Отчего потеряли вы?" "Оттого, что не поступил в монахи. Ах, отчего батюшка Макарий не взял меня к себе в скит?" Эту беседу Гоголя с другом позже передавал преподобный Варсонофий.

     Кто знает, останься Гоголь монахом в Оптиной, жизнь его могла быть продлена, и там, возможно, и родилась бы география России для детей.

     Мысль о географии родной страны не могла не владеть умом такого всеобъемлющего и чуткого гения как Пушкин. География увлекала его с детства. Он сам признавался: "С детских лет путешествия были мною любимою мечтою". За свою жизнь он побывал от Пскова до Эрзерума на юге и Уральска и Оренбурга на востоке. Он изучал Бессарабию, Крым, Кавказ, Новочеркасск и Ставрополь. Мало кто знает, что перед дуэлью за восемь дней до смерти он с юношеской страстностью изучал и конспектировал книгу Степана Крашенинникова "Описание земли Камчатки", изданную Академией наук в год смерти первого русского академика в 1755 году.

     Такой интерес к Камчатке говорит о том, что Пушкин был полон планов, замыслов и готовился к долгой и деятельной жизни и, возможно, пережил бы лицейских однокашников — адмирала Матюшкина и князя Горчакова, вопреки лживым стенаниям поздних плакальщиков.

     Великий шведский ботаник и систематик Карл Линней писал в 1750 году Степану Крашенинникову: "В Российской империи больше найдено незнаемых трав через десять лет, нежели во всем свете через половину века". И он же Крашенинникову: "чтобы просить Вас о взаимной со мной переписке". Упоминаемые шведом Линнеем десять лет — это время действия в Сибири "странствующей Академии". С того времени и следует вести зарождение Academia Sibirica. Мы даже знаем день зарождения Сибирской академии. В тот день судно, на котором плыл адъюнкт Степан Крашенинников, вдребезги штормом разбило о камни камчатские, и на берег вступил Степан "в одной рубахе".

     Видимо, Камчатка и Сибирская академия связаны мистически. Судите сами. Западно-Сибирский филиал Академии наук СССР организован в 1943 году — в год Сталинграда. Президентом академии воюющей державы был путешественник и ботаник Владимир Леонтьевич Комаров (1869-1945). До начала XX века Комаров исследовал бассейн Зеравшана, Туркмению, средний Амур, Восточные Саяны, Манчжурию, но славу ему принесла Камчатка, как он писал: "страна чудес природы, своего рода Иеллостонский парк".

     В 1908 году 9 июня ботанический отряд Комарова высадился в Петропавловске, где шел снег. Свой главный труд Комаров озаглавил "Путешествия по Камчатке в 1908-1909 гг.". В то время на Камчатке, равной по площади Апеннинскому полуострову, проживало всего восемь тысяч человек. Во времена Степана Крашенинникова казаки вместо оконных стекол употребляли медвежьи кишки. Такие же окна застал Комаров в Апаче на реке Большой. Медведей на Камчатке всегда было великое множество. Главными домашними животными служили ездовые собаки. Они поедали громадное количество ценной лососевой рыбы (кета, горбуша) — от пяти до восьми миллионов штук в год. Во времена Комарова на Камчатке подвизался миссионер иеромонах Нестор (Анисимов), который к 1916 году станет епископом Нестором Камчатским.

     Решение о создании Сибирского отделения Академии наук состоялось в 1957 году. В бывшем Западно-Сибирском филиале на улице Советской, 20 (быв. Кабинетская) стали появляться ученики академика М. А. Лаврентьева из Московского ФИЗТЕХа. Вскоре они поселятся в Академгородке в Золотой долине, поставив у речи Зырянки первые щитовые домики.

     В 1966 году академик Михаил Алексеевич Лаврентьев с восторгом рассказывал автору этих строк, молодому публицисту, о своих восхождениях на вулканы Камчатки. Говорили, что, основав Институт вулканологии в Петропавловске-Камчатском, академик Лаврентьев с юношеской порывистостью готов был стать и первым директором Института вулканологии. После этого разговора усидеть в Новосибирске было невозможно, и я выбил первую командировку в истории академической газеты (разумеется, через Лаврентьева) по филиалам Сибирской Академии по маршруту: Якутия — Чукотка — Камчатка — Сахалин — Курилы — Владивосток. Жемчужиной поездки стала Камчатка, тем более к нашему прибытию как по заказу "заговорила" Ключевская сопка.

     Душой отечестволюбия выступает всепронизывающее жизнь с детства и до кончины краеведение. Краеведческий иммунный инстинкт вел и пером Ушинского, когда он писал статью "О необходимости сделать русские школы русскими". Воспроизведена она была в новом научно-методическом журнале "Русская национальная школа", № 1 за 2008 г. Журнал издают на свои скудные средства восемь благородных дам-подвижниц народного просвещения, фамилии которых вынесены на первую страницу под грифом "Редакция".

     Главный редактор журнала Иван Гончаров, он же директор учебно-методического Центра национального образования российского государственного педагогического университета, доктор педагогических наук, профессор. В редакционной коллегии журнала числятся ученые, педагоги, административные деятели, иеромонах Киприан (Ященко), руководитель Учебного комитета при Священном Синоде РПЦ, от писательского цеха — Валерий Ганичев, Владимир Крупин и Валентин Распутин, от музыкального мира — Владислав Чернушенко, профессор Санкт-Петербургской консерватории им. Н. А. Римского-Корсакова, художественный руководитель Академической капеллы им. М. И. Глинки, народный артист СССР. Чернушенко, кстати, руководит лучшим в мире хором, который возник как "Хор Государевых Певчих Дьяков" и непрерывно поет с 1479 года, со дня освящения Успенского собора Кремля.

     Журнал "Русская национальная школа" среди нашего рынка, забитого гламурно-глянцевой нечистью, выделяется культурой, слогом и не лишен благородного изящества в оформлении.

     Прошел год-другой. Как ни бились подвижницы, хорошо знакомые с системой просвещения, но не смогли вызвать интерес к этому чудному журналу. Тираж его так и не превышал двести экземпляров, а число подписчиков едва достигло 96 человек. Ни один член редколлегии, надо признать, не написал статьи в поддержку издания.

     В России около шестидесяти тысяч школ, не считая вузов и других образовательных учреждений, но из 60 тысяч школ, похоже, нет ни одной русской школы в полном и благородном смысле этого слова. Тому убийственное подтверждение двести экземпляров журнала "Русская национальная школа", этот заголовок идет с испуганно политкорректной добавкой "В многонациональной России".

     Ежегодно десять миллионнов туристов из России летают пожариться за рубеж, а тираж журнала — двести экземпляров. Они оставляют за кордоном миллиарды долларов, а журнал чахнет. Три миллиона туристов ежегодно аэропланами доставляют свою чистейшую плоть пополоскать в Турцию и Египет, а чтимые монастыри, храмы и святыни их родины вместе с могилами предков дичают и зарастают бурьяном. Среди этих миллионов одуревших этнических скопцов наверняка много учительниц. Мужчин-учителей давно занесли в "Красную книгу", как почти исчезнувший вид. Миллионы загорают, пускают пузыри, жарят шашлыки, сосут пиво, а тираж журнала всего двести экземпляров.

     Денационализированная школа порождает духовное бесплодие, одичание, беспризорность, а с ними все формы терроризма, уголовщины и насилия. Только на здоровую русскую национальную школу могут опираться Русская православная церковь, флот, армия, семья, государство и сохранять устойчивое развитие и безопасность.