2. От охотника к крестьянину

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. От охотника к крестьянину

В первобытных охотничьих племенах основной процесс труда - добывание пищи - сам по себе доставлял удовольствие (не случайно слово "охота" имеет в русском языке именно тот спектр значений, которое оно имеет), и, таким образом, несмотря на ранговую структурированность общества (подробнее об этом можно найти в вышеупомянутых этологических работах), эксплуатации как таковой не существовало. То есть, высшее положение в обществе занимали как раз те, кто приносил племени набольшую пользу в виде добычи. И совершенно естественно, что те, кто в виду своей неполноценности не мог заниматься охотой, должен был относиться к кормильцам с почтением. Примерно такое же распределение "труда" имеет место и в волчьей стае. И действительно вполне вероятно, что именно к этому времени восходят мифы о Золотом Веке.

Однако, занимая положение большого хищника, человек автоматически испытывал на себе все прелести этого положения. В том числе и небольшое число особей, которое может прокормиться с определенного участка земли, и большие колебания численности из-за неподконтрольных человеку факторов.

При переходе к земледелию человек спустился на положение травоядного скота (быдла). Большая часть работы стала рутинной, неинтересной и неприятной. Однако появилась возможность эксплуатации, то есть, отбора прибавочного продукта. Автоматически у земледельца встал насущный вопрос защиты своего нажитого тяжелым трудом имущества.

Постепенно начали выстраиваться следующие сценарии: 1) земледельческая община сама охраняет себя по мере необходимости, и даже порою устраивает набеги на соседей; 2) земледельческая община выделяет из своих рядов или нанимает со стороны группу людей, несущих службу охраны от непрошеных гостей, и за это получающих часть продукта, добытого нелегким земледельческим трудом; 3) появляются устойчивые группы (даже племена), живущие преимущественно грабежом соседей; 4) появляются группы людей, которые навязывают свою "охрану" земледельческим общинам на некоторой территории, выступая грабителями в случае отказа. Заметим, что эти сценарии начинают развиваться при истоках любого эксплуататорского общества, в чем достопочтенный читатель, наверное, имел возможность убедиться на примере России, начиная с 1988 г.

Итак, земледельческий труд требует много времени, поэтому охотничьи и боевые навыки общин, живущих по первому сценарию, обычно начинают отставать от навыков соседей, выбравших другие сценарии. Но, в отличие, скажем, от Владимира Журавлева, я не считаю это главной причиной их проигрыша в конкурентной борьбе, ибо сельскохозяйственный труд является весьма сезонным, и внесезонного времени вполне достаточно для наверстывания упущенного. В конце концов, ни казаки, ни жители вольных обществ Северного Кавказа в личных качествах не уступали профессиональным солдатам России, Польши, Турции и т.д., а практика, как известно, является первым, лучшим и единственным критерием истины.

Причиной же обычного исторического проигрыша общин, выбравших этот сценарий, по моему мнению, является их изначальное демократическое устройство, которое хорошо работает в малом сообществе, но дает сбои по мере роста его численности. Таким образом, размер каждого общества такого рода был очень ограничен, а вместе с тем была ограничена и абсолютная способность его сопротивлению внешней агрессии.

Постепенно в общинах, выбравшие второй сценарий, представители слоя "носящих оружие" также начинают осознавать свою важность, и этот сценарий также сливается с четвертым. Так как на любую силу со временем находится большая сила, постепенно племена, живущие по беспределу (третий сценарий), уничтожаются или самоуничтожаются. Общины же, выбравшие первый сценарий остаются в местах, имеющих естественный защитный ландшафт: на непреступных горах, за непроходимыми болотами и лесами и т.п.

Таким образом, по мере развития эксплуататорского общества начинает доминировать четвертый сценарий, и само общество делится на две больших группы: 1) носящие оружие и не работающие; 2) работающие и не носящие оружие. Отношение численности между первой и второй группами получается такое же, как между хищниками и их жертвами, что неудивительно, так как имеет ту же природу.

Очевидно, что возможна также и эксплуатация прямого принуждения (то есть рабства в чистом виде). Эта форма эксплуатации постоянно выпускает свои щупальца, но в достаточно однородно развивающемся обществе остается слабым возмущением по следующей причине: как отмечалось выше, носящие оружие при данном раскладе не склонны ломать голову над организацией жизни эксплуатируемых. Однако при определенных (существенно неоднородных) условиях (речь о них пойдет ниже) может начать доминировать именно эта форма.

Как мы уже говорили выше, выбравшие беспредел обычно долго не живут, поэтому представители первой группы достаточно быстро (по историческим меркам) вырабатывают кодексы рыцарской чести весьма похожие на уголовные понятия, что тоже не удивительно, ибо опять таки во всех в них лежат одни и те же базовые предпосылки. Основные варианты могут следующие: 1) земля и крестьяне принадлежат одному "главному", остальное войско присягает ему и получает от него только жалование; 2) каждый из носящих оружия имеет (или, по меньшей мере, хочет иметь) свой надел и своих людей, но входит в вассальную зависимость другому носящему оружие с более высоким рангом.

Казалось бы, первый сценарий, должен приводить к образованию больших государств, а посему должен быть предпочтительнее второго, однако практика показывает, что обычно оба сценария переплетаются сложным образом без яркого предпочтения, и первый сценарий побеждает окончательно только к закату самого феодального строя. Это довольно тонкий момент, требующий дополнительных исследований, но они выходят за рамки задач, поставленных в данной работе. Хотя вполне обоснованным представляется заключение, что дело обстоит в недостаточной развитости денежного обращения и транспортной инфраструктуры в средневековой Европе в отличие, скажем, от древнего Египта, древнего Рима или Македонии, но тут можно сформулировать вопрос по-другому. В чем была причина отставания развития транспортной инфраструктуры? Впрочем, как я уже отметил, этот вопрос выходит за пределы задач настоящей работы.

В мироощущении представителей второй группы на первый план выдвигается собственность, которая становится основной ранговообразующей величиной. Крестьянин проявляет искреннее уважение и угождает соседу, у которого хозяйство больше, и наоборот презирает соседа, у которого хозяйство меньше. Все мысли крестьянина направлены на укрепление хозяйства. Хозяева же из первой группы, воспринимаются, как высшие силы, которым отстегивать не хочется, но сей скорбный долг воспринимается как необходимость и не вызывает перманентного душевного конфликта. Хотя не дай Бог крестьянину осознать, что у барина нет больше силы! Тут лев попробует ослиного копыта, мало не покажется.

В недрах второй группы начинает зарождаться экономическая эксплуатация. Крестьянин, по каким-то причинам не сумевший собрать достаточный урожай, вынужден просить хлеба в долг у соседа, обещая отработать. Отрабатывая, он опять тратит время, и опять не получает своего урожая, и, таким образом оказывается в вечной кабале. Однако на этом этапе развития общества наличие экономической эксплуатации можно рассматривать не более чем слабое возмущение на фоне эксплуатации, рассмотренной выше.

Начинает зарождаться и разделение труда. Правда, пока очень незначительное. В каждом селе обычно есть один кузнец, который освобожден от сельхоз. труда. Обычно есть также повивальная бабка, знахарь (знахарка), печник, кровельщик и т.п., но у последних этот вид деятельности служит дополнительным приработком когда-никогда. В каждом селе, как правило, присутствует и жрец, но это особый случай, который мы пока отдельно рассматривать не будем.

Важным является то, что представители первой группы не принимают никакого участия не только в производстве, но и в организации производства и правил жизни второй группы. Все эти вопросы обычно доверяются местным выборным старостам (кто-то из наиболее богатых, а значит уважаемых в своем кругу крестьян), которые сами приносят хозяевам прибавочный продукт и контролируют работы на барщине.

Таким образом, представители носящей оружие элиты в отличие от крестьянского большинства оказываются психологически отчужденными от собственности на средства производства, и собственность практически не является основной ранговообразующей величиной, уступая место таким эфемерным с крестьянской точки зрения понятия, как титул, или еще более эфемерным, как честь, доблесть и т.д. Опять таки не случайны этимология и спектр значений русских слов "благородный" и "подлый".

По мере развития общества начинает постепенно крепнуть пока немногочисленные группа общества, состоящие из:

- жрецов;

- мастеровых (тех, кто делает для представителей первой группы оружие, а также предметы роскоши);

- купцов и менял;

- ростовщиков и процентщиков;

- артистов (я не случайно выделил артистов в отдельную группу, они реально отличаются от всех прочих групп);

- попрошаек, воров и сброда, живущего на обочине.

Для купцов и менял, а также ростовщиков и процентщиков собственность также становится основной ранговообразующей величиной. То есть, в данном аспекте психология этих групп похожа на крестьянскую. Для представителей прочих выделенных здесь групп этого не происходит, и, таким образом, в их общем укладе определяются сходные с укладом элиты моменты. У жрецов и мастеровых появляются свои титулы, вполне сходные с титулами элиты, и именно они определяют их положение среди себе подобных. Не случайно понятия "мастер" и "доктор" для феодального горожанина имеют огромное значение, так как определяют, как оплату труда, так и саму возможность занятия данным трудом, а также субординационное положение в обществе.

Немного поясню. Конечно же, мастеровому нужна мастерская, нужен дом, нужны какие-то личные вещи. Однако если доход крестьянина напрямую зависит от его собственности (земли, скота, лошадей, инвентаря и т.д.), то доход мастерового (имеющего, конечно же, минимальную мастерскую) в первую очередь зависит от мастерства и положения в обществе (гильдии).

Мастер может копить гонорары от своего труда, может тратить их на развлечения, дальнейший доход будет от этого слабо зависеть. А вот крестьянин в обязательном порядке должен вкладывать большую часть своих доходов в хозяйство.

Далее, инструменты мастера, конечно же, имеют какую-то цену, но, начиная с некоторого уровня (довольно низкого), все (подчеркиваю, все) мастера пользуются одинаковыми инструментами. От всемирно известного Страдивари до начинающего Канигати. Если бедный крестьянин получит наследство богатого дяди (или женится на его дочери), он автоматически станет богатым, и богатство сие скорее всего будет приумножаться, как и приумножалось (полных идиотов и редкие несчастные случаи мы не рассматриваем, потому что их процент слишком невелик). А вот доходы начинающего мастера, даже если ему нежданно-негаданно достанется мастерская, автоматически не возрастут. Чтобы они возросли, нужен долгий-долгий путь собственного совершенствования и доказательства этого в глазах других мастеров.

Поэтому, когда один мастер оценивает свое положение относительно другого мастера, он в первую очередь смотрит на его мастерство и статус в гильдии, а никак не на размер дома и даже мастерской. С другой стороны большое значение приобретают символические награды, всяческие победы в конкурсах и т.д. Собственность же, как таковая, уходит на второй план. Например, знатный скрипичный мастер может быть примерным семьянином и рачительным хозяином, а может быть мотом и кутилой, может скопить солидный капитал, а может от скрипки к скрипке не иметь лишней копейки в кармане, но как на стоимость продаваемых скрипок (и среднемесячный доход), так и на уважение коллег это не будет оказывать определяющего влияния.

Возвращаясь к нашей классификации, маргинальные слои просто на приземленном уровне повторяют аристократов. Там появляются свои "короли нищих" и т.п. Отличительной чертой этой категории от других является ее изначальная паразитичность. То есть, существовать маргиналы могут только урывая куски от трудовых групп (как крестьян, так и мастеровых), не давая ничего взамен. Если "благородные лорды" как бы несут функцию "крыши" для крестьян, то маргиналы не несут никакой функции, а посему именно паразитичность является основой их мировоззрения, что ставит его ниже даже убогого крестьянского мировоззрения, и таким образом наглядно демонстрирует диалектический закон отрицания отрицания. Так как эта категория занимает самый низ человеческой иерархии, то для попавшего туда нет выхода.

Единственное, что маргиналы делают позитивного - это демонстрируют самим своим существованием крестьянам, что бывает положение и хуже.

К плюсам же самого крестьянского положения можно отнести и то, что крестьяне не принимают участия в войнах (современный россиянин, активно косящий от армии должен оценить). В общем-то, им без разницы, кому платить. Исключения здесь только подтверждают правила.

Уровни закрепощения крестьян могут варьироваться от практической свободы (то есть, живешь на этой земле - платишь хозяину этой земли, не хочешь платить - скатертью дорога), до практического рабства (с некоторым отличием, о котором речь пойдет позже). Кроме того, различными могут быть вольности носящих оружие по отношению к работающим в поле. Это зависит от дополнительных условий, а также биологических характеристик конкретных народов, но это также не меняет сути. Примерно так развивались общественные отношения в Западной и Восточной Европах, и во многих государствах Азии, а также доколумбовской южной Америки.

Почему же древние цивилизации древнего Средиземноморья развивались по-другому? Дело в том, что рассмотренная выше модель являющаяся довольно грубым приближением, описывает развитие достаточно однородного общества, в котором уже совершился переход к оседлому земледелию. Какую же картину мы видим в Северной Африке и Южной Европе древнего мира? Большая неоднородность. Часть народов уже встали на путь цивилизации, другая часть осталось действительно дикой.

В таких условиях продвинутое племя и хотело бы просто обложить соседей оброком, ан нет, не получается. Потому что не стали еще жители этой земли крестьянами. Не получается убедить их работать, как работали и за "крышу" платить часть урожая. Да и климат там мягкий, зимы практически нет, то один фрукт созреет, то другой. Вот и не хотят дикари вообще ничего заготавливать, а как в анекдоте, лежат под пальмами и едят бананы. То есть, взять-то с них и нечего. А хочется. Тем более, что у самих рутинной работы более, чем накопилось.

Вот и начинает такая продвинутая община просто захватывать соседей в плен, и заставлять работать из-под палки, по принципу, с паршивой собаки - хоть шерсти колок. Заметим, что рабство, как форма эксплуатации всегда выходило на первое место при столкновении народа просвещенного и народа первобытного. В тех же США она существовала аж до шестидесятых XIX столетия, а в Латинской Америке еще дольше. Важным моментом при реализации рабовладельческого сценария является появление рынка труда, который включает мощные экономические механизмы. Вообще, появление рынка любого товара само по себе может полностью изменить структуру его производства и потребления. Например, рынок наркотиков появился совсем недавно, и если до его появления наркотики употребляли единичные маргиналы, то теперь наркомания - едва ли не первая опасность общества. Причем особенностью этого рынка является необходимость запрета наркотиков со стороны властей, чего и добиваются наркобароны. Ибо потеря конфискованных партий наркотиков не идет ни в какое сравнение от сверхприбылей за счет реализации по сверхзавышенным ценам оставшейся не конфискованной части.

Важный вопрос. Существенно ли отличался русский крепостной от негра с плантаций Флориды образца 1860 года? Отличался существенно, и не только цветом кожи. Русский крепостной (за редким исключением) работал на своей земле, имел свое хозяйство, и психологию крестьянина со всеми ее плюсами и минусами. Он боялся рекрутского набора (о нем речь пойдет позже), основным показателем на подсознательном уровне считал величину хозяйства, барина на подсознательном уровне боготворил, так что даже право первой ночи особых нареканий не вызывало (равно как и у его европейских коллег на более раннем этапе исторического развития), в качестве перспективы видел крепкую семью, крепкое хозяйство, выгодный брак детей. Флоридский негр своего хозяйства не имел, рекрутских наборов (из-за их отсутствия) не боялся, работал исключительно из под палки надсмотрщика. Тот негр, что еще помнил Африку, в тайне надеялся вернуться в первобытный беззаботный мир. Тот же, что уже родился в рабстве мечтал о свободе, как возможности ничего не делать (пополнить ряды попрошаек и воришек), или, быть может, стать надсмотрщиком.

Если первый имел, хоть и, в общем, убогую, но достаточно органичную систему ценностей (отнюдь не рабскую, как часто пытаются представить иные русофобы, а именно крестьянскую), в то время, как второй был полностью оторван и дезорганизован. Поэтому если после отмены крепостного права на Руси, крестьяне как жили, так и продолжали жить (волнения были слишком небольшими), то с отменой же рабства в США появилась армия маргиналов, до сих пор висящих на шее остального общества. Возможно, именно эти причины привели в тупик и античные цивилизации.

Кстати, возвращаясь к древним цивилизациям, следует отметить, что еще тогда появилась тенденция объявлять "всех, кто не с нами" дикарями, еще не приобщившимися к цивилизации. При этом история своей общины начинала анализироваться, как история цивилизованного государства, а всех остальных - как не представляющие интереса отношения доисторических дикарей.

Основной характеристикой цивилизации обычно объявлялось то, что законы, обычаи и церемонии (точно так же исходящие из инстинктивных ритуальных танцев, как и у соседей) записаны и запротоколированы, также как и основные исторические вехи. По этой причине многие завоеватели обычно стремились уничтожить все письменные и материально-культурные памятники завоеванных народов, дабы их дикость относительно завоевателей уже не вызывала сомнений. Сожжение Александрийской библиотеки, уничтожение армянских книг турками, переплавка огромного числа шедевров южноамериканских цивилизаций... Примеров можно перечислять много. Да что там говорить, вспомнить хотя бы ничем не оправданные варварские бомбардировки англо-американцами немецких культурных центров в 1945.

Отголоски таких оценок существуют в современных исторических описаниях. Обычно историки несколько переоценивают развитость западноевропейских государств, и соответственно, недооценивают развитость всех прочих, делая сравнения по ложным критериям. В частности, строй общин, живших по первому сценарию, определяется, как дофеодальный. То есть, иными словами, говорится, что, дескать, не доросли до феодального строя, доисторические еще (и это несмотря на то, что материальная культура некоторых из них не только не уступала, но зачастую превосходила, так сказать, "исторических" современников). Другие народы, оказывается, не доросли до рабства. Подобные штампы исторических оценок получились из-за неверной причинной оценки. Это мы и пытаемся преодолеть в настоящей работе.

Резюмируем сказанное выше. Развитие человечества при равновесных условиях на раннем этапе имеет следующие стадии: 1) первобытнообщинная (охотничья), 2) земледельческая (крестьянская). Именно крестьян, как основополагающий класс, следует поставить в определение этого строя. Рабовладельческий же строй является нелинейным завихрением в сильно неоднородных условиях. Именно поэтому он и получил преобладание в присредиземноморских древних цивилизациях и практически отсутствовал в более северных европейских округах.