ПРИТЧА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПРИТЧА

Сравнения – не доказательства, и притчи тоже иногда оказываются неверными. Но в том, сколько правды содержится в одной аллегории, которую много лет назад рассказал мне один из моих коллег, мне пришлось с горечью убедиться на собственной шкуре.

Это притча о мыши, и вот ее содержание:

Однажды по крестьянскому двору бежала мышь. За ней гналась кошка, приближаясь к мышке все ближе и ближе. Ей едва не удалось поймать несчастного грызуна, как только тот спася в коровнике. Там мышь пробежала под одной из коров как раз в тот момент, когда из-под коровы на пол шлепнулась огромная коровья лепешка. Мышка мгновенно оказалась покрыта слоем навоза. Кошка удивленно оглядывалась по сторонам: ее жертвы нигде не было видно. Но, присмотревшись, она все-таки увидела коровью лепешку, из которой торчал мышиный хвостик. Кошка немедленно вытащила мышь за хвост и с удовольствием ее проглотила.

Мораль этой притчи очевидна:

Во-первых. Не каждый, кто обляпает тебя дерьмом, желает тебе зла.

Во-вторых. Не каждый, кто вытаскивает тебя из дерьма, желает тебе добра.

В-третьих. Раз уж ты сидишь в дерьме, то хотя бы не высовывай свой хвост.

Собственно, эту притчу стоило бы сделать преамбулой устава БНД!

Я никогда не соглашусь с тем, что – как утверждают некоторые – мою деятельность в отделе безопасности БНД с 1995 до моего ухода из Службы в конце 1999 года следует оценивать однозначно негативно. Но то, как прямые преемники моих начальников оценивали мою работу, и как они пытались дискредитировать меня, однозначно не делает чести Службе.

Когда я сам оглядываюсь на прошедшие годы, то в моей памяти всплывают порой неприятные моменты. К примеру, после моего осуждения у меня появился добровольный и вначале самоотверженный помощник, от услуг которого я сегодня, пожалуй, лучше бы отказался.

Задолго до того, как 21 января 2003 года я вошел в судебный зал Пятой уголовной палаты Первого мюнхенского земельного суда, я знал, что мне в какой-либо форме необходимо будет искать поддержки общественности. Общественности стоило бы узнать, что происходит в БНД, и что случилось со мной. Если мы всерьез переживаем за судьбу нашего государства, то замалчивать такие факты нельзя. Когда в суде под видом правосудия, от имени народа, была поставлена якобы окончательная точка в моей истории, нельзя было оставлять этот факт без комментариев. К счастью, я нашел прекрасного помощника. И, к сожалению, как раз тогда мне не вспомнилась притча о мыши.

После оглашения приговора я был полностью ошеломлен – как будто попал в другой мир. Кому из моих знакомых и друзей я смог бы все объяснить? И, в первую очередь, как мне это осуществить – не имея на руках приговора и соответствующих документов. Ведь приговор был секретным. Потому, подумал я, единственным путем было бы рассказать всю историю с самого начала. Тогда каждый, узнав ее, смог бы сделать свои выводы.

Убитый отчаянием, я сидел у своего адвоката и пил кофе. Его аргументы, что мне, по меньшей мере, удалось защитить своих агентов, а мой партнер, которому пытались предъявить такие же обвинения, что и мне, так и не попал под суд, хотя и утешали меня, но не сильно. Больше удовольствия доставляла мне мысль о том, какой следующий шаг я собираюсь предпринять. Буквально час спустя у меня была уже другая встреча. Ее устроил редактор одной известной газеты, который слыл знатоком тем, связанных с секретными службами. У давно уже знакомого мне журналиста был хороший друг, писавший в качестве свободного автора статьи для той же газеты. Речь идет о моем нынешнем соавторе Вильгельме Дитле.

Расставшись со своим адвокатом, я стоял перед зданием суда на улице Нюмфенбургер штрассе. Сначала мне нужно было хорошо отдышаться. Затем я двинулся прямо к своей цели. До нее было всего два километра – до мюнхенской площади Променадеплатц. В галерее отеля "Баварский двор" меня ждали двое: уже упомянутый посредник и мой давно избранный соавтор. Как журналист он уже несколько месяцев интересовался моим делом и очень хотел, чтобы я согласился опубликовать мою историю в виде книги – так представился мне Дитль.

Между нами с самого начала установилась атмосфера взаимопонимания, мы быстро сблизились, потому вскоре последовали многочисленные встречи втроем, на которых мы обсуждали содержание и форму запланированного совместного проекта. В ходе бесед инициатору переговоров – он сам из-за своего контракта не мог заняться написанием книги – стали известны некоторые сведения, которые помогли ему провести дальнейшие изыскания. Все участники были удовлетворены. Дитль и я работали над книгой, редактор получал и анализировал редкую и интересную информацию.

"Сарделька"

Целый год у нас все шло гладко, ничто не предвещало хлопот. Но незадолго до запланированного момента выхода моей книги "Условно пригоден к службе" внезапно в одной большой немецкой ежедневной газете появилась статья. И тут газетный репортер, так душевно доселе относившийся ко мне, вдруг в один миг превратился в надоедливого холерика. Он ругал меня по телефону за то, что первую статью о книге опубликовал не он, а другой журналист – ведь он так старался, и вдруг его так позорно "обошли".

Прошло несколько дней, и этот журналист потребовал вдруг от меня своего рода посреднический гонорар за все еще не вышедшую книгу. Если уж не он оказался первым, кто смог рассказать публике содержание и подоплеку новой книги, то, по меньшей мере, он хотел бы получить деньги. Это звучало примерно так: "Мне не нравится, что я всегда начинаю распутывать большие истории, а в конце остаюсь с носом. Теперь я хочу увидеть деньги. Понимаешь? Деньги! Так что позаботься, чтобы я получил деньги. Я тут делаю работу. А другие пишут статьи. И меня это не устраивает. Если же денег не будет, я напишу такое о вашей книге, что для вас лучше было бы просто закопать ее в землю".

Его звонки и оказываемое давление так сильно подействовали на меня, что я даже предложил Вильгельму Дитлю заплатить, в конце концов, этому коллеге некоторую сумму. Но и он, и наш литературный агент в Мюнхене, тоже столкнувшийся с финансовыми требованиями редактора, жестко отвергли идею каких-либо выплат. Я прислушался к их аргументам. Когда упомянутый реактор понял, что денег от нас он не получит, то внезапно изменил свою тактику.

Он принялся регулярно звонить мне и говорить, что ему хотелось бы получить хотя бы маленькую признательность. Среди нас даже появилось крылатое слово "сарделька", так как этот мучитель скрывал свои денежные требования за этим синонимом. В оригинале это было так: "Я всего-навсего хотел бы получить сардельку или чашку кофе. Просто маленькую благодарность". Тот, кто слышал это неоднократно, со значением ухмылялся. Каждый знал, что он имел в виду.

После публикации книги "Условно пригоден к службе" этот редактор опубликовал в своей газете несколько статей об этой книге. Всем им был присущ резко негативный тон. После каждой публикации писака регулярно звонил мне и моему соавтору. Его объяснения все были в одном духе: "Ну вот, вы же сами этого хотели! Как аукнется, так и откликнется! Я ведь просто хотел получить сардельку. Или чашку кофе. Маленькую благодарность. Не более того".

Но в основном можно сказать, что средства массовой информации приняли книгу "Условно пригоден к службе" положительно. Если они что-то в ней критиковали, то только в корректном тоне и в конструктивном духе, с деловым подходом к теме. Им и в голову не приходило представлять обоснованную критику в адрес очень спорного немецкого учреждения как что-то преступное или высмеивать авторов книги. Они всерьез восприняли наш совместный проект и соответственно его оценивали. Мне удалось познакомиться со многими интересными людьми из среды многочисленных журналистов. Некоторые пытались придирчиво оспаривать наши тезисы, другие подходили с интеллектуальными предрасположениями. А еще были своего рода "государственные преступники, действующие по идеологическим мотивам". Для меня они были самыми симпатичными собеседниками.

Теперь вернемся к нашему самому упорному и непримиримому противнику. При чтении его статей хорошо информированным читателям бросилось в глаза, что он внезапно писал о вещах, которые часто вообще не имели ничего общего с правдой. Он выдвигал тезисы, которые очевидно были просто выдуманы. Особенно раздражало, когда он заранее оповещал о своих будущих статьях, высокомерно рассказывая их содержание, но при этом категорически отказывался учитывать мои контраргументы по определенным пунктам. У меня возникло ощущение, что он изо всех сил хочет отомстить мне за то, что остался "пустым" после всей истории.

"Сарделька" стала его фирменным знаком, ведь он не забывал о ней ни в одном разговоре, когда бы ни позвонил. Что мне казалось самым противным – его намеки на мою партийную принадлежность и, особенно, на связь с тогдашним Федеральным министром обороны Петером Штруком. Но об этом позже.

Ложь о нас и нашей книге достигла нового апогея в декабре 2005 года, когда "Сарделька" опубликовал свой очередной опус. Но в этот раз он разогнался на полную катушку. Автор утверждал, что я якобы сижу на центнерах компромата из отдела QB 30. При этом он воспользовался именем моего умершего коллеги Франка Оффенбаха. Оффенбах был начальником команды наружного наблюдения БНД, которая подчинялась непосредственно шефу отдела безопасности. Оффенбах и его люди решали самые сложные и самые деликатные задания Службы – начиная с наблюдения за собственными работниками, охраны людей и предметов и кончая самыми деликатными курьерскими услугами. Незадолго до своей смерти, утверждал автор статьи, шеф команды "наружки" якобы незаконно передал мне большое количество документов. После этой двойной злонамеренной клеветы у меня уже просто кончилось терпение.

То, что журналисты время от времени "промахиваются" мимо истины в своих произведениях или по халатности не замечают правды, происходит часто. С этим нужно смириться и с этим можно жить. Я не выступаю против каждого неверного предложения, против каждой ошибочной интерпретации, но тут уже было слишком. Была ли эта история задумана для того, чтобы отвечающая за наши дела прокуратура испугалась и снова набросилась на меня, этого я не знаю.

Во всяком случае, душок у этой истории был мерзкий. Возможно, наш заклятый враг хотел этими действиями сорвать проект нашей новой книги? Ведь на этот раз он, к своему сожалению, понятия не имел об ее содержании. В этой ситуации можно было предполагать все, что угодно. Возможно, "горячая улика" со служебным наследием Франка Оффенбаха вообще была придумана не его извращенным мозгом. Может быть, его самого использовали как пособника? Кто стоял за всем этим случаем? Одни мысли об этом пугали.

Но самым гнусным было для меня обвинение в адрес моего бывшего коллеги Франка Оффенбаха. Нет ничего проще, чем осудить умершего человека, зная, что он не сможет защитить себя и навсегда останется преступником. Несомненно, в этом конкретном случае, обвинения были особенно абсурдны. Никто из знавших Оффенбаха никогда не поверил бы в эти публично высказываемые обвинения. Никто из коллег не мог представить себе, чтобы Оффенбах совершил подобный проступок.

Шеф команды наружного наблюдения БНД всегда был лоялен. Лоялен к своим руководителям, но также и к подчиненным. Хотя он не скрывал разочарования, накопившегося за долгие годы службы, он всегда оставался честным и открытым человеком. В принципе он был типичным разведчиком "рабочего" уровня. Как и многие его замечательные коллеги, он исполнял свой служебный долг с полным самопожертвованием, подвергая опасности собственное здоровье. В конце концов, он просто сломался. И теперь, после смерти, его обвиняли в таком позорном поступке. Против этого необходимо было выступить. Я делал для этого все, что было в моих силах.

Но Федеральная разведывательная служба повела себя "по-страусиному" – так типично для нее. Вместо того, чтобы открыто, убежденно и обоснованно защитить доброе имя Франка Оффенбаха, ответственные лица, как окаменевшие, попрятались в своих кабинетах. Чуть ли не плача, бонзы в Берлине и в Мюнхене впали в состояние своеобразного паралича. Кажется, они вдруг поверили во все обвинения в адрес своего бывшего подчиненного. А может быть, они просто мерили его по себе?

Даже неспециалист поймет, какую проблему для безопасности организации создает такое разочарование собственного персонала в своей работе и в своих руководителях.