ГЛАВА 2 Блоггеры против журналистов. Боевая ничья?

ГЛАВА 2

Блоггеры против журналистов. Боевая ничья?

Интернет как вирусный редактор: блоги, поезд, майор

События с «Невским экспрессом» и майором Дымовским показали, что стихия интернета имеет собственные встроенные процедуры извлечения и сгущения значимости

Три месяца назад в колонке «СМИ против интернета» я отказал интернету в способности формировать значимость и вывел из этого тезис о бессмертии традиционных СМИ. Основной аргумент заключался в том, что из-за простоты авторства Сеть создает все больше шума и не предполагает внутренних механизмов отбора. Тогда как классические СМИ по простой материальной причине (limited edition) ограничивают доступ желающих к авторству и, как следствие, — имеют встроенный и обязательный редакционный отбор, уничтожающий множественность мнений и настроенный на добычу главного, то есть ориентиров. Что, собственно, и требуется обществу от СМИ.

Однако после отказа «Яндекса» от рейтинга блогов[25] и истории с майором Дымовским[26] я готов признать, что ошибался. Интернет умеет не только умножать, но и фильтровать смыслы, именно опираясь на критерий их общественной значимости. Сам, без участия редакторов, как это ни прискорбно.

Дело, конечно, не в том, что интернет этому научился за три месяца, а в том, что я теперь могу описать, как интернет выполняет эту ключевую функцию СМИ — функцию выработки значимости.

Тотальный охват вместо точечного поиска

В комментариях к колонке Василия Гатова «Мердок. Битва с пейзажем»[27] мы поспорили с Валерием Ширяевым[28] из «Новой газеты» о том, является ли профессионализм журналиста гарантией его монопольного положения на рынке общественной информации. Валерий настаивал, что «производство новостей есть квалифицированный труд», и поэтому вся действительно значимая общественная информация, влияющая на принятие важных решений, добывается мастерами пера. Особенно информация, обитающая в закрытых от дилетанта зонах, — политике, экономике, криминале. Добыть и разработать важную тему может только специально ориентированный и подготовленный профессионал, обученный это делать и зарабатывающий этим. И вообще, журналист и блоггер — не одно и то же.

Я считаю, что не надо сравнивать журналиста и блоггера, как Пересвета и Челубея. Надо сравнивать тысячу журналистов и миллион блоггеров (для удобства назовем всех пользователей, производящих сообщения в интернете, блоггерами).

Безусловно, журналист нацелен на поиск значимых тем, как старатель — на поиск золота. Но представим себе, что в индигирскую тайгу вышли сотни тысяч туристов. Они имеют весьма приблизительные представления о золоте. Но имеют. Они обязательно найдут самородки. Случайно, но найдут. Многие из этих сотен тысяч дилетантов еще и начнут рыть свои наивные шурфы — как умеют. И суммарные находки туристов будут вполне сопоставимы с добычей нескольких профессиональных артелей. При этом туристов будет становиться все больше. А среди них еще обязательно будут геологи или звероловы — то есть специалисты, обладающие смежными профессиональными навыками.

Сугубо по статистическим причинам огромный массив блоггеров может натыкаться тут и там на интересные темы, которые журналисты искали бы специально. Возьмем, например, увлекательный пример с инвестициями ВЭБа в акции «Русала». Разве не мог бы какой-нибудь скучающий экономист, бродя на досуге по интернет-тайге, случайно натолкнуться на эту тему и увидеть, распознать ее благодаря своим смежным навыкам?

Обнаружение актуальной темы перестает быть монопольным правом журналиста, который, естественно, все еще настаивает на этой монополии только лишь на том основании, что занимается этим профессионально и легко побьет блоггера в очном творческом поединке. Но теперь большое количество интернет-бродяг с разнообразными знаниями ежеминутно наталкивается в информационном пространстве на что-нибудь интересное. Они не специально, просто их много.

Кроме того, и в реальной жизни блоггеры являются современными «рабселькорами» — внедренными в повседневность корреспондентами интернета. Случайно узнают новости и актуальные факты — ведь кто-нибудь обязательно окажется в каком-нибудь нужном месте в нужное время. Сообщения блоггеров, случайно оказавшихся в «Невском экспрессе», во сто крат ценнее и интереснее сообщений журналистов, поехавших освещать катастрофу специально. Просто блоггеры были на месте с самого начала. Их оказалось даже несколько.

Абстрактный блоггер в силу случайного, но массированного распределения по поверхности планеты обязательно оказывается в центре какого-нибудь события. А уж описать он как-нибудь сможет, даже если стилистически проиграет журналисту. Гигантская сеть дилетантов (многие из которых обладают смежными или пригодными знаниями и навыками) покрывает почти все поле, на котором растет общественная информация.

Хочу отклика

Вторая важная особенность блогосферы, позволяющая ей компенсировать информационный дилетантизм, заключается уже не в массовом покрытии, а в мотивах блоггера. То, что для журналиста является профессией, для блоггера — способ существования. Блоггер есть тогда, когда он что-то пишет и обсуждает. Вне форм обсуждения блоггера нет.

Что он может писать и обсуждать? Да что угодно, в том числе ничтожную чепуху. Но он обязательно рассчитывает на реакцию, ибо именно в этом смысл обсуждения.

Получить реакцию, отклик на свое сообщение, получить хотя бы энное количество прочтений — вот мотив блоггера. Но какой пост имеет шансы получить реакцию и отклик френдов? Реакцию получит, скорее всего, то, что интересно, значимо — либо для небольшого сообщества френдов, либо для всего общества.

Блоггер не понимает этого, но он наивно руководствуется критерием значимости уже на этапе выбора темы, уже в тот момент, когда открывает в браузере текстовое поле для выражения своих мыслей. Желая отклика френдов и всего мира, блоггер добывает значимость. Как умеет. У десятков тысяч получается некузяво, и Панюшкин злится (См. его нашумевшую колонку «Презрение и сострадание. Валерий Панюшкин об интернет-дневниках»[29]). У тысяч — примерно получается. У сотен — получается великолепно. Многие блоггеры даже стали профессиональными добытчиками значимости и приглашены теперь колумнистами в СМИ либо вовлечены в другие профессиональные медийные или политические процессы. Эта среда имеет свои «социальные лифты», то есть у нее тоже есть низ и верх, она пирамидальна. Ну, а почему нет? — это же человеческое сообщество.

Желание отклика, прочтения — мотив слабый, неоплачиваемый, опирающийся лишь на тщеславие блоггеров или их жажду общения и сопричастности. Но там огромное, чудовищное количество человеко-часов. Идет постоянный дилетантский (с точки зрения журналиста) поиск тем ради самовыражения и признания. Это всё не специально. Однако трал столь велик, что в него попадает всё, в том числе действительно значимое.

А дальше значимое, если оно значимо, само начинает обнаруживать и укреплять свою значимость среди всего хлама, заполонившего Сеть.

Вирусная редактура

Найти тему — лишь часть дела. Ее надо профессионально разработать, дособрать фактуру, расставить акценты, выписать, наконец. Казалось бы, среднестатистический блоггер этого не умеет так, как умеет обычный даже не самый талантливый журналист.

Один случайный блоггер — не умеет. У него нет ни квалификации, ни общественной санкции, каковая есть у журналиста. Но надо опять ввести статистический множитель. Ноосфера интернета в целом может выполнять и выполняет функцию редактирования, причем тоже в полном в соответствии с критериями общественной значимости.

Эта удивительная процедура включается на этапе вирусного распространения значимой новости. Увидев интересное сообщение, блоггеры копипастят, перепечатывают, пересказывают, ссылаются, домысливают, добавляют или пропускают какие-то детали. Количество воспроизведений темы растет лавинообразно.

Вирусное распространение информации означает пропуск темы через множество частных фильтров интереса. А это обязательно предполагает повтор значимого и опускание второстепенного.

Даже если какой-то блоггер случайно или намеренно добавляют ерунду, следующие сотни повторов от этой ерунды избавляются. А если не избавляются, то эта ерунда — значима.

Во время тысяч повторений осуществляются тысячи микроредактур. И сообщение проходит массовую редактору интересности. Когда число таких частных операций переваливает за сотни или за тысячи (возможна, наверное, математическая модель), интересность сообщения кристалл изуется.

Даже когда повторяльщик не вмешивается в тело сообщения, он все равно пропускает его через свой фильтр интересности дальше — самим фактом перепечатки или ссылки. То есть тем самым голосует за интересность сообщения и, как минимум, поддерживает скорость инфекции, накручивая счетчик присоединившихся. А скорость и массовость распространения информации тоже является характеристикой ее значимости («все об этом говорят»). Это удивительно, но даже «молчащий» блоггер, просто публикующий ссылку или повторяющий текст без изменения, тоже способствует отбору темы и концентрации ее значимости.

В результате, каждый блоггер становится своего рода решательным микрочипом огромного суперкомпьютера. Блоггер, во-первых, решает, что это сообщение интересно. Во-вторых, акцентирует или пропускает те или иные нюансы интересности в сообщении. Он выступает маленьким фильтром интересности в огромной последовательности предшествующих и последующих фильтров.

Если частные микрооценки интересности совпадают у достаточного (порогового) количества повторяльщиков, то включаются механизмы частотности, которые начинают дополнительно умножать значимость, увеличивать вес сообщения. Ведь уже многие сочли это сообщение важным — надо и мне прочитать.

Да, приходится признать, что стихия Сети имеет собственные, встроенные процедуры обнаружения и сгущения значимости.

Майор Дымовский — первое поражение журналистов

Большое количество личных фильтров читабельности, срабатывающих при вирусном распространении сообщений, угрожающе подступает к компетенции профессиональных жрецов читабельности — журналистов. Быстродействие и множественность операций Deep Blue уже выигрывает у Каспарова[30].

Это природа сетевого организма. Каждый отдельный микрочип не понимает шахматы. Пожалуй, даже коллектив микрочипов не понимает шахматы. Точнее говоря, коллектив микрочипов не в состоянии осознать себя как нечто, понимающее или не понимающее шахматы. Оно не является личностью. Тем не менее, заложенные в сетевой коллектив микрочипов принципы спонтанной соорганизации позволяют коллективу микрочипов выиграть у Каспарова. И что ему остается, кроме как уйти в несогласные? Вот журналисты и уходят в неолуддиты. И я с ними.

Разумеется, важны большие числа, важен массив. Один блоггер мог бы это сделать, только если бы был журналистом. Сотни тысяч блоггеров это делают непроизвольно, создавая сеть вирусной редактуры своим микроскопическим личным участием, опираясь на свои частные представления о значимости.

А ведь именно совокупность частных представлений о значимости и формирует общественную значимость, самопровозглашенными носителями которой являются журналисты. Таким образом, то, что сидит в голове одного журналиста (редактора), может быть представлено совокупным продуктом тысячи частных непрофессиональных редактур. Интернет теперь дает такую техническую возможность. И если раньше функцию отбора значимости выполняли журналисты за закрытыми дверями редакционных летучек, то теперь она может выполняться непосредственно, без посредников (без медиа), прямо в сетевом взаимодействии тысяч частных решений об интересности.

Обращение майора Дымовского стало значимым не потому, что его кто-то отредактировал, придал ему специального медийного шарма. Нет, сначала один, два, пять, десять, потом триста, тысяча блоггеров просто поместили ссылку, потом стали комментировать. И тема, обнаруженная кем-то совершенно случайно (туристы в тайге), попала в систему вирусного распространения. Обращение майора Дымовского, успешно и быстро пройдя несколько десятков тысяч фильтров интересности, стало грандиозным общественным фактом и чуть ли не самым значимым событием в стране на какое-то время. Сначала — из-за масштаба вирусного распространения информации о самом событии. Потом (и тут же) — из-за вирусного комментирования и комментирования комментирования.

Случай с майором Дымовским хорош для иллюстрации феномена вирусной редактуры именно потому, что в первые день-два журналистов там и близко не стояло (были выходные). Это уже потом они вытащили эту историю хотя бы в печатные издания (подобная новость, ясное дело, не для нашего телевизора). С точки зрения СМИ, история с Дымовским — безусловно, значимое событие. Но обнаружена и отработана она была не журналистами. Возможно, это первый случай, когда тысяча журналистов вчистую проиграла на своем профессиональном поле миллиону блоггеров.

Любопытно еще и то, что при специальном поиске журналист никак не смог бы обнаружить подобное событие — у него просто не могло бы быть такого задания: пойти и к сдаче номера найти милиционера с разоблачениями. Такая новость может быть обнаружена только случайно.

История с Дымовским была обнаружена и отработана не журналистами. Возможно, это первый случай, когда тысяча журналистов вчистую проиграла миллиону блоггеров.

И еще один, мало пока осознанный феномен. Сам факт возгонки события в системе вирусного распространения тоже является фактором значимости. Иными словами: если бы майор отнес свои разоблачения, скажем, в редакцию газеты «Совершенно секретно» — ну кто удивился бы публикации? В реальности же значимым оказалось не только содержание обращения майора, но и то, что это обращение «всколыхнуло интернет» в считанные часы.

Крушение «Невского экспресса»[31] произошло в ночь на субботу. Опять были выходные. Журналисты — профессионалы, поэтому пользовались правом на заслуженный отдых. Многие журналисты, специализирующиеся на катастрофах, конечно, подхватились, поехали, однако регулярность печатных СМИ… Событие было в телевизоре, но с акцентом на достижения по устранению. В общем, вирусный редактор опять обошел профессиональные редакции.

Рассказ в ЖЖ одного из пассажиров «Невского экспресса» за сутки собрал около 600 комментариев, и, вероятно, сопоставимое количество гиперссылок, а также тысячи прочтений. Количество прочтений, комментариев и ссылок за единицу времени можно считать индексом значимости — индексом вирусного редактора. Полагаю, что скоро этот индекс будет рассчитываться специальными роботами и… давать дополнительный, вторичный механизм сгущения значимости. Тема с высоким индексом значимости — значима, и это будет вовлекать еще больше людей, жаждущих присоединиться ктолковищу. Новые вовлечения будут еще больше накручивать индекс значимости. (Прообраз такого индекса — рейтинг блогов, но это инструмент линейный, наивный и уязвимый, о чем позже.)

Эффект метазначимости (конверсия значимости содержания в значимость масштаба с последующей возгонкой чистой значимости) известен и в СМИ. Например, когда все СМИ пишут об одном событии, то мы тоже можем сказать, что событие «всколыхнуло всю страну». Но СМИ делают это медленнее. Важна не только массовость, но и скорость. В вирусном распространении важен фактор лавинообразности. Бум, взрыв, хит, топ — все это добавляет ощущения значимости и тем самым еще больше увеличивает значимость. Интерес разгоняет сам себя, пока актуальность не остыла. Технологически интернет дает для этого гораздо лучшие возможности, чем даже телевидение. Мгновенная (по меркам СМИ) вирусная редакционная сеть, новый коллективный редакционный организм формирует новую информационную среду. Такая сеть, где каждый легко соединяется с каждым и со всеми, — не нуждается в медиации.

А что же СМИ?

Единственный, но ключевой аспект, в котором вирусный редактор еще уступает традиционным СМИ, — стен-газетность интернета. Интернет является спонтанным редактором сам для себя, а не для некоего внешнего заказчика, каковым по отношению к СМИ выступает общество в целом. Это ограничивает влияние вирусного редактора на общественную жизнь и сохраняет пока главенствующую роль СМИ по выработке значимости и ориентиров для общества в целом.

Однако проникновение в суть вирусного редактора уже смутило мою былую убежденность в том, что традиционные медиа бессмертны. Теперь у меня нет однозначного суждения по поводу будущего традиционных СМИ. Достоверно можно сказать лишь, что СМИ общего интереса продержатся 3,5 года, деловые и развлекательные — 10 лет, цеховые, специализированные — 15 лет[32]. В дальнейшем, возможно, печатные СМИ разделят участь сигар. А участь такая: сигары не были уничтожены сигаретами только потому, что курильщики сигар придерживаются особых эстетских или традиционалистских воззрений. А если просто покурить — сигареты вне конкуренции[33].

Прежде я считал, что на интернет пало родовое проклятие, связанное с легкостью авторства и последующей деградацией авторства: голос каждого неслышен из-за шума всех; надо переходить на крик, но крик каждого приращивает шум всех. В результате, чем больше потуги на успех каждого, тем больше неуспех всех. Однако растущий доступ к интернету умножает не только шум — он умножает и возможности вирусного редактора. Ведь стихийные, имманентные возможности любой сети увеличиваются с ее ростом.

Пока есть жизнь за пределами интернета, пока не вся жизнь ушла в интернет, профессиональные редакции могут конкурировать с вирусным редактором интернета, хотя эта конкуренция будет подрывать их бизнес-модели. Залогом дальнейшего существования традиционных СМИ останется разграничение между офлайновой действительностью и интернетом. Когда социальная действительность полностью перейдет в интернет, тогда печатным СМИ крышка. Впрочем, тогда многое поменяется[34].

Интернет как вирусный редактор — II. Скрытая угроза. Для власти

Сетевые фильтры значимости формируют альтернативное гражданское общество, но и власть не дремлет

В предыдущем колонке «Интернет как вирусный редактор» я попытался обосновать существование в интернете спонтанного сетевого фильтра значимости, который я назвал «вирусный редактор»[35]. Этот вирусный редактор базируется на тематической вездесущности блоггеров, которых очень много, поэтому они случайно, но обязательно поднимают в том числе и значимые темы.

А дальше найденная тема, если она оценивается как значимая, попадает в систему вирусного распространения. Перепечатывая сообщение или ссылаясь на него, каждый блоггер обязательно рассчитывает, что его пост тоже будет интересным, значимым и получит отклик. Тем самым, шаг за шагом концентрируется значимость исходной темы. В какой-то момент срабатывает эффект частотности, когда сам факт обращения многих людей к теме еще больше увеличивает ее значимость для новых читателей («все об этом говорят»). Включается второй уровень возгонки значимости. И в результате концентрация значимости может достигать социальных масштабов, как было в случае с майором Дымовским.

Таким образом, свобода личных реакций и свобода авторства в интернете ведет не только к невообразимому шуму и какофонии, но имеет и встроенные механизмы выработки значимости, что позволяет превращать часть шума в иерархический самонаводящийся порядок. В реальной жизни эту функцию уборки лишних мнений, выработки значимости и отбора социальных ориентиров выполняют СМИ. В интернете — спонтанный вирусный редактор.

Вирусный редактор — сетевое существо, он везде и нигде. В отличие от СМИ он не руководствуется волей и даже не является суммой воль, а есть сумма свободных реакций, обязательно выстраивающихся в ветвящуюся цепь, не принадлежащую никому.

Но понятно, что поведение вирусного редактора неким образом суммирует представления его участников о значимости. А кто эти люди?

Сходу все ответят на этот вопрос с печалью: это чаще всего плохие люди. Наиболее активны и многолюдны подворотня и злоба, в интернете много немотивированной гадости и ругани. Поэтому и вирусный редактор, дескать, должен суммировать эту гадость.

На деле происходит наоборот.

Репрезентативность вирусного редактора

Я пришел в интернет в 1997 году. Количество подключенных в России, по разным оценкам, составляло от 600 тысяч до миллиона человек. Судя по более поздним пропорциям, из общего числа подключенных ежедневно выходило в сеть около 200–300 тысяч, а то и меньше. Наверняка есть точные данные, но сейчас важно увидеть динамику и социальный охват.

Большинство этих людей было сосредоточено в Москве, большинство пользовались интернетом из офиса, государственных или научных учреждений (других вариантов было немного). Значит, это были почти исключительно белые воротнички. Можно с подачи писателя Минаева[36] сколько угодно хихикать над офисным планктоном, но работники офисов и учреждений, вне всякого сомнения, имеют уровень образования и культуры выше среднего по стране. Может быть, сильно выше. Я помню, что в те годы в интернете недостаточная вежливость была поводом для жутких обид и ссор, а мат был низостью. Да что там — и деревья были выше.

К 2009 году население Рунета выросло в сорок раз — подключены почти 40 миллионов, ежедневно пользуются 21,3 миллиона (можно посмотреть данные ФОМа, который обсчитывает интернет с 2002 года).

Разумеется, социальный охват тоже расширился. Ну, каждый сам имеет представление о нынешней интернет-аудитории. Все, как говорится, там были. Более широкий доступ, безусловно, привел к изрядной демократизации и снижению социального портрета.

При этом справедливым будет предположение, что социальный и культурный статус пользователей интернета все еще выше среднероссийского. Просто потому, что самые нижние и достаточно массивные слои населения интернетом не охвачены и не будут — им это незачем.

Тем не менее, вряд ли кто оценит суммарный культурный статус широких масс нынешних юзеров чересчур высоко. Казалось бы, свободная возгонка человеческих качеств этой среды должна была сделать вирусный редактор подобием виртуальной толпы, освобождающей низменное.

Но нет.

Благородство и блогородство

Поведение человека в вирусном редакторе прямо противоположно поведению человека в толпе. Этому парадоксу я нахожу два объяснения.

Во-первых, далеко не все пользователи интернета участвуют в работе вирусного редактора. Само по себе вирусное редактирование является социальным фильтром. К распространению значимых сообщений подключаются только люди с достаточным уровнем социализации суждений. А это уже какой-никакой ценз.

Даже если подростковые или протестные комьюнити запускают механизм вирусной редактуры для какого-нибудь нелепого или ерундового сообщения, они все равно играют в игру под названием «общество», они социализируются, у них включаются фильтры социальности.

К этому способны только люди с достаточным уровнем интереса к социальности, к социальному общению (а не только к бытовому общению и «теме сисек», простите мне мой олбанский). Кроме того, для участия в работе вирусного редактора пользователи должны уметь совершать целый ряд непростых интеллектуальных операций. Они должны уметь: а) прочитать, б) понять, в) оценить, г) написать, д) вложить частичку своего desire (хотя бы в факт перепечатки). Они должны иметь некий тонус неравнодушия к темам, потенциально представляющим всеобщий интерес.

То есть вирусный редактор уже на входе в систему словно «проверяет» личные допуски участника. Человек с недостаточными качествами просто не присоединится к вирусной редактуре. И поэтому в работе вирусного редактора участвует достаточно хороший человеческий материал. При всем уровне злобности и всего такого — все равно хороший, социально апробированный. Ну, из того, что есть исходно.

Второе объяснение повышающих характеристик вирусного редактора связано с тем, что включая режим социальности, люди (уже отобранные на входе) стремятся быть еще лучше. Фильтруя, пропуская сообщения в вирусном редакторе дальше, человек неизбежно судит и судит публично, перед лицом других (он же рассчитывает на их отклик). А такие суждения обязательно опираются на моральные, социальные, политические, общечеловеческие принципы, даже если человек в быту или на улице сам не всегда придерживается этих принципов.

Как бы плох ни был человек, он все равно имеет представления о правильности, даже если лично им не следует. Даже преступник и асоциальный тип, как правило, осознает, что его поведение есть девиация. То есть фундаментальные представления о норме у него (и у всех) все-таки есть. И этими представлениями о норме человек все равно руководствуется. Хотя бы для других. И в глазах других человек сам хочет выглядеть лучше, апеллировать кодобренным общественным или групповым стандартам, поскольку их авторитет может увеличить весомость комментария и, стало быть, вероятность отклика. А отклик и есть цель любого комментария. Жажда отклика является главным мотивом вирусного редактора. Не хотели бы люди отклика на свои суждения — не было бы никакого вирусного редактора.

Вирусный редактор неизбежно работает на повышение морального и интеллектуального статуса публичных тем в интернете.

В результате любой комментатор всегда оценивает распространяемое сообщением по высоким (для своей социальной группы) критериям, а не по низким. В меру своих способностей. В этом — залог применения повышающих фильтров в вирусном редакторе. Вирусный редактор улучшает сам себя и улучшает участвующего человека. В переложении на практический эффект можно сказать, что вирусный редактор неизбежно работает на повышение морального и интеллектуального статуса публичных тем в интернете. Могут быть частные понижающие сполохи, но статистически, на большом объеме — публичное наслоение свободных реакций обязательно работает на повышение.

Возможно, это базовая характеристика любых сетевых социальных смысловых фильтров (нечто похожее можно описать по отношению к Википедии — она САМА улучшает свое качество). Вот почему вирусный редактор антонимичен толпе: толпа — понижает статистического человека, а вирусное редактирование — повышает.

Вот это обстоятельство не может не беспокоить власти.

Опасность для власти

Потому что вирусный редактор есть предтеча нового виртуального гражданского общества.

Даже механизм сходен: отбор и перепечатка сообщений похожи, по сути, на голосование (за значимость этих сообщений). И такое голосование дает совсем другие результаты, чем выборы «Единой России», но такие результаты, которые уже сопоставимы по «явке». Ведь за значимость сообщения о майоре Дымовском проголосовали, наверное, десятки или даже сотни тысяч пользователей — микроузлов вирусного редактора.

Наконец, вирусный редактор есть механизм виртуального общественного договора — самоскпадывающегося консенсуса масс по поводу ключевых вопросов общественного бытия.

Это не значит, что вирусный редактор занимается политикой. Он занимается всем, чем угодно, включая оголтелую ерунду про эстрадных деятелей. Но в него попадают и политические зерна, неизбежно перемалываемые в высококлассную и свободолюбивую муку (потому что вирусный редактор обязательно работает с повышением).

В условиях задавленности реальной политической дискуссии вирусный редактор получает дополнительные стимулы усиления и даже радикализации свободных политических частных реакций. Вирусный редактор обязательно по своей природе мигрирует в сторону оппозиционности, если в реальной жизни политика представлена андроидами и голограммами. В зажатом обществе свободные реакции не имеют возможности проявляться, а в вирусном редакторе свободные частные микрореакции — сама его суть. Вот они и смещаются в сторону, противоположную официозу, с усилением, с радикализацией. Только не надо путать с экстремизмом — это радикализация свободы суждения, а не конкретного типа политических суждений. Вирусный редактор — есть чистая свобода реакций, иначе он не включится. Поэтому, кстати, вбросы, инспирированные реакции в нем практически моментально затухают или яростно и с удовольствием разоблачаются. Вирусный редактор самоочищается.

Мнение вирусного редактора о случае с майором Дымовским очевидно противоположно официальному мнению (или нашему представлению об официальном мнении — официального так и не было или оно как раз и состояло из своего отсутствия). И это при том, что мнение вирусного редактора плюралистично — там есть полный диапазон оценок. Но оно противоположно официозу уже и этим.

Главная опасность вирусного редактора для власти состоит в том, что власть склонна к распространению своей воли — это ее суть, а вирусный редактор не имеет воли и не способен к существованию чьей-либо воли внутри него. При этом он является действенным механизмом общественного самосознания (пока, правда, в интернете)[37].

Империя наносит ответный удар

Факт формирования новой общественной реальности вирусным редактором интернета не может оставаться незамеченным со стороны властей. Речь идет вовсе не о том, что интернет входит в нашу жизнь, бла-бла-бла, и власть отвечает на вызовы времени путем обращений в видеоблогах.

Все куда конкретнее: для власти вирусный редактор — это не вызов, это угроза. Потому что когда есть редактор персонифицированный — его достаточно легко окормить, прошу прощения за каламбур. А если редактор размазан по сети, как зловредная программа Skynet в фильме «Терминатор»?

Единственным свидетельством наличия общества у нас является реакция власти на общественные события. Событий в обществе самих по себе нет, если на них не отреагировала власть (хотя бы молчанием). Именно поэтому политика и прочая общественная активность адресована, прежде всего (или даже исключительно), властям. Даже оппозиционеры апеллируют к президенту. Вот и доказательством созревания в Рунете вирусного редактора является реакция властей, косвенно проявившаяся в отказе «Яндекса» от рейтинга блогов.

Рейтинг блогов — это сервис, помогающий наводить «порядок значимости» в бардаке интернета. Он отбирал значимое не по указке партии, а по статистике свободных реакций — кликов, перепостов, комментариев и т. п. То, что организаторы рейтинга решили его закрыть от греха подальше, является свидетельством: вирусная редактура — созревающий феномен. Интернет умеет не только атомизировать, но и научился сборке смыслов.

Рейтинг блогов закрыть легко (или раздробить, как вышло по факту, потому что Slon.ru и другие сделали свои рейтинги блогов). Но закрыть вирусного редактора не получится. Разве что совсем и везде выдернуть провод. Или… ввести паспортизацию IP, к чему дело, возможно, придет. Ведь для эффективной работы вирусного редактора нужна полная свобода реакций, полная непосредственность выражения интереса к событию путем его перепечатки или указания ссылки. А если IP превратят в ID, то свобода реакций будет уничтожена. Однако сейчас не об этом.

Закрытие рейтинга блогов косвенно означает признание, что в интернете появились механизмы значимости, абсолютно независимые от чьей бы то ни было воли. Это конспирологическое суждение, но я могу сказать, что ответ властей на появление вирусного редактора уже есть или начинает формироваться. Вряд ли это рациональный ответ, построенный на осознании феномена вирусной редактуры. У власти есть инструмент посильнее ratio; этот инструмент — инстинкт власти. Они почуяли.

Телеграф со встроенной РСДРП(б)

Однако первое «властное доказательство» существования вирусного редактора случилось несколько ранее. Весной 2009 года, после погромов в Молдавии, организованных как реакция на тамошние выборы («оранжевый сценарий»), журналисты влиятельного российского издания затеяли исследование на тему: может ли у нас интернет вывести людей на баррикады, как это случилось в Молдавии?

Я почти уверен, что тема исследования действительно была придумана самими журналистами, — она интересная. Но безусловно и то, что есть и другие «социальные институты», которые были бы не прочь выяснить: способна ли сетевая самоорганизация к таким офлайновым проявлениям, как митинги и восстания? Ведь другие, традиционные виды общественной самоорганизации достаточно легко контролируются, опыт большой. И, конечно, этим «институтам» хотелось бы знать, может ли интернет быть не только коллективным агитатором и коллективным пропагандистом, но еще и коллективным организатором.

Тот факт, что появился запрос на осмысление организующих способностей интернета, конечно, свидетельствует о признании потенциала таких способностей. Пока что это такое наивное признание, приравнивающее интернет к телеграфу, который, как известно, для распространения революции нужен прежде всего. Но мы уже спрашиваем себя: может ли месиво сообщений в интернете быть организующим началом или организованной средой, рождающей реальное социальное действие?

В случае с политическими флэшмобами предполагаемая соорганизация связана с оффлайном (политикой) и не является «чистым» феноменом интернета. В Молдавии изначально был факт политической воли зачинщиков, которые использовали интернет, действительно, примерно как телеграф — для распространения призывов и сообщений о месте сбора. А вот в вирусном редакторе уже проявляется чистый, сетевой, стихийный механизм самоорганизации с целью выработки значимости.

Механизм самонастройки общественного мнения. Почти такой же, каковым являлись до сих пор СМИ, но другой. Он отличается мгновенностью и неконтролируемостью.

Назад в будущее

И последнее про власть. Можно ли управлять вирусным редактором, как власть управляет газетами и телевизором? Сходу ясно, что это сложнее. Но теоретически, пожалуй, возможно. Городские легенды гласят, что соответствующие структуры умели управлять анекдотами и слухами. Сегодня в интернете появляются подобные вызовы, но на принципиально другом качественном и количественном уровне.

Для целесообразного управления вирусным редактором надо изучать как раз журналистские (то есть не стихийные, а — в пику — рациональные) способы порождения читабельности, а также лингвистические механизмы частотности и узуализации (то есть частотного введения значений во всеобщий обиход). Частотность здесь — ключевой фактор. Теоретически, можно научиться ее грамотно инициировать, причем не только количественными, но и качественными приемами.

А главное, нет никаких гарантий, что вирусный редактор примет инородное тело. Ну, только если количество «антивирусных» инициативников окажется сопоставимо с количеством честных участников вирусного редактора или превысит его. Но это уже будет вариант «Единой России», только в интернете. Например, будет по разнарядке заведено достаточное количество подобострастных ЖЖ и твиттеров, специально обученные люди будут симулировать бурное обсуждение нужных тем, причем каждый в нескольких лицах, чтобы умножить массив, как депутат голосует за коллег по фракции сданными ему карточками… Увлекательный, кстати, сценарий для литературного осмысления.

Есть и технические ответы власти на угрозы вирусного редактора. Один из способов применяется в Китае и связан с блокированием доменов или поисковых возможностей. Но ясно же, что эта мера не устоит под напором технического прогресса и ползучей интервенции интернета. Рано или поздно абсолютный доступ в интернет будет чудовищно прост и бесплатен. Спутники уже накрывают все, сетевые терминалы (компьютеры) будут иметь карманный размер и сделаны из гибкого пластика. Сеть вообще будет невозможно контролировать локальными усилиями даже целого государства.

Там уже открываются геополитические возможности вирусного редактора, который может быть использован технологически развитыми странами для возбуждения самоорганизационных процессов в закрытых обществах. Десять тысяч подключений к Сети освободят Северную Корею, как десять тысяч ризографов разрушили Советский Союз.

Наиболее надежный способ заткнуть рот вирусному редактору — все-таки паспортизация IP, то есть идентификация каждого пользователя, каждого выхода в сеть. И в ближайшие годы мы будем наблюдать увлекательные события вокруг этой идеи. Кстати, паспортизация IP начнется в странах с развитыми технологиями — просто они первыми найдут надежные способы. А мотивировано это будет борьбой с детской порнографией и взрослым терроризмом. Но в закрытых обществах эти технологии приобретут еще и полицейское назначение, хотя, конечно, тоже под прикрытием борьбы с экстремизмом[38].

Быстрее блоггера: машинка времени для журналиста

Вирусный редактор интернета мертв для будущего. СМИ могут этим воспользоваться

Сгущенка времени

В петровских «Ведомостях» сообщение о событиях полугодовой свежести считалось честной новостью. Лошадиные коммуникации были неспешными, и такая оперативность ньюсрумов удовлетворяла публику.

Далее разница во времени между событием и сообщением постоянно сжималась. Событие все ближе подбиралось к сообщению. Появились вечерние издания — они сообщали о событиях одного дня. Наконец, технические возможности ускорили бег информации настолько, что сообщение передается в момент события.

Это очень важное историческое обстоятельство. Темпоральная дистанция, дававшая работу журналистам, исчезла. Событие догнало сообщение. Событие теперь не находится в прошлом относительно сообщения.

Почему работу журналистам давала эта темпоральная дистанция? Да потому что если ее нет, то это значит, что прямая передача сообщения достигается техническими средствами. Например, прямым эфиром или твиттером. Посредник не нужен.

Конечно, посредник (медиа) не только добывает фактуру, но и отстраивает, отбирает, комментирует ее. Но с этой функцией отлично справляется вирусный редактор интернета.

В общем, волна прошлого накатила на журналистов и захлестнула их. Время сгустилось. Это, кстати, глобальный феномен, проявляющийся во многих сферах.

Событие. Догнать и перегнать сообщение

Мало того, что журналисты лишились монополии на доступ массовым каналам коммуникации, так теперь еще и преимущество оперативности у них отобрано. Вирусный редактор интернета — быстрее редакций. Быстрее, массовей, всеохватней.

Монополию на массовость уже не вернуть. А возможно ли для журналистики снова разорвать темпоральную дистанцию между событием и сообщением и тем самым восстановить свое конкурентное преимущество?

Темпоральная дистанция, дававшая работу журналистам, исчезла. Событие догнало сообщение. Событие теперь не находится в прошлом относительно coобщения.)

Возможно. Только теперь совсем по-другому. Надо сообщение оставить в настоящем, а событие увести в будущее. Проще говоря, надо писать о будущем.

Если уж событие гналось за сообщением и догнало его, то пусть бежит дальше, в будущее. Ибо, как выяснилось, медиа востребованы тогда, когда являются эффективным посредником между событием и читателем не только в пространстве, но и во времени.

Если оперативность массового сообщения больше не является прерогативой журналистики, то новым конкурентным преимуществом может стать сообщение, опережающее события.

Но самое главное: новая темпоральная дистанция (сообщение — сегодня, событие — завтра) делает редакционный продукт неуязвимым для вирусного редактора, который будущего не видит (об этом ниже). Можно снова требовать с общества деньги за эксклюзив и монополию, как в былые века.

Реактивность и проактивность

Все очень просто. Поскольку вирусный редактор не имеет воли, он обязательно существо реактивное. Он реагирует на произошедшие события, причем случайным образом. На входе в вирусный редактор сообщение происходит проверку: если оно набирает достаточно число повторов (заинтересованных блоггеров), то запускается инфекция. Вирусное распространение захватывает все новых блоггеров, которые конденсируют значимость сообщения на каждом шаге микроредактуры. Если же сообщение не набирает нужного числа повторов, то инфекция не начинается. В любом случае, центра решения нет, есть статистика пропускающих фильтров.

Журналист (редактор), наоборот, заведомо существо проактивное. Он сам выбирает событие, на которое реагировать. Иногда этому помогают профессиональные алгоритмы, иногда — чутье и хотение.

Безусловно, проактивность дает преимущества, так как реактивное существо зависит от внешних раздражителей, а проактивное существо самостоятельно направляет свои усилия.

Когда событие уже случилось, то вирусному редактору есть на что реагировать. В этих условиях воля и выбор журналиста не сохраняют своих преимуществ. И не важно, что журналист ищет значимое событие целевым хотением, а вирусный редактор реагирует статистическим перебором тысяч спонтанных микроредактур. К тому времени, когда журналист подготовит статью, в интернете уже развернется широкое обсуждение.

Но если события еще НЕТ, то вирусному редактору не на что реагировать. Вирусный редактор невозможен для непроизошедшего. И у него не может быть установки прогнозировать события ради сообщения о них: ведь у него нет воли. Грубо говоря, вирусный редактор мертв относительно будущего.

«Этим надо воспользоваться!», как говорил судья Криггс в исполнении Армена Джигарханяна в к/ф «Здравствуйте, я ваша тетя».

Новая навигация — по картам будущего, а не прошлого

Функция журналистики есть навигация — вырабатывать общие ориентиры и вести по ним.

Когда время было медленным, в качестве ориентиров можно было принимать прошлые события, отстоящие даже на месяцы назад от времени прочтения. Ведь ситуация менялась неспешно, социальный ландшафт был устойчив. Ситуационная карта могла сохранить свою актуальность и год спустя. Потом — полгода, потом — месяц, день… В конце концов, скорость изменения социального ландшафта потребовала от навигаторов моментального быстродействия. Которое стало возможно благодаря техническим средствам — радио, телевидению, интернету.

Выработка ориентиров по картам вчерашнего дня уже никого не устраивает. Время сжалось, ландшафт меняется ежечасно, нужна очень быстрая навигация. Но если есть шанс снова обогнать вирусного редактора за счет того, что сообщать о событиях будущего, то тем самым можно восстановить и… традиционную навигационную функцию СМИ. Ведь выработка социальных ориентиров по картам будущего есть наилучшая, предельная навигация. Лучше некуда.

Безусловно, карты будущего не верифицируемы в настоящем. Но журналист легко может обходить эту проблему специальными приемами. Ее даже инвестиционные консультанты обходят известными оговорками. Да и любой прогноз сам собой подразумевает вероятность, а не обязательность. Так что весовой риск ошибки невелик, даже при большом вероятностном риске. Прогнозу достаточно быть убедительным и обоснованным. Зато какова миссия — формировать повестку завтрашнего Дня!

А еще убедительные журналистские прогнозы имеют потенциал быть самосбывающимися. Ведь это общественные ориентиры, которыми люди будут руководствоваться.

До сих пор журналистика была навигацией в прошлом, что, строго говоря, нелепо, но до вчерашнего дня считалось удовлетворительным.

Однако вирусный редактор научился навигации в настоящем, и журналистика остается не у дел. Если, в свою очередь, не научится навигации в будущем.

Это решение хорошо само по себе, поскольку соответствует вызовам сгустившегося времени. Но оно еще и позволяет конкурировать с вирусным редактором.

Последнее прибежище авторства

Кризис журналистики — во многом кризис авторства из-за того, что мультимедиа смешали публику и автора. Ведь теперь публика тоже может авторствовать. Былые жрецы читабельности остаются не у дел и пытаются ковыряться в своих никчемных теперь гравицапах — в своих бизнес-моделях, прикручивая к ним какие-то новые фичи в надежде, что авось опять полетит. Тогда как надо смотреть в самую суть — остались ли возможности авторства, отделяющие журналиста от публики, сохраняющие миссию и бизнес для СМИ?

Если писать о событиях произошедших, то тысяча профессиональных авторов соперничает с миллионом блоггеров, которые малого того, что создают в информационном поле невообразимый шум, так еще и способны сами конденсировать значимость через механизм вирусного редактора.

Но стоит усилием воли (отсутствующей у вирусного редактора) проникнуть в будущее, как автор тут же избавляется от соперничества с вирусным редактором. Потому что вирусный редактор этого не то что не умеет — он этого даже не может захотеть.

Видение будущего всегда персонально, поименно и требует авторской наглости. Поэтому будущее — последнее прибежище автора-человека, обеспечивающее ему нужный тонус одиночества, мессианства и отделенности от публики.

Summary

Итак, перенесение тематических акцентов редакционного планирования в будущее дает профессиональным редакциям целый ряд преимуществ над вирусным редактором интернета.

1. Восстанавливается темпоральный зазор между событием и сообщением, в котором как раз и может обитать профессия посредника-журналиста.

2. В силу своей реактивности вирусный редактор может иметь дело только с произошедшими событиями, тогда как проактивный редактор-человек вполне готов работать и с непроизошедшими событиями, нацеливаясь на них специально.

3. Вырабатывая ориентиры не по прошлому, и даже не по настоящему, а по будущему, журналистика способна восстановить и заметно улучшить свою навигационную функцию. Восстановив вместе с функцией и бизнес.

4. Наконец, именно в темпоральном регистре будущего авторство человека-журналиста реализуется наилучшим образом без шумовых помех со стороны вирусного редактора.

Планы партии — планы народа

Данный текст является ознакомительным фрагментом.