4. Здесь «очень тонко»

4. Здесь «очень тонко»

А как богословие Творения? Близки ли в этом Православие и Льюис? Эвелин Андерхилл вспоминает, что один шотландский садовник, встретив человека, который только что был на Айоне, сказал: «Там очень тонко». Собеседник не понял, и он объяснил: «Вот — Айона, а вот — Господь». Именно так воспринимает тарный мир и Православие. Мироздание есть таинство, ибо в нем присутствует Бог, мир — это огромная Купина, пронизанная пламенем Славы. Об этом все время говорит св. Максим Исповедник: Творец вселил во все тварное Свой логос, нетварное начало, благодаря которому всякая вещь есть вообще и есть то, что она есть; мало того — начало это влечет ее вверх, к Богу. Точно так же смотрел на мир св. Григорий Палама: для тех, кто смотрит глазами веры, все тварное живо, ибо в нем присутствуют и действуют нетварные энергии Бога.

Примерно так мыслит и Льюис. И для него здесь, в мире — «очень тонко». Одна из тем Нарнийских хроник — именно эта прозрачность; Нарния как бы проталкивается в будничную действительность. Самым неожиданным образом, незаметно почти для всех, дверью в иной мир может стать обычный предмет, привычное место: платяной шкаф под крышей старого дома, горная пещера. Льюис зачарован взаимодействием миров, взаимопроникновением естественного и сверхъестественного, неба и земли, земли и преисподней.

Для него явственна священность, сакральность природы. Его привлекало учение Генри Мора, кембриджского платоника, жившего в XVII веке, который, подобно св. Максиму, считал разум, логос животворящим началом, действующим в мироздании. Именно в этой связи Льюис тоскует по давним временам, когда деревья и травы, ручьи и реки воспринимались как живые существа. Казалось бы, устаревший миф, но под ним таится важнейшая истина: природа — не мертвая материя, а живая энергия, трепещущая присутствием Бога. Вот что пишет он в предисловии к книге Д Э. Хардинга «Иерархия неба и земли»: «Человек познавал мир очень сложно, а с другой точки зрения — очень просто. Познание это идет в одну сторону. Вначале мир просто набит волей, разумом, жизнью, многими хорошими свойствами; каждое дерево — нимфа, каждая планета — бог, сам человек близок к богам. С ростом знаний мир пустеет; сперва исчезают боги, потом — цвета, звуки, запахи, а там — и сама прочность».

В сказках и романах он пытается повернуть все «в другую сторону», снова утверждая, что мир — живой, сказочный, священный. Говорящие звери и деревья — не праздная выдумка для детей, они богословски значимы, и это сближает Льюиса с православным преданием. Он не ссылается ни на Максима, ни на Паламу, но тварный мир видит, как они.