Виктор Топоров   Азбука вкуса Путь снизу

Виктор Топоров  Азбука вкуса Путь снизу

Нынешние настроения в литературе и вокруг неё (включая издательское и толстожурнальное дело) целиком и полностью совпадают с общественно-политическими. В разговоре о них я бы вывел сводную формулу: алармистский оптимизм.

То есть нам всем (и литераторам, и прочим людям) ясно, что всё ещё может сложиться очень удачно. Ну или хотя бы более-менее удачно.

В скальдической поэзии существовала исключительно сложная стихотворная форма, именовавшаяся «выкупом головы». Если приговорённый к смертной казни сочинял правильный «выкуп головы», ему даровали помилование.

Когда бы грек увидел наши игры

И вместе с тем мы чётко осознаём, что ничто не наладится само по себе.

Хуже того, из-за отсутствия экстраординарных (и до поры до времени совершенно загадочных) мер всё у нас рано или поздно (причём скорее рано, чем поздно) развалится и рассыплется.

Необходимо что-то предпринять, причём срочно, и лучше в нескольких направлениях сразу.

Вопрос — что?

И вопрос этот — «Что делать?» — впервые на моём долгом веку звучит с большей остротой, чем традиционное «Кто виноват?» и даже чем вроде бы недавнее (а фактически столь же постоянное) «Кто все эти люди?».

Да ведь и правда, что делать-то?

Ну, например, что делать с книгоизданием и (не в последнюю очередь) с распространением книжной продукции?

Что делать с ничтожными литературными гонорарами и с неподъёмными для большинства населения ценами на книги?

Сразу по окончании зимних каникул Лев Данилкин обнародовал развёрнутую программу «книгоиздательской перестройки» с очевидной опорой на патерналистское государство — этакое литературное МЧС с Эдуардом Лимоновым в роли Шойгу.

И сразу же вслед за этим предложил расписанный по двадцати позициям план стартапа для небольшого издательства, специализирующегося на зарубежной литературе.

Вот вам модернизация, а вот вам нанотехнологии, а всё вместе это называется национальным проектом!

В некоторых языках, наряду с изъявительным, сослагательным и повелительным наклонением, существует и четвёртое наклонение — желательное. Иначе говоря, оптатив.

А в русском (литературная мы всё-таки страна!) имеется слово «маниловщина».

Но я не собираюсь критиковать, тем более высмеивать внутренне противоречивые, объективно несбыточные, а отчасти и принципиально порочные (огосударствление — зло само по себе) предложения обозревателя «Афиши»: кто ничего не делает, тот не ошибается, а кто ничего не предлагает, тот никогда не попадает впросак.

И, разумеется, наоборот.

Я даже помечтаю вслед за автором «январских тезисов» (пусть и в куда более скромных масштабах): вот если бы литературным Шойгу был я, то непременно назначил бы Льва Данилкина главным редактором, aka главным спасателем «Иностранной литературы», и этот журнал наконец расцвёл бы.

( А куда бы я дел нынешнего главного? Трудоустроил бы по способностям. Но это так, к слову.)

У Джона Донна есть стихотворение «Путь любви»: совет пылкому любовнику идти на приступ не «сверху», а «снизу», чтобы не расплескать до срока восторги где-нибудь на устах или на груди у своей прелестницы («Пуста меж ног мгновенная дорога; препятствий и препон на верхней много»).

Вот и я в своём маниловском или манилкинском (нет, всё-таки не удержался от топорного каламбура) начну вслед за Донном с самого низа, то есть с читателя.

В первой половине нулевых мне порой доводилось участвовать во встречах издателей с не самой крупной властью, и всякий раз я в своём выступлении говорил примерно следующее:

— Вы хотите помочь книгоизданию? Озаботьтесь повышением покупательной способности населения, прежде всего бюджетников! А все остальные меры (налоговые поблажки, гранты, программы развития и продвижения и т.п.) в лучшем случае бессмысленны, а в большинстве ситуаций просто-напросто контрпродуктивны.

И ведь покупательная способность населения и впрямь росла — до кризиса! И на этом держалось книгоиздание. А сейчас не держится!

Так что же, литературное МЧС?

Или спасение утопающих всё-таки дело рук самих утопающих?

Первое не сработает даже в идеале; второе (то есть спасение издателей руками самих издателей) не срабатывает прямо сейчас — книгоиздание в очередной раз попало в порочный круг: сокращение платёжеспособного спроса влечёт за собой падение тиражей; чем меньше тираж, тем выше себестоимость, отпускная цена и торговая накрутка; а чем дороже книга, тем меньше у неё покупателей; поэтому начинается новое сокращение тиражей, новое удорожание книг и так далее без конца.

Конечно, бывают читатели (они же покупатели) одержимые. Бывают женщины, буквально умирающие с голоду и держащие при этом десятки кошек. Кошачий корм они покупают, еду себе — нет. Вот и читатели такие бывают.

Но шубу с ними не сошьёшь.

Бывают (вернее, ещё остаются) читатели материально благополучные, им по-прежнему хватает на книги; на все книги, на которые они положат глаз. И на журнал «Сноб» в придачу.

Но и таких мало; а с коммерческой точки зрения — пренебрежимо мало.

Читательская и покупательская публика в массе своей сейчас считает копейки. Вернее, конечно, рубли — сотнями. Тысяча-две рублей в месяц — вот что может потратить на книги массовый читатель, да и то в благополучных регионах, тогда как в неблагополучных и эту сумму приходится делить как минимум пополам.

Это реальные цифры.

Как с ними работать издателю, понятно: на конкурентной основе.

Понятно и другое: издательства-монополисты в таких условиях задушат «мелочь пузатую», в том числе и сознательно демпингуя. И конкурировать в скором времени будут уже только друг с другом.

А в результате в жертву будет принесена пресловутая «цветущая сложность».

И с издательской стороны (сверху) в этом смысле трудно что-нибудь изменить: экономический закон суров, но он закон.

А вот с читательской стороны (снизу) ситуация поддаётся улучшению.

Но для этого читателю необходимо сменить стихийную стратегию чтения (и приобретения) книг, то есть фактически отсутствие какой бы то ни было стратегии, на стратегию осмысленную.

Грубо говоря, так: я заядлый читатель, и мне хочется и впредь оставаться таковым. Конечно, у меня есть что перечитать (есть и дома, и в соседней библиотеке), но мне нравится следить за новинками. И на это у меня есть, допустим, полторы тысячи рублей в месяц. То есть я могу купить три-четыре новые книги. Но какие?

И другой вопрос: хватит ли мне трёх-четырёх покупок в месяц, чтобы быть в курсе?

Ответим для начала на второй вопрос: разумеется, не хватит! Это число необходимо как минимум удвоить (без увеличения затрат), то есть три-четыре книги я покупаю, а три-четыре беру (и даю) почитать.

О, фестивали, фестивали! ? откровенничает Сергей Чупринин. ? Они, будем справедливы, и у «статусных», «профессиональных» писателей сейчас в большом почёте. То ярмарка книжной культуры в Красноярске, то биеннале поэтов в Москве, то творческая конференция в Тель-Авиве, а то и просто фестивали в Перми и Одессе, Милане и Роттердаме, Варшаве и Сиднее. Можно жить, не распаковывая дорожный чемоданчик, каждый год меняя зарубежные паспорта, чтобы было куда ставить всё новые и новые визы.

А мы играет не из денег

Мои три-четыре книги (с удвоением — семь-восемь) распределяются примерно так: один серьёзный fiction, один non-fiction; одна оригинальная книга, одна переводная; одна — из разряда «то, что все читают»; две-три — заведомо облегчённое чтение; у кого-то, может быть, поэтический сборник или том учёных записок; у кого-то другого — альбом по живописи, или кинословарь, или книга по кулинарии (хотя каждая из этих покупок съедает месячный бюджет). Где-то так; всё это, разумеется, в индивидуальных случаях варьируется.

Достаточно этого?

Вообще-то достаточно; нужно ведь не только читать, но и жить. Хотя реально книг, достойных внимания, выходит примерно впятеро больше. Как не ошибиться с выбором?

В более благополучные времена ты мог позволить себе приобрести не то чтобы все сорок-пятьдесят книг, на которые положил глаз, но двойной-тройной запас по сравнению с нынешними тремя-четырьмя покупками. Сегодня у тебя, как у героя боевика, слишком мало патронов, и это означает, то ты должен стрелять без промаха.

Как это сделать?

Традиционный ответ — положиться на мнение критики — в наших реалиях не срабатывает.

Сколько критиков, столько мнений!

Столько абсолютно противоположных мнений по каждому конкретному поводу.

Конечно, когда о книге спорят, это тоже привлекает к ней внимание.

Но у нас ведь не спорят.

По меньшей мере не спорят аргументированно.

Один скажет — гениально, другой сократит это слово до «г..но», вот и весь спор.

А ведь критики сплошь и рядом лукавят.

Мы сами (критики, рецензенты, обозреватели) подчас не верим друг другу.

Скажем, меня до сих пор подозревают в том, что я неискренне (то есть за деньги) похвалил «Метро 2033» Дмитрия Глуховского, неискренне (то есть по дружбе с издательством) поднял на щит Илью Бояшова, неискренне (вот только непонятно почему) превознёс Лену Элтанг и т.д.

А уж какие подозрения того же плана (и, уверяю вас, куда более обоснованные) имеются у меня самого по поводу многих коллег по цеху!.. Непременно поделюсь ими, но как-нибудь в другой раз.

Если же принять всё-таки презумпцию критической невиновности, то получается, что у каждого из нас (ну, почти у каждого) своя неповторимая, сплошь и рядом противоречивая, даже парадоксальная структура личного вкуса.

Нас это, конечно, обеляет; но ориентирование продвинутого читателя на мнение критики (что так необходимо в нынешних суровых погодных условиях) тем самым обессмысливается.

Маканин, Прилепин, Терехов — вот почитайте совокупную критику и попробуйте сделать выбор, кого из них надо читать, кого можно и не читать, а кого читать не стоит ни в коем случае.

Ничего у вас не получится!

Новый порочный круг?

В какой-то мере — да; однако из него есть выход.

Ориентироваться надо не на критику, а на конкретного критика!

На Топорова?

Я этого не говорил. Хотя кому-то, может, на Топорова.

На Данилкина?

Кому-то, может, и на Данилкина.

Или на Белякова.

Или на Немзера.

Да на кого угодно!

Главное тут — найти «своего критика».

Методом проб и ошибок (и, разумеется, разочарований) надо выявить критика, оценки которого в подавляющем большинстве случаев совпадают с твоими, их фактически предугадывая, и в дальнейшем ориентироваться уже только на него.

Лет пятнадцать назад замечательный прозаик Михаил Кононов (умер в мае 2009-го) высказал мне забавную претензию:

— Вот знаешь, Витя, читаю я тебя — и процентов на восемьдесят я с тобой согласен. Но вот за остальные двадцать я бы тебя просто убил! Что мне делать?

— Что тебе делать? — отшутился я. — Поумнеть на последние двадцать процентов.

Отшутился, потому что 80% совпадений — это очень много. И, конечно же, я был для автора «Голой пионерки» его критиком.

В описываемой здесь структуре читательского выбора нет ничего оригинального. Именно так и читают на Западе, то есть ориентируясь на мнение своего личного критика. Потому что всего всё равно не прочтёшь, даже если денег хватает на все новинки. То есть у нас теперь (в очередной раз) настал этакий Запад поневоле. Или поцелуй через силу, по слову Венички Ерофеева.

Добавлю, однако, некоторое (уже моё собственное) ноу-хау. Тем же методом проб и ошибок подбираешь себе не только «своего критика», но и «своего антикритика». То есть такого, к оценкам которого относишься столь же внимательно, вот только всякий раз меняешь в них плюс на минус (и наоборот).

Я довольно много пишу о кино, но кинокритиком себя не считаю. Я продвинутый зритель, но никак не более того. И с удовольствием читаю блестящую кинокритику — от нашего часкоровского Игоря Манцова, допустим, до Лидии Масловой.

Но в том, что смотреть, а что нет (и, соответственно, какие DVD покупать), я ориентируюсь не на них, а на Михаила Трофименкова и Сергея Мостовщикова (автор имеет ввиду Юрия Гладильщикова - ред) . Причём Трофименков — мой критик (наши впечатления от фильмов совпадают как раз процентов на восемьдесят, если не на все девяносто), а Мостовщиков — мой антикритик.

Трофименков хвалит — я спешу посмотреть. Мостовщиков хвалит — заранее морщусь. Трофименков ругает — заранее соглашаюсь (впрочем, он редко ругает). Мостовщиков ругает — спешу посмотреть.

С Мостовщиковым я промахнулся вообще один-единственный раз, когда он разругал «Ворошиловского стрелка». Купив (ещё на VHS) и посмотрев картину, я — увы, с опозданием — сообразил: Мостовщиков разнёс её по кочкам не потому, что она ему не понравилась (наверняка понравилась!), а потому, что «патриот» Говорухин тогда баллотировался против Ельцина, и либерал Мостовщиков мочил его в сортире по принципу «не дай бог!».

С Трофименковым мы дружим, с Мостовщиковым я не знаком; и сказанное здесь отнюдь не означает, будто я попрекаю его отсутствием вкуса. Просто его вкус структурно противоположен моему. Но когда находишь критика со вкусом, противоположным твоему, это тоже становится ориентиром.

Итак, я призываю читателя, пока ещё не впавшего в окончательную нищету, не впадать и в панику, а вместо этого читать (и покупать) книги с большим разбором.

Ориентируясь на двух критиков: на «своего» и на «антисвоего».

И если это произойдёт, то основания для паники исчезнут и у издателя.