ИЗ ПЕРЕПИСКИ
ИЗ ПЕРЕПИСКИ
1
Многоуважаемый Владимир Емельянович!
Недавно мы с Вами встретились в Риме и долго разговаривали, стараясь выяснить наши общие точки зрения и наши разногласия. Тогда Вы мне предложили опубликовать в „Континенте" даже самую острую критику, ибо такая критика могла бы принести пользу и повести к взаимному уяснению наших точек зрения и к углублению проблем, которые нас более всего интересуют.
Когда я прочитал во втором номере „Континента" ответ Александра Солженицына на критику Сахаровым известного „Письма вождям", мне пришло в голову, что, возразив критически на этот ответ, мне, может быть, удалось бы выразить, по крайней мере частично, некоторые противоположные тезисы, касающиеся, как я думаю, не только одного этого документа, но и общей позиции определенного круга советских инакомыслящих, к которому, по правде говоря, я думаю, принадлежите и Вы, Владимир Емельянович.
Как я уже говорил Вам в Риме, меня - и не только меня - более всего беспокоит и огорчает трудность начать диалог между двумя крылами - так сказать, левым и правым - критиков советской модели социализма, диалог, который, я думаю, был бы очень полезен для обеих сторон. Вообще, сегодня обе стороны обвиняют друг друга в трудностях такого диалога.
Конечно, нельзя отрицать, что европейские левые вообще относились глухо к проблемам социалистических режимов и недостаточно понимали их, тем не менее самая характерная черта в ответе Солженицына Сахарову, по-моему, это очевидный отказ от диалога и желание только повторять свои собственные мнения, как окончательные и неизменные, при явной конфронтации с чужими мнениями.
Оставляя в стороне обвинение, которое Солженицын бросает в адрес „западной критики", когда пишет, что она даже не прочитала его „Письмо", обвинение, которое, на мой взгляд, содержит этот самый отказ от диалога, но которое трудно опровергнуть из-за его общего и крайнего характера, я буду сразу говорить лишь о том, что сам Солженицын считает главным пунктом расхождения между ним и Сахаровым, то есть: до какой степени важна „Идеология" в Советском Союзе?
В своем ответе Сахарову Солженицын долго уговаривает нас, что Идеология играет очень важную роль в СССР и, следовательно, Сахаров неоправданно считает ее - Идеологию - только выгодным фасадом для утверждения неограниченной власти вождей. По-моему, совершенно очевидно, что Солженицын не понимает - или не хочет понять, - что идеология, о которой он говорит, и идеология, о которой говорит Сахаров, не имеют ничего общего между собой. В основе разногласия между ними лежит тот факт, что Идеология советской модели социализма, по мнению Солженицына, совпадает с марксизмом, а по мнению Сахарова, она является только маскировкой и искажением истинного марксизма. Это, по-моему, и есть главный пункт, который нужно глубоко изучить, чтобы найти общий язык для плодотворного взаимного обмена мыслей.
Кроме западных левых, уже и Рой Медведев обвинил Солженицына в недостаточном знании марксизма, заметив, что приписывать марксизму все вины и ужасы сталинизма, может быть, демагогически и действенно, но совершенно бесполезно для положительной разработки проблемы.
Плодотворная дискуссия должна поэтому начаться с вопроса о марксизме и, я думаю, это, наверное, понимает и сам Солженицын, который не может игнорировать тот факт, что у западной мысли есть солидные аргументы, чтобы считать марксизм конечным этапом интеллектуального развития, которое берет начало от самого христианства, проходит через просветительство, идеалистическую философию, классическую политическую экономию и все главные компоненты модерной мысли и представляет синтез, который многим кажется самым богатым для сегодняшней мысли и вообще для сегодняшнего человека. Мне кажется совершенно ясным - и так должно бы казаться самому Солженицыну, - что до тех пор, пока отказываются считаться с истинной марксистской мыслью и остаются на поверхности, подменяя серьезный разговор демагогическими выпадами против марксизма любой диалог с самой живой частью социальной модерной мысли становится автоматически невозможным.
Второй, и по-моему основной, пункт разногласия между Сахаровым и Солженицыным (о других не говорю, чтобы не слишком растягивать письмо) - это вопрос демократии, которая является для Сахарова необходимым условием настоящего развития советских народов, как и любого народа. Для Солженицына же наоборот: ввести демократию в СССР - значит, идти на ненужный риск, которого следует избегать, потому что демократия несовместима с русской традицией и совсем не оправдала себя в 1917 году в России. Он даже считает, что демократия вообще является системой управления, не представляющей достаточных гарантий гармонического развития народов и находящейся на самой грани краха в Европе; причина этого - по Солженицыну - в том, что она - эта демократия - социально эквивалентна имманентной и безрелигиозной мысли, которая сегодня терпит поражение повсюду.
По этому поводу я бы хотел спросить Солженицына: понимает ли он, что таким образом он исключает все возможности начать диалог со всем живым в модерной и современной мысли и выступает не только против какой-то определенной формы демократического управления, а вообще против демократии, как права народа и человека управлять своей судьбой? Предпочитая демократии доброжелательный авторитаризм, он не понимает, что последний не в состоянии предоставить никакой гарантии „доброжелательности" и в любом случае приводит к угнетению, когда оказывается перед необходимостью поддерживать интересы каких-либо слоев населения в ущерб интересам других слоев.
Мне кажется, что Солженицын, отвергая диалог (возможно, из боязни, что его идеи не выдержат „боя" с идеями его „противников"), преграждает себе возможность - и это можно сказать тоже о его единомышленниках - внести положительный вклад в актуальную дискуссию о советской модели социализма, очевидно вредя таким образом самому делу, которое ему так по сердцу.
Я буду очень признателен, если Вы найдете возможным опубликовать это мое письмо в „Континенте".
С искренним уважением Ваш
Джанлоренцо Пачини
***
Дорогой господин Пачини!
Получил Ваше письмо, которое (вместе с моим ответом) мы непременно опубликуем в очередном номере „Континента".
Заранее скажу, что в системе Ваших доказательств есть целый ряд слабых мест, которые легко опровергаются.
1. В своем интервью в мае 1973 года (выдержки из него Вы можете прочитать даже в „Литературной газете" в статье некоего Корнилова из ТАСС) Андрей Сахаров прямо и недвусмысленно отмежевался от социализма как доктрины вообще. Так что противопоставление Сахарова Солженицыну в этом смысле весьма несостоятельно и выглядит натяжкой.
2. Солженицын нигде и никогда не заявлял себя противником демократии как таковой. Он лишь считает, что в переходном к ней периоде народы нашей страны, напрочь отученные за шестьдесят лет от всяких навыков демократической жизни, должны будут пройти через промежуточную форму общественного существования. В данном случае - форму (пользуясь Вашей терминологией) доброжелательной автократии. Но и эта программа для него не рецепт, а только гипотеза.
3. При нашей встрече я заявил Вам о принципиальной позиции „Континента": вести диалог со всеми, кто хочет его с нами вести. Но согласитесь (Вы же ученый и убежденный позитивист!), что разговаривать с людьми, у которых, по Вашим собственным словам, „есть солидные аргументы, чтобы считать марксизм конечным этапом интеллектуального развития", - это все равно, что дискутировать со знахарями, магами или параноиками с уклоном в манию величия. Здесь-то и таится главный порок не только Вашей позиции, но и марксизма вообще: считать себя истиной в последней инстанции. Отсюда все: непримиримость к инакомыслию, применение запрещенных средств в политической борьбе, а затем, после победы, как естественное следствие, - диктатура и концлагеря. Именно поэтому ни одна из форм социализма, будь то советская, китайская, кубинская или португальская (как известно, генерал Карвальо, начальник госбезопасности новой социалистической Португалии, во всеуслышание заявил, что революции надо начинать не с цветов, а с расстрелов инакомыслящих на стадионах), еще не показала нам ни одного примера политической терпимости или духовного плюрализма. Люди, считающие, что нашли окончательную истину, приходя к власти, неизбежно становятся палачами. И до чего же, дорогой господин Пачини, должен не уважать себя и других человек, считающий, будто историю земли можно увенчать какой-либо политической или экономической доктриной! Уверовать в такую нелепицу - означает повернуть ее, эту историю, вспять - к каменному веку, к растительному существованию, к обезьяне. И неважно, чем в конце концов будет вооружена эта обезьяна - палкой или самой утонченной кибернетической техникой.
Могу проиллюстрировать свои доводы опытом из наших с Вами взаимоотношений. Во время встречи в Риме Вы упрекали меня в том, что я дал интервью газете „Темпо". Генрих Бёлль, в свою очередь, сетовал на меня за то, что я (кстати сказать, будучи убежденным христианином и демократом) встречаюсь с членами фракции ХДС-ХСС и представителями их печати. Но никогда, нигде (а мне пришлось изъездить чуть ли не половину света) ни один так называемый консервативный деятель или журналист даже намеком не поставил мне в вину мои интервью левой прессе и мои встречи с левыми, а зачастую крайне левыми кругами.
Исходя из этого, дорогой господин Пачини, я хотел бы спросить у Вас: так какая же из этих двух противоборствующих сторон стоит сегодня за политический и духовный плюрализм?
Теперь немного о терминологии. Люди типа Солженицына, Синявского, Некрасова, Галича и Сахарова по праву считались и продолжают считаться в России лидерами левой оппозиции, потому что боролись и борются за духовную свободу и представительную демократию. Причем борьба эта, в отличие от борьбы левых на Западе, происходит не в уютных кафе и не с помощью абсолютно свободных и комфортабельно обставленных манифестаций, а в условиях жесточайшего террора и репрессий. Стоит только напомнить, что за свою деятельность большинство современных русских интеллектуалов платились и платятся смертью, каторгой, изгнанием. Если бы Вы знали, дорогой господин Пачини, с какой брезгливостью, с каким презрением произносит сегодня русский интеллектуал имена Шолохова, Кочетова, Грибачева, Софронова, а ведь все это писатели, фанатически преданные делу социализма, коммунизма, марксизма. И подобная реакция не имеет никакого отношения к сталинизму. Современные интеллектуалы России давно изжили в себе детскую болезнь борьбы с „культом личности". Реакция эта вызвана полным неприятием доктрины вообще. И мне, честно говоря, грустно, что архаическая теория, над которой у нас в стране смеются даже школьники, считается в среде образованного Запада „конечным этапом интеллектуального развития".
У Вас же здесь все наоборот: те, кто за демократию и свободу, - реакционеры и фашисты, а те, кто за диктатуру одного класса, за уничтожение личности в пользу коллектива, за террор против инакомыслящих (вспомните, например, недавние выборы в Миланском университете), величают себя авангардом прогресса и цветом современной мысли.
По этой причине и происходит то непонимание между изгнанниками из СССР и западными интеллектуалами, о котором Вы с такой горечью говорили во время нашей беседы. Но за ними, этими интеллектуалами, - только теоретические построения, а за нами - горький опыт миллионов и миллионов людей России и Восточной Европы, а опыт, как известно, убедительнее теории.
В ближайшем будущем (есть веские основания для того, чтобы это утверждать) народы России и Восточной Европы сбросят с себя кровавое иго никем не избранных диктаторов и тогда все станет на места. Слова обретут свое истинное значение. И белое назовут белым, а черное - черным. И я уверен, что на Суде Народов именно таких, как Александр Солженицын и Андрей Сахаров, назовут знаменосцами демократии и революционерами, а сторонники бессмысленной и суеверной догмы о мессианстве одного класса предстанут перед всем миром как мракобесы, реакционеры, душители свободы даже того самого класса, о котором они, на первый взгляд, так сильно теперь пекутся.
Простите, дорогой господин Пачини, но я плачу Вам откровенностью за откровенность!
Веря в Человека и его Божественное назначение, я и мои единомышленники из России категорически отказываемся согласиться с доктриной, провозглашающей себя „конечным этапом интеллектуального развития", откуда бы она, эта доктрина, ни исходила.
Если же это действительно так и чья-то очередная философская блажь восторжествует над свободным разумом, то человеческая история должна совершенно естественно завершиться всеобщим рабством орвелловского толка.
Но я и мои друзья-единомышленники твердо убеждены, что этого не случится, и свободный от духовных и политических суеверий Человек в конце концов победит мертвую рутину всех и всяческих политических догм.
С искренним уважением
Ваш
Владимир Максимов
2
Многоуважаемый Владимир Емельянович!
Посылаю на Ваш суд свою работу о России и ее судьбе. Заранее предупреждаю, что я чисто русский по происхождению, и поэтому меня трудно заподозрить в предвзятом русофобстве. Но, внимательно изучая отечественную историю, я все более убеждаюсь, что наши сегодняшне беды вытекают из нашей же национальной сущности. Трудно отыскать в мировой истории народ, который бы с таким пренебрежением относился к Праву, Законности, Человеколюбию. Одни его национальные герои, чего стоят! Все сплошь воры и разбойники: Пугачев, Болотников, Разин! Распространяться заканчиваю, остальное - в рукописи.
Ваш Д.
***
Многоуважаемый господин Д.!
Рукопись Вашу я прочитал с большим интересом. Не буду говорить Вам комплиментов, ибо, судя по препроводительному письму, Вас не надо убеждать в Вашей талантливости. Что же, каждый волен думать о себе все, что ему угодно.
Признаюсь, что после первых страниц я склонен был немедленно отправить рукопись в набор. К сожалению, только после первого десятка страниц, вслед за которыми начинаются Ваши пространные рассуждения о русском народе и его истории. Рассуждения, прямо скажем, далеко не новые и попросту банальные. И если Вы не были бы действительно талантливым человеком, мне не пришло бы в голову даже отвечать Вам: слишком уж много развелось сейчас в третьей эмиграции посредственностей с претензиями, сублимирующих свою творческую незадачливость черносотенным русофобством!
Мне только непонятно, почему одаренные люди поддаются этому патологическому поветрию. На мой взгляд, все народы и все нации, от папуасов до чукчей, абсолютно одинаковы в своих взлетах и падениях. Освежите в памяти, к примеру, историю Английской или Французской революции и Вы увидите те же ужасы, те же зверства, то же палаческое отношение к ближнему, то же возвеличивание мошенников и тиранов. (Ваш пример со Степаном Разиным малоубедителен. Легенды и сказки о „добрых" разбойниках - общее место в летописях и фольклоре любого народа.)
Маленькая иллюстрация: жениха Шарлотты Корде цивилизованные французы среди бела дня разорвали в клочья, а одна „гражданка", в припадке революционного патриотизма, на глазах у всех съела его сердце. Согласитесь, такого не только в „варварской" России, но даже в Золотой Орде не бывало. Поэтому, нам - интеллигентам (если мы себя таковыми считаем) - следовало бы не путать историческое понятие народ свнеисторическим понятием - толпа.
Теперь о революции и государстве. Насколько я знаю новейшую отечественную историю (смею надеяться, что я ее знаю не хуже Вас), Октябрь делали не только русские люди. Не одни только русские люди работали в ЧК, формировали продотряды, раскулачивали, устраивали процессы 36-38 гг. Уверен также, что не одни только национальные меньшинства составляли многомиллионную армию Архипелага. Скорее наоборот. Да и доктрина, которая питала эту вакханалию, совсем не восточного, а цивилизованного западного происхождения.
Разве русские, а не дивизия Киквидзе, почти полностью состоявшая из аборигентов, ворвавшись в Закавказье, истребила чуть ли не четвертую часть грузинского народа, в большинстве, интеллигенцию и дворянство? Разве русские, а не местные опричники узбека Икрамова и калмыка Городовикова, вырезали целые аулы в Туркестанском крае? Разве русские, а не латышские стрелки спасали Ленина 6-го июля 1918 года от неминуемого краха? Таких вопросов я мог бы задать Вам десятки, и они касались бы многих национальностей современной России.
Но, на мой взгляд, хватит сводить счеты. Нам всем, недавним выходцам из России и Восточной Европы, взять бы да и сообща повиниться в содеянном злодеянии, - тем более, что подавляющее большинство из нас или непосредственно участвовало в нем или дети тех, кто его содеял, - а не искать себе мальчика для битья, в данном случае русский народ, физическая величина которого была использована для совершения этого злодеяния.
Я никогда не страдал ни шовинизмом, ни национализмом, но все же горжусь, что и сейчас в самые, может быть, трагические (в духовном смысле) времена для моей родины (и может быть, для всего человечества) лидерами в смертельной борьбе с тоталитарным адом стали два великих русских человека - Александр Солженицын и Андрей Сахаров.
Самоутверждаться за счет другого народа - наиболее легкий, но весьма сомнительный способ для замещения комплекса неполноценности. Оставьте это легиону злобствующих неудачников, бросившихся за рубеж в поисках положения (которого им здесь никто не приготовил) и жажде славы (которой им здесь никто не припас).
Давайте начистоту. Представьте себе, что Вы бы написали то же самое о немецком, турецком, французском, еврейском или греческом народе и послали бы это в немецкий, турецкий, французский, еврейский или греческий журнал; уверен, что любой такой журнал обвинил бы Вас в расизме или фашизме. Так почему же каждый интеллектуальный нуль, оказавшийся за рубежом, не стесняется писать такое о русских и посылать свои писания в русский журнал? Ведь рано или поздно за это охотнорядство наизнанку тоже придется отвечать.
Заключаю. Если из Вашей рукописи будут исключены все места о „врожденных пороках" русского народа (что, впрочем, относится и к любой другой нации), то она - эта рукопись - может найти свое место на страницах нашего журнала. Ибо неизменный принцип „Континента": все народы и нации друг перед другом равны.
С уважением В. Максимов