VI

VI

Уловка мулата. — Слева парус! — Бретонец Ле Галль. — Интересная шхуна. — Двойная мина. — «Мщение!.. Мщение!..»

НАДОД ПРИНЯЛ БЕСПОВОРОТНОЕ РЕШЕНИЕ. С пылающей головой, но твердо и бесстрашно дожидался он последней минуты, чтобы исполнить задуманное.

Вдруг он почувствовал, что последняя доска обшивки, ограждавшая его от врагов, начинает тихо отделяться. Тогда без малейшего колебания он открыл люк своего тайника и головой вниз бросился в море.

Упал он прямо в лодку, наполненную подстерегавшими его матросами, и невольно вскрикнул от удивления и испуга.

Он сделал попытку встать и выпрыгнуть из лодки, но шесть сильных рук сейчас же обхватили его и удержали на месте.

— Попался, голубчик! — воскликнул старший матрос лодки. — Уж сиди лучше смирно, а то, пожалуй, тебе здорово влетит.

Боцманский свисток известил корабль о поимке злоумышленника.

Будучи человеком, бывавшим во всяких переделках, Надод быстро сообразил, что у него, быть может, еще есть возможность спастись. Он был загримирован превосходно и до такой степени походил на мулата, что не было ни малейшего повода заподозрить тут обман. Он успел в этом убедиться еще во время спуска «Дяди Магнуса». Хотя он прошел тогда раз двадцать мимо Грундвига, старый слуга Бьёрнов не обратил на него ни малейшего внимания, пока мулат не заговорил. Только звуки его голоса напомнили Грундвигу что-то знакомое, но и то смутно.

Он решил ни в коем случае не обнаруживать своей настоящей личности. Он скажет, что никогда не знал никакого Надода и лишь раз как-то слышал от Бартонов рассказ об этом легендарном человеке. На этой уловке Красноглазый основывал свое спасение и решил не выдавать тайны, хотя бы его подвергли жесточайшим пыткам.

На палубу прибежали Фредерик, Эдмунд и все матросы с офицерами. Грундвиг даже вскрикнул от удивления, увидев того самого мулата, который так заинтриговал его в день спуска «Дяди Магнуса».

— Мулат!.. Это мулат! — вскричал он несколько раз.

— Ты разве знаешь этого человека, Грундвиг? — спросил герцог.

— Нет, ваша светлость, но я его не в первый раз вижу. Во время спуска корабля он теснился в самой густой толпе и азартно ставил заклады…

— Против «Дяди Магнуса»?

— Нет, ваша светлость, — за него. Он выражал уверенность в успехе дела.

— Это странно, — задумчиво произнес герцог.

Затем, обращаясь к матросам в лодке, Фредерик Бьёрн приказал:

— Поднимите этого человека на борт!

Лодка подошла к бакборту. Пленника на веревках втащили на палубу и поставили под грот-мачтой.

Лже-мулат не сопротивлялся. Сгорбившись и съежившись, чтобы скрыть свой высокий рост, он стоял смиренно и покорно, ожидая допроса.

Появление пленника произвело очень странный эффект на всех присутствующих. Они ожидали увидеть бравого, энергичного молодца, а перед ними стоял какой-то съежившийся, жалкий, запуганный человечишка с довольно глупым видом. Надод с ловкостью опытного актера сумел в одну минуту изменить свой наружный вид. Ничто не напоминало в нем теперь смелого и кровожадного бандита.

Фредерик и Эдмунд разделяли общее чувство. Неужели этот самый человек держал их в страхе целую неделю? Фредерик Бьёрн с трудом этому верил, и через несколько минут ему пришла в голову мысль, что эта ничтожная личность ни в коем случае не могла быть главой заговора, а разве только орудием в чужих руках.

Грундвигу казалось, что мулат держался прежде как будто совершенно иначе, но он не решался это утверждать, не надеясь на свою память, так как видел мулата в тот раз лишь мельком.

Герцог приступил к делу и, чтобы подействовать устрашающим образом на мулата, велел боцману Гаттору приготовить солидный пеньковый галстук.

— Приготовить все для виселицы, — приказал герцог, — чтобы через десять минут повесить этого негодяя.

— Слушаюсь, ваша светлость, — ответил Гаттор.

— Ты слышал? — спросил Бьёрн, обращаясь к пленнику.

Тот сделал жест, означавший превосходно разыгранное равнодушие, и ничего не ответил. К тому же борода совершенно закрывала его лицо, так что в чертах его ничего нельзя было прочесть.

— Стало быть, ты не боишься быть повешенным? — продолжал Фредерик. — Ты к этому равнодушен?

— Да, — коротко отвечал пленник.

— Почему так?

— Я на это шел. Меня предупреждали.

— Кто предупреждал?

— Старый Сэм.

— Кого это ты так называешь?

— Главу фирмы «Сэмюэл Бартон и К°».

— Послушай, — сказал герцог, чрезвычайно заинтересованный, — вместо того чтобы отвечать на мои вопросы, не расскажешь ли ты нам сам, при чем ты был во всей этой истории?

— Зачем я буду рассказывать? Ведь вы все равно решили меня повесить. Мне нет никакой выгоды изменять тем, которые меня послали, — проговорил ложный мулат.

— Но ведь помимо казни бывает еще и пытка. Мы можем вздернуть тебя на дыбу.

— Попробуйте. Это ваше право, — равнодушно отозвался пленник.

Он знал благородство Бьёрнов и прямо бил на то, что они никогда не прибегнут к подобным мерам.

— Ты напрасно бравируешь.

— Я не бравирую. Вы говорите, что собираетесь меня пытать, а я говорю: ну что ж, пытайте. Что же я могу еще сказать? Ведь я в вашей власти.

— Для тебя самого будет лучше, если ты откровенно расскажешь все. Быть может, мы не найдем возможным казнить человека, бывшего лишь орудием в чужих руках, а заменим это наказание другим.

— В сущности я не питаю к вам никакой ненависти. Я вас даже и не знаю. Тем хуже для тех, кто поставил меня в такое положение… Извольте, я вам все расскажу. Я служил у Бартонов, заведуя их конторой в Гаване, как вдруг они меня вызывают в Глазго по важному делу. Как только я приехал, Сэмюэл Бартон, ничего мне не объясняя, так как будто бы дал клятву молчания, показал мне тайник, устроенный на вашем корабле, и сказал, что мне поручает взорвать клипер, лишь только он выйдет в море. Кроме того, мне было передано несколько угрожающих записок, которые я должен был подбрасывать вам, чтобы держать вас в постоянном страхе.

— Это гнусно! Это уж какая-то утонченная жестокость!

— Правда, это было ужасно… Я сначала отказался. Тогда Сэмюэл сказал мне со злорадной улыбкой: «Ты подписал смертный приговор своей жене и детям. Следующий же наш корабль возьмет на борт твое семейство под предлогом, что ты вызываешь его в Европу, и утопит его в море. А чтобы ты не вздумал болтать, мы сумеем устранить и тебя с нашей дороги». Что мне было делать? Долго я боролся, наконец уступил и, чтобы спасти жену и детей, согласился принять это гнусное поручение. Но так как мне страшно не хотелось убивать людей, которые мне ровно ничего дурного не сделали, то я и откладывал взрыв со дня на день. Вот и все. Больше я ничего не могу вам сообщить.

— Хотя мы не имеем возможности проверить первую часть твоего показания, но допускаем, что она правдоподобна. Что же касается второй части, то нам кажется, что ты сказал нам не всю истину. Ты откладывал взрыв вовсе не из великодушия, а просто потому, что сам шел на верную смерть. Ведь ты погиб бы вместе с нами.

— Вы ошибаетесь, господин командир, — отвечал ловкий негодяй. — Если я медлил, то единственно из боязни греха.

— Жаль, что ты не можешь этого доказать.

— Напротив, очень легко могу.

— Интересно знать, как бы ты это сделал? Честным людям верят в подобных случаях на слово, но тебе…

— Я не прошу, чтобы мне верили на слово, но я могу показать, как бы я поступил для того, чтобы спастись после взрыва.

— Говори. Мы слушаем.

Надод увидал вдали свою шхуну, которая лавировала, но не подходила. Он ее узнал, несмотря на расстояние, но на клипере ее продолжали принимать за «Леонору». У бандита зародилась в голове адская мысль… Он решился сжечь корабли и одним камнем убить двух зайцев — и самому спастись, и отомстить врагам.

— Объяснись же, мы тебя не понимаем, — повторил Фредерик Бьёрн.

— Это очень просто, — сказал мнимый мулат, пуская в ход последний козырь. — Видите вы этот корабль, лавирующий вдали?

— Видим. Это наш вспомогательный корабль «Леонора».

— Ошибаетесь, господин командир, — смело возразил бандит, — это шхуна, предоставленная в мое распоряжение старым Сэмом. Она все время шла сзади вашего корабля, и я постоянно переговаривался с ней сигналами. Хотите, я вам покажу, как это было?

Эдмунд сиял восторгом, оттого что его догадки и предположения оправдались во всех мелочах.

При последних словах мулата Фредерик наклонился к брату и тихо признался ему:

— Знаешь, мне не хочется вешать этого беднягу, хотя он и вступил со старым Бартоном в самую гнусную сделку, какая только может быть. Отчего не дать ему возможности привести в свою пользу смягчающие обстоятельства? Ведь это для нас нисколько не опасно.

— Я разделяю твое мнение и вообще стою за милосердие и пощаду, — отозвался Эдмунд.

Тогда, обратясь к мулату, Фредерик Бьёрн произнес:

— Позволяем тебе сделать опыт.

— Благодарю вас, господин командир, — поклонился бандит, не помня себя от радости, что его хитрость удалась. — Только нужно, чтобы на борту все было как обычно, а то на шхуне, пожалуй, догадаются. Вы видите, я вполне откровенен.

— Хорошо. Я сделаю нужные распоряжения.

— Благодарю вас, господин командир. Через полчаса вы увидите, что я сказал вам правду.

С этими словами Надод на глазах у всех отправился в свой тайник и, выставив руку из люка, принялся махать белым платком.

Сердце у него сильно билось. Заметит ли шхуна сигнал?.. Что, если не заметит и уйдет? Что, если на клипере кто-нибудь догадается о его хитрости?.. От этих тревожных дум на лбу Надода выступил холодный пот.

Вдруг он вскрикнул от радости: шхуна шла прямо на «Дядю Магнуса». Очевидно, она заметила сигнал.

Фредерик и Эдмунд тоже с интересом следили за маневрами шхуны.

Еще пять минут — и она столкнется с клипером; но нет, на ней матросы опытные, они этого не допустят.

— Она идет к нам очень решительно, — заметил Фредерик брату. — Должно быть, мулат сигналом показал ей, что можно приблизиться без всякой опасности.

— Вероятно, так, — согласился Эдмунд.

Оба брата прошли на нос клипера. Шхуна подходила к нему вплотную. На палубе ее в эту минуту было только четыре матроса с капитаном, стоявшим на мостике.

С обоих кораблей можно было теперь без труда переговариваться.

— Good morning, gentlemen! — крикнул капитан шхуны, притрагиваясь к фуражке при виде Фредерика и Эдмунда. — Добрый день, джентльмены!

— Good morning, captain! — отвечали братья.

— Very splendid weather and very good wind! — Прекрасная погода и ветер отличный! — продолжал капитан, ловко стараясь отвлечь на несколько минут внимание собеседников.

— Very good wind indeed! — Действительно, отличный ветер! — отвечал Фредерик и прибавил: — Are you going around the ship? — Вы хотите обойти кругом моего корабля?

Этого краткого разговора было достаточно для того, чтобы сцена переменилась.

Вместо ответа капитан шхуны звучно скомандовал:

— Ставь паруса!..

Шхуна в один момент покрылась парусами и, ускорив ход, прошла мимо самого клипера, почти касаясь его борта. В ту же минуту люк тайника открылся, и ложный мулат, как бомба, вылетел на палубу шхуны при громких рукоплесканиях ее матросов.

Капитан шхуны, маша фуражкой, насмешливо прокричал:

— Farewell, commodore, farewell! Splendid weather, good wind! — Прощайте, капитан, прощайте! Погода прекрасная, ветер отличный!

Пока он кричал эти слова, с кормы шхуны вдруг спрыгнул какой-то человек и, схватившись за бушприт «Дяди Магнуса», перебросился на его палубу.

Норландцы разом вскрикнули:

— Ле Галль!.. Это Ле Галль!

Это действительно был храбрый бретонец, унесенный волной и подобранный шхуной.

Все это совершилось в мгновение ока, прежде чем Фредерик Бьёрн успел что-либо сказать или сделать.

Да ему теперь было и не до возни с пленником и предательской шхуной.

Вскочив на палубу «Дяди Магнуса», Ле Галль закричал, как сумасшедший:

— Скорее! Скорее!.. Корабль взлетит на воздух через пять минут! Вы уничтожили мину, заложенную с левого борта, но осталась еще другая, на правом… Негодяй, наверное, поджег ее фитиль.

Эти слова были произнесены необыкновенно быстро. Ле Галль бросился по лестнице вниз, за ним сейчас же все остальные. Но Фредерик Бьёрн не растерялся и сообразил, что лишний народ, столпившись внизу, будет только мешать полезным работникам.

— Стой! — крикнул он. — Никто ни с места!

Его сейчас же послушались.

— Пусть сойдут вниз только корабельный и оружейный мастера и их помощники, — прибавил он.

В сопровождении упомянутых лиц он быстро сбежал в междупалубное пространство, где Ле Галль уже отдирал топором обшивку в каюте лейтенанта.

Эдмунд остался на палубе поддерживать дисциплину, что в подобную минуту было особенно необходимо.

— Скорее, господин мастер! Скорее! — кричал Ле Галль. — Если через три минуты вы не достанете фитиль, мы взлетим!..

Корабельный мастер изо всех сил рубил топором, отдирая обшивку. Она была сделана из крепкого норвежского дуба и почти не поддавалась.

Вдруг мастер с такой силой вонзил топор в крепкое дерево, что он застрял, и никак нельзя было его вытащить.

— Мы погибли! — вскричал Ле Галль.

— Гуттор! Гуттор! — не своим голосом завопил корабельный мастер, с лица которого в три ручья лился пот.

К счастью, богатырь находился тут же недалеко. Он понял, чего от него ждут, подскочил к стене, ухватился за топор и дернул его.

Топор отделился от стены вместе с доской обшивки ярда на три в длину.

Радостный крик вырвался из груди всех присутствующих. За обшивкой они увидели цинковый ящик, абсолютно похожий на тот, что был найден прежде, и с таким же точно просмоленным фитилем.

Оружейный мастер немедленно произвел над ним операцию заливания водой. Только что он окончил это, как фитиль вспыхнул у самого его лица и опалил ему бороду.

Минута промедления — и корабль был бы взорван.

Фредерик Бьёрн только теперь понял, какой опасности избежал он со своими товарищами, и побледнел, как мертвец. Чтобы не упасть, он вынужден был прислониться к стене, но минутная слабость скоро прошла, и он почувствовал такой прилив гнева, что, не посоветовавшись даже с братом, бросился, как безумный, на палубу, чтобы двинуть корабль в погоню за бандитами и должным образом их наказать.

Негодяям предстояло, неведомо для них самих, очутиться меж двух огней: вдали появилась «Леонора», шедшая к «Дяде Магнусу».

Волны во время шквала далеко отнесли ее от клипера. Когда бретонца Ле Галля смыло с палубы, море принесло его не к этой шхуне, а к бандитской. Его подняли на палубу чуть живого и привели в чувство. Он, однако, притворился очень слабым, чтобы избежать расспросов, прежде чем сам не узнает, в чьи руки он попал.

Когда наступило затишье, он притворился, будто заснул глубоким сном. Вокруг него разговаривали, не стесняясь. Из этих разговоров он узнал, что шхуна идет к «Дяде Магнусу», чтобы принять оттуда человека, которому поручено взорвать корабль. Поиски мины на клипере начались еще при Ле Галле, следовательно, то, что он услышал, не должно было его удивлять.

Один из матросов шхуны в разговоре выразил опасение, что фитиль может потухнуть на половине, не дойдя до мины.

— Этого нет основания опасаться, любезный, — возразил капитан. — Мины заложены с двух сторон, так что если одна не взорвется на правом борте, то взорвется другая на левом.

Ле Галль задрожал всем телом.

Он знал, что на «Дяде Магнусе» ищут мину только с одной стороны.

Бравый матрос решил выжидать событий и при первом удобном случае предупредить клипер о грозящей ему опасности.

Мы уже видели, что это ему удалось.

Герцог горячо поблагодарил бретонца и пообещал ему хорошую награду, после чего Ле Галль встал на свой пост.

Погоня началась. Предупрежденная сигналом «Леонора» начала маневрировать так, чтобы пересечь дорогу злодейской шхуне, которая, по-видимому, относилась к ее маневрам совершенно равнодушно, как бы ожидая, что клипер сейчас взлетит на воздух. На шхуне, очевидно, не знали, что вторая мина тоже отыскана.

Однако через некоторое время бандиты догадались, что на клипере произошло что-то необыкновенное, и приняли свои меры. Шхуна быстро покрылась парусами и понеслась прямо на оба корабля, намереваясь проскочить между ними. И «Леонора», и клипер скоро поняли, что в этой борьбе победа останется не за ними. На маленькой шхуне все было устроено так, чтобы обеспечить ей наибольшую быстроту. Она делала семнадцать узлов в час, а «Дядя Магнус» — только десять или двенадцать; «Леонора» была быстрее клипера лишь на два узла.

При таких обстоятельствах нечего было и думать об успехе погони.

Посоветовавшись с братом, Фредерик Бьёрн велел продолжать путь к Северу.

Показав свою быстроту, шхуна ловко повернулась и, не уменьшая скорости своего хода, стала снова приближаться к клиперу.

Какое было у нее намерение? Уж не собирается ли она последовать примеру Горациев и разделить врагов, чтобы сразиться с каждым порознь?

Нет, эта мысль была только смешна. Шхуна не могла меряться силами ни с клипером, ни с «Леонорой».

Гораздо вероятнее, что она намеревалась посмеяться над «Дядей Магнусом», пользуясь своим превосходством в скорости.

Действительно, она задумала что-нибудь в этом роде, потому что шла прямо на клипер. Это она могла сделать тем смелее, что пушки «Дяди Магнуса» были приспособлены только для пробивания льда, каковое обстоятельство не могло оставаться неизвестным для бандитов. По мере приближения шхуны матросами клипера овладевало все сильнейшее раздражение, но Фредерик и Эдмунд только улыбались с полным презрением к бессильному врагу.

Вероятно, читатель помнит, что герцог Норландский шутя спросил капитана шхуны, уж не собирается ли тот обойти вокруг клипера.

Обойти кругом корабль, идущий полным ходом, считается, по морским понятиям, таким оскорблением, которое не прощается никогда.

Не один раз бывало, что корабли обменивались пушечными выстрелами из-за этой, с виду такой невинной, шутки.

Матросы глухо роптали. Фредерик Бьёрн вынужден был на них прикрикнуть.

— Ребята, стоит ли волноваться? — обратился он к ним. — Неужели слону прилично обращать внимание на моську? Будь этот корабль одного размера с нашим, я бы принял бой, но при данных обстоятельствах гораздо лучше не обращать внимания на бессильную злобу ничтожного противника.

Голос любимого капитана сразу успокоил матросов. Бандитская шхуна совершила свое круговое движение при общем невнимании и презрении.

Но сцена этим не кончилась. Ободренная успехом своего ловкого маневра, шхуна, выходя в море, рассчитала свой ход так, чтобы пройти под ветром у клипера в каких-нибудь двух кабельтовых и тем довершить свое нахальное торжество. Она знала, что пушки для пробивания льда могут стрелять лишь на пятнадцать локтей вокруг корабля, и смело прошла под самым его носом.

Дерзкая шхуна проходила иронически-церемонно, как бы желая салютовать «Дяде Магнусу». Три матроса на палубе махали шапками, а двое остальных, стоя на реях, кричали:

— Ура, «Дядя Магнус»!

Все это было бы, пожалуй, очень смешно, если бы этой комедии не предшествовала трагедия. Фредерик и Эдмунд готовы были отдать десять лет жизни за то, чтобы иметь под руками готовую батарею для наказания негодяев.

Но комедия скоро опять перешла в трагедию.

На корме бандитской шхуны, когда она проходила мимо клипера, показался человек с черным знаменем в руках и, потрясая этим знаменем, прокричал:

— Мщение! Мщение!.. На жизнь и смерть!

Норландские матросы испустили дружный крик удивления и злобы:

— Надод!.. Красноглазый!

Надод гордо и молча шел, презрительно относясь к злобе врагов.

Проходя мимо Фредерика и Эдмунда, изумленных до последней степени, он вдруг протянул руку с боевым пистолетом.

Раздался выстрел.

Эдмунд упал на руки брата.

— Ах! — вскричал герцог. — Над нами проклятие!..

— Ура! Ура! — вопил Красноглазый. — Месть! Месть!..

Он с торжеством потрясал своим черным пиратским знаменем.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.